Великие химики. Том 2 - Манолов К. (книга жизни TXT) 📗

Слава Фишера, непревзойденного экспериментатора и крупного теоретика, работающего в области органической химии, привлекла внимание многих университетов. Последовали приглашения из Аахена, Цюриха, Гейдельберга, Берлина [286]. Фишеру не хотелось покидать Вюрцбург, но Агнес и ее отец настоятельно советовали ему принять приглашение из Берлина.

— Это лучшее профессорское место среди всех университетов Германии, — говорила Агнес. — Да и столичный Берлин не идет ни в какое сравнение с другими городами.

— Это не только честь, но и признание твоих способностей, — поддерживал ее отец, — признание того, что ты — выдающийся ученый Германии. Отказ от этого предложения будет воспринят как заявление, что ты боишься стать во главе нашей химической науки. Нет, нет, не отказывайся, Эмиль, обдумай лучше свои условия и поставь их перед министерством. Если они действительно ценят тебя, то примут их, и ты сможешь все организовать по своему желанию.

Старый Фишер тоже рекомендовал сыну принять приглашение, и Эмиль Фишер, тщательно обдумав, выдвинул министерству свои условия:

— Здание института, построенное Гофманом, не удовлетворяет современным требованиям широкой экспериментальной работы, поэтому необходимо построить и оборудовать новое здание. Немаловажно и расположение помещений — оно должно быть удобным для работы.

— Но мы встретим серьезные возражения в министерстве финансов! В Берлинском университете было сделано немало открытий в области химии и безо всяких нововведений. Требовать строительства нового здания! Боюсь, что у меня не окажется достаточно аргументов для защиты вашего предложения, — возражал советник министерства.

— Это мое непременное условие, в противном случае я остаюсь в Вюрцбурге.

Переговоры закончились обещанием представителей министерства построить для Химического института новое здание, и Фишер принял предложение. Его место в Вюрцбурге занял двоюродный брат Эмиля — Отто Фишер.

Пока Фишер занимался переездом, Агнес увезла детей к своим родителям в Амбах: их второй сын был еще совсем крошечным и нуждался в особом уходе.

В Берлине Фишер временно поселился в старом доме, ожидая, пока господин Гофман освободит служебное помещение. Это создало большие неудобства, так как зима 1893 года была необыкновенно суровой, а Фишер должен был ходить в институт по нескольку раз в день. За те полчаса, что он добирался до института, он промерзал до костей. Опасаясь, как бы он снова не заболел, Агнес нашла выход — по ее настоянию, садясь в экипаж, Эмиль заворачивался в огромный тулуп.

Институт на Георгенштрассе располагал двумя большими аудиториями. Лаборатории и подсобные помещения находились позади аудиторий и соединялись с жилым зданием на Доротенштрассе. Здесь же находились и две частные лаборатории.

Исследовательская работа Фишера возобновилась немедленно так как вместе с ним из Вюрцбурга перебрались Лоренц Ах, который продолжал изучение пуриновых соединений, и трое молодых химиков — Гениш, Копиш и англичанин Кроссли [287]; последним предстояло закончить свои докторские работы. Они изучали сахара — синтезировали алкогольглюкозиды, исследовали ферменты, вызывающие распад глюкозидов [288].

Научные успехи окрыляли Фишера, но все больше и больше удручали семейные невзгоды. Холодный берлинский климат неблагоприятно отразился на здоровье сыновей — мальчики часто белели, Фишер, на собственном опыте убедившийся в том, что медицина не всесильна, чрезвычайно беспокоился за детей. Но самое страшное испытание было впереди — вскоре после рождения третьего сына Агнес заболела — у нее началось воспаление среднего уха. Специалисты настаивали на немедленной операции, но Агнес не соглашалась. Болезнь прогрессировала и скоро перешла в менингит. Операцию сделали, но было уже поздно — Агнес умерла. Это случилось в 1895 году.

Но тяжелая потеря не сломила Фишера. Поручив заботу о сыновьях преданной экономке и опытным учителям, Фишер с головой ушел в работу. Его давно интересовала проблема белковых веществ, однако он все не решался начать — столь сложны и разнообразны белки, являющиеся основной материей живой клетки, столь трудно изучение их свойств! В сущности методика экспериментов с белками пока не была разработана. Поэтому Фишер все откладывал опыты. Но теперь, когда исследования Сахаров и пуринов доведены почти до конца, стоило подумать и о белках.

Исследование структуры Сахаров, синтез глюкозы, фруктозы и других моносахаридов были действительно самыми значительными открытиями в органической химии. В 1902 году Эмиль Фишер был удостоен самой высокой награды, присуждаемой за научные открытия, — Нобелевской премии по химии [289].

Опыт, приобретенный при изучении Сахаров, при разделении их оптических антиподов можно было использовать в исследованиях белков, хотя здесь дело обстояло намного сложнее.

— Изучение белков начнем одновременно с двух сторон, — излагал Фишер план будущей работы своим сотрудникам. — Мы исследуем состав различных белковых веществ. В настоящее время единственный путь к решению этой задачи — гидролиз. Полученную смесь аминокислот мы разделим, применив метод, который разработал один из моих сотрудников — Теодор Куртиус, — этерификацию кислот спиртами и разделение афиров фракционной дистилляцией. Так мы разложим эфиры на аминокислоты, а потом определим состав соответствующих им белковых веществ. С другой стороны, попытаемся синт0зировать вещества, которые хотя бы по составу были похожи на белки. Что вы на это скажете, господин Фурно?

Француз Эрнст Фурно [290] приехал к Фишеру на стажировку, он специализировался по органическому синтезу.

— С удовольствием займусь этой работой, — сказал Фурно.

— В моей лаборатории уже разработан ряд методов синтеза, которые мы и применим к аминокислотам. Вы уже знакомы с одним из этих методов — обработкой кислоты пятихлористым фосфором с превращением ее в хлорангидрид. Если на полученное соединение подействовать другой аминокислотой, может быть, удастся найти условия, при которых две молекулы аминокислот соединятся в одну, более крупную.

Работа в лаборатории началась с необыкновенным энтузиазмом. Гидролизу были подвергнуты казеин — белковое вещество молока, и фиброин — белковое вещество натурального шелка. Полученную смесь аминокислот подвергали этерификации и фракционной дистилляции. В то же время Фурно сумел получить хлорангидрид ?-аминоуксусной кислоты, названной глицином за ее сладкий вкус. После многочисленных вариаций условий опытов было установлено, что хлористый глицил вступает в реакцию с этиловым эфиром этой же кислоты, а продукт омыления представляет собой глицилглицин. Это новое вещество Фишер назвал пептидом, точнее, дипептидом.

— Целью дальнейших опытов является синтез более сложных молекул — трипептидов, тетрапептидов, полипептидов…

Процессы протекали медленно. Приходилось многократно повторять опыты, при этом каждый раз молекула полученного продукта удлинялась еще на один аминокислотный остаток. Молекула полипептида постепенно росла — три, четыре, пять, восемнадцать аминокислотных остатков, связанных друг с другом таким же образом, как и в молекулах природных белков!

Весть об успехе этой работы — однообразной, кропотливой и очень длительной — поразила не только ученый мир. Торжествовало все человечество! В одном из сообщений, которые крупнейшие ученые по традиции делали перед Немецким научным обществом, Фишер, выступая в начале 1906 года, докладывал работу по аминокислотам, белкам и синтезу полипептидов. Он изложил основы созданной им полипептидной теории, которая остается в силе и сегодня: в белковых веществах аминокислотные остатки соединены пептидной связью [291].