Честь - Шафак Элиф (версия книг TXT) 📗

– Слышал кто-нибудь, что копы заявили после? – усмехнулся Фарид. – Они назвали это спонтанно вспыхнувшим небольшим инцидентом.

– Вот суки, – рассеянно бросил Искендер.

Разговор прервался, когда к их столику подошел Аладдин, хозяин заведения, ширококостный приземистый мужчина лет пятидесяти. Одна нога у него была короче другой, и от этого он казался кособоким. Для каждого посетителя у него находилось доброе слово, и на лице его неизменно сияла улыбка. Правда, рукопожатием он обменялся только с Искендером. Спросил, как дела в школе, как поживает мать, как в эти трудные времена идут дела в магазине у дяди. На все вопросы Искендер отвечал почтительно, но кратко.

– Что будете есть? – спросил наконец Аладдин. – Твои друзья ничего не заказывали, дожидались тебя.

Искендеру было приятно это услышать.

– К нам должен подойти еще один человек, – сказал он. – Сделаем заказ, когда он придет.

Аладдин заковылял прочь. Проводив его глазами, Искендер повернулся к Азизу:

– Какие еще новости?

– Вчера на улице избили парня. Бенгальца. Его нашли истекающим кровью в нескольких шагах от дома Аршада. Это уже четвертый случай за месяц.

Искендер пожевал нижнюю губу. Лицо его было непроницаемым, как маска.

– Знаете, что бесит меня больше всего? – подал голос Сонни. – Эти расистские сволочи твердят, что они вовсе не расисты. Реалисты, вот как они себя называют. Хрен собачий они реалисты! Брехуны, которые боятся сказать правду.

Имя этого парня было Сальватор, хотя все звали его Сонни. Его семья перебралась в Хакни из маленькой сицилийской деревни. Он говорил по-английски так быстро и с таким жутким акцентом, что половина его слов оставалась непонятной для окружающих.

– Куда он запропастился, этот знаменитый трепач? – спросил Чико, нетерпеливо барабаня пальцами по меню. Отец Чико был марокканцем, мать – испанкой.

– Не называй его так, – вставил Азиз. – К людям надо относиться уважительно. Он требует, чтобы его называли Оратор.

– Не вижу разницы. Знаешь, как говорят? Дурак любит говорить, умный – слушать. А этот парень трендит всю дорогу. Вывод можешь сделать сам.

Искендер, нахмурившись, откинулся на спинку стула и сцепил пальцы рук, давая понять, что настало время перейти от пустого трепа к серьезному разговору.

– Он будет примерно через полчаса, – сообщил он. – Я решил, нам стоит собраться пораньше и кое-что обсудить. Дела принимают хреновый оборот. И надо быть полными идиотами, чтобы этого не замечать.

Чико опустил голову. Все остальные, возбужденно блестя глазами, закивали в знак согласия.

– Они хотят вышибить нас из этой чертовой страны, – продолжал Искендер. – Всех скопом – арабов, турок, итальянцев, ливанцев, пакистанцев… И что же, мы будем сидеть сложа руки и упражняться в остроумии? Наши родители поступают именно так и того же хотят от нас. Хотят, чтобы мы сидели и с улыбкой ждали, когда нас перестреляют. Но мы ведь не станем – верно?

– Конечно нет, – откликнулся Чико.

– Я уже слышал, как говорит этот парень. По части речей он мастер. Без шуток. Так что дайте ему высказаться. Если он вам не понравится, значит нам с ним не по пути. Так или иначе, он не из тех, кто, как страус, прячет голову в песок.

Тут открылась дверь и в кафе вошел Аршад. Сунув руки в карманы, он двинулся к их столику. Искендер изменился в лице, когда увидел, что вслед за ним идет девчонка.

– Какого черта ты притащил ее с собой?

– От нее было не отвязаться… – попытался оправдаться Аршад. – Сам разбирайся со своей сестрой.

Искендер прожег Эсму взглядом:

– Вали домой.

– И не подумаю, – заявила она.

Парни наблюдали за стычкой, с трудом сдерживая улыбки.

– Послушай, сеструха, ты начинаешь меня утомлять, – процедил Искендер. – Вали домой и не испытывай мое терпение.

– А чем я тебе мешаю? Просто хочу послушать, о чем здесь будут говорить.

– Хватит строить из себя упрямую ослицу. Говорят же тебе, девчонкам здесь не место.

– Это еще почему? Или эти чертовы скинхеды наезжают только на мужчин? Как бы не так! Женщинам тоже от них достается. И даже девчонкам. А значит, я должна быть готова дать им отпор.

– Она права, – заметил Азиз.

Вдохновленная поддержкой, Эсма взмолилась:

– Прошу тебя, брат, не надо меня прогонять.

Искендер покачал головой, но на этот раз менее решительно:

– Хорошо. Только уговор: рот на замок. Посмей только пикнуть, сразу выставлю вон.

– Заметано. Ели хочешь, я буду нема как рыба. Или даже как труп, – кивнула Эсма, изо всех сил стараясь скрыть обуревавшую ее радость. Все-таки она не удержалась и добавила: – Мне до смерти хочется взглянуть на этого парня. Наверняка я узнаю его, как только он войдет.

Предчувствие, как вскоре выяснилось, обмануло Эсму. Когда Оратор вошел в полупустое кафе, никто, включая Искендера, не догадался, что это он. Все ожидали появления статного мужчины неопределенного возраста, в одежде которого сочетались бы элементы традиции и экзотики. Конечно, глаза его должны были сверкать, как алмазы, а волосы живописно рассыпаться по плечам. А перед ними предстал тощий юнец лет двадцати с небольшим, с самым заурядным лицом, в самых заурядных потертых джинсах. Лишь когда он подошел к их столику и поздоровался, они поняли, что это пресловутый Оратор.

– Садись, пожалуйста, – пригласил Искендер и быстро представил всю компанию, за исключением Эсмы.

Они заказали еду: хумус [12], баба гануш [13], кебаб, фалафель [14]. Искендер наполнил тарелку гостя, хотя в этом, как оказалось, не было надобности: тот ел мало, как птичка. Все остальные, глядя на него, тоже умерили свои аппетиты, включая обжору Сонни.

Когда подали чай, Оратор заговорил. Голос у него был тонкий и пронзительный, каждую минуту он, подобно волне, то возвышался, то снова падал. Оратор говорил так гладко, что можно было подумать, будто он считывает свою речь с невидимой шпаргалки. Он охарактеризовал различные стадии капитализма. Заявил, что человечество вплотную приблизилось к Судному дню. «Мы дошли до самого края, – сказал он. – Близок тот день, когда прогнивший режим низвергнется в пропасть». Молодежь сегодня намеренно одурманивают наркотиками, чтобы она сохраняла покорность системе, утверждал Оратор. Потоки наркотиков, циркулирующие по всему миру, в значительной степени регулируются политиками. Для того чтобы держать молодежь в плену иллюзий, придумываются новые идеологии. Эти идеологии, всякого рода современные «измы», например феминизм, – те же самые наркотики. В лучшем случае снотворные таблетки.

– У меня есть тетя-феминистка, – вставил Сонни, недовольный тем, что ему не удалось до отказа набить брюхо. – Волосы у нее короткие, как у пацана. И она всегда ходит в брюках.

– От феминизма не больше пользы, чем от снеговика в Сахаре, – заявил Оратор. – И знаете почему?

– Потому что все феминистки становятся уродинами, – ответил Сонни. – Они даже ноги перестают брить. Противно смотреть на их мохнатые лапы.

Мальчишки захихикали, а Эсма сердито округлила глаза. Один Искендер продолжал смотреть на Оратора. Взгляды их встретились, и в них мелькнуло понимание. Оба были выше подобных ребяческих шуточек.

– Да, наш друг прав, – изрек Оратор. – Феминизм противоречит женской природе. Он лишает женщину привлекательности. Но это следствие, а не результат. А я спрашивал, почему он бесполезен для таких, как мы.

– Потому что феминизм – это западная выдумка, – ответил Искендер. – А нам их проблемы пофиг. Своих хватает.

Аладдин, подошедший к их столу с подносом, услышал эти слова и подозрительно вскинул бровь. Искендер моментально догадался, что Аладдин знает Оратора и относится к нему неодобрительно. «От таких пустобрехов, как этот, одни проблемы, – было написано на лице у хозяина кафе. – Забьет мальчишкам головы всякой ерундой, и они потом натворят дел». Оратор, словно ощутив исходившие от Аладдина волны неприязни, умолк и не произнес ни слова, пока хозяин кафе ставил на стол чайник и чашки.