Покорившие судьбу - Кинг Валери (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
18
Месяц спустя, глядя, как ее супруг, прихрамывая, вошел в ее комнату, Джулия вдруг осознала, что после Рождества ее отношение к нему коренным образом переменилось.
Она сидела перед камином в одном из двух глубоких кресел, обтянутых голубым узорным шелком. Сухо пожелав ей доброго вечера, баронет опустился на соседнее кресло и положил на колени небольшой деревянный футляр для бумаг. Джулия приветствовала его в обычной сдержанной манере и снова вернулась к вышиванию, которое для удобства было разложено перед нею на подушке. Работа еще была не закончена, но вышитый павлин уже радовал глаз изяществом линий и яркостью красок.
Возможно, самое главное, что она сумела разглядеть за это время в своем супруге, было его умение проникать в самую суть людей и вещей. Именно это качество, вероятно, и помогло ему в свое время вернуть и приумножить фамильное богатство. Его способность по одному взгляду на человека безошибочно определить, о чем он думает и какие чувства владеют им в данную минуту, вызывала ее искреннее восхищение.
Постепенно Джулия научилась как бы видеть мир его глазами, и этот мир, в котором он жил и дышал, оказался совсем не таким, к какому она привыкла. Так, если она, взглянув на дерево, назвала бы его зеленым, то он скорее всего сказал бы, что листва у дерева темно-зеленая, с золотистыми крапинками на зубчиках и более светлой, матовой изнанкой, а клейкие молодые листочки бледно-зеленые, почти прозрачные.
Джулия пыталась думать, как он, и смотреть на людей, как он, и, кажется, в последнее время ей это стало удаваться. Более того, в ходе этих упражнений она начала мало-помалу избавляться от одного своего старого, еще детского представления, от которого, пожалуй, стоило избавиться: что жизнь можно разделить на кусочки и каждый из них вложить в отдельную аккуратную коробочку. Возможно, такой подход и годился бы для разучивания какой-нибудь музыкальной пьески или для того, чтобы лучше спланировать перестановку в комнате в преддверии лета или зимы, но к людям – и, в первую очередь, к самому сэру Перрану – он никак не подходил.
Да, за время замужества ей уже пришлось отказаться от многих привычных с детства коробочек, ибо баронет совершенно не соответствовал ее представлениям о жизни и, в частности, о супружестве. Прежде всего он не требовал от нее плотской любви. Зная, какими глазами мужчины смотрят на женское тело, она, естественно, полагала, что и интерес сэра Перрана к ней носит плотский характер. Однако это, по всей видимости, было не так. Он даже ни разу не поцеловал ее в губы.
Джулия решила во что бы то ни стало разрешить эту загадку. Желая понять причины такого отношения сэра Перрана, она начала присматриваться к нему гораздо внимательнее, чем раньше. В конце концов она убедилась в том, что он вообще никогда не смотрит на женщин – даже на полногрудую старшую горничную, в присутствии которой все лакеи начинали как по команде спотыкаться.
Лишь однажды он надолго задержал взгляд на декольте Джулии, и она, заинтригованная столь явным интересом, украдкой наблюдала за ним. В лице его, однако, ничего не изменилось, неожиданного прилива крови к щекам, или к ушам, или к шее, какое ей приходилось видеть прежде у других мужчин, тоже не последовало; он не ерзал на стуле и вообще не проявлял никаких признаков беспокойства. Когда, задумчиво почесав щеку, он вернулся к своей книге и перевернул страницу, она опустила глаза и обнаружила, что к белоснежному лифу ее платья пристала нитка ярко-красного вышивального шелка.
Этот эпизод очень ее позабавил.
Что ж, возможно, он предпочитает мужчин, подумала Джулия и продолжила свои наблюдения. Через некоторое время, не заметив за супругом никакого интереса и к представителям сильного пола, она вернулась к своему первоначальному выводу: видимо, и впрямь его единственное удовольствие состояло в том, чтобы позволять, воспрещать и таким образом властвовать над ближними.
Наконец, она подвергла его еще одному испытанию. По ее просьбе Габриела вооружилась ножницами и переделала несколько платьев, сильно углубив в них вырез. Сэр Перран тотчас заметил перемены, однако и тут не проявил ожидаемого интереса. Вместо этого он сначала посмеялся над Джулией, потом обвинил ее в нескромности, сказал, что даже старик Григсон во время обеда не мог оторвать взгляда от ее выставленных напоказ прелестей, и предупредил, что если она немедленно не сделает что-нибудь со своими неприличными платьями, ей придется сидеть в одиночестве в своей комнате.
Изучив его достаточно хорошо, Джулия не сомневалась, что в случае неповиновения так оно и будет. Габриела, которая к этому времени была уже осведомлена о полном равнодушии своего хозяина к супружеским обязанностям, презрительно фыркнула и села латать «неприличные» платья при помощи кружевных рюшей.
Так Джулия убедилась, что, вопреки ее представлениям, не все мужчины склонны к похотливости.
Но что, в таком случае, ей делать дальше? В девичестве она мечтала, что ее супружеская жизнь будет наполнена любовью и теплом, на деле же все сводилось к бессчетным указаниям: муж указывал ей, в какое время вставать и ложиться в постель, как одеваться, как говорить и какие пьесы играть на фортепиано. В итоге она больше чувствовала себя капризным ребенком, чем женой. Даже привычные обязанности по ведению хозяйства были теперь отобраны у нее: не посоветовавшись с ней, сэр Перран нанял новую домоправительницу, которая должна была отчитываться не перед хозяйкой, а перед ним самим.
Продолжая с видом образцового усердия – дабы супруг не заподозрил в ней посторонних мыслей – работать иглой, Джулия думала о том, как сильно она сама переменилась за короткое время после Рождества. Еще в ноябре она так терзалась собственным несчастьем, что, помнится, совсем потеряла аппетит и вздрагивала при каждом неожиданном звуке.
Теперь она уже не позволяла себе так распускаться. Она наблюдала и ждала. Как-нибудь она найдет способ наладить отношения с мужем, понять его, завоевать его доверие.
– Как продвигается работа? – осведомился сэр Перран.
– По-моему, эта птица больше похожа на голубя, чем на павлина, – отвечала Джулия. Она нарочно солгала, чтобы проверить, заметит ли он ее неискренность. Придав лицу подобающее выражение, она подняла глаза.
Сэр Перран никогда не обращал особого внимания на чрезмерно картинные жесты. Когда какая-то из сестер смеялась, откидывая голову назад, или начинала быстро-быстро обмахиваться веером, или улыбалась, или плакала, или горячо что-то доказывала – он этого почти не замечал. Зато он прекрасно замечал некие малозначащие мелочи, на которые другой на его месте вовсе не обратил бы внимания.
Джулия приподняла работу за углы и развернула к мужу, прекрасно зная, что он не заинтересуется вышивкой. И правда, сэр Перран не удостоил павлина ни единым взглядом, а продолжал смотреть на нее. Джулия, однако, не отвела глаз, не смутилась, не улыбнулась и никак иначе не выдала своих чувств.
Наконец, кашлянув, он раскрыл футляр, в котором у него хранились текущие бумаги.
Джулия неторопливо положила вышивание на колени. Она была очень довольна собой: всего несколько недель назад муж без труда догадался бы по ее лицу, что она либо лукавит, либо хочет от него что-то скрыть, сегодня же у него не возникло на этот счет никаких подозрений. Некоторое время она продолжала делать аккуратные стежки, потом вдруг застыла, глядя на ковер, и едва заметно шевельнула губами. Краем глаза она заметила, что сэр Перран поднял голову и смотрит на нее.
Джулия снова склонилась над работой. Да, теперь она понимала своего мужа гораздо лучше.
Мысли ее потекли назад, в недавнее прошлое. Как вышло, что он приобрел над нею такую власть? Она никогда не задумывалась над этим по-настоящему. Что он для этого делал? И как ему удалось нащупать все ее слабости?
Теперь, прожив с ним рядом не один месяц, Джулия догадывалась, что она с самого начала была для него как открытая книга, которую легко открыть на любой странице. Стоило ему только сказать ей доброе слово, и она послушно подставляла ему свои самые уязвимые места, чтобы он мог точнее нанести очередной удар и прочнее опутать ее своей паутиной. Откуда ей было знать, чем все это закончится, если во взгляде его всегда сквозила нежность, в словах доброта, а в поступках отеческая забота о ней? Ведь именно этого ей и ее сестрам так не хватало. Одна только Каролина заподозрила правду, да и то слишком поздно. К тому же эту правду ей нечем было подтвердить, так что ее предостережение не возымело никаких последствий.
