Аргентинское танго (Игра до победы) - Дейли Джанет (книга бесплатный формат .TXT) 📗

— Я думала, что здесь кто-то живет, — сказала она. — И я решила, что он может помочь мне вытащить машину из грязи.

— Когда я не нашел вас ни в автомобиле, ни идущей пешком по дороге, я предположил, что вы скорее всего зашли сюда. — Рауль распрямился, сидя на корточках у костра, подождал, пока пламя достаточно хорошо разгорится, а затем стал подкладывать в огонь новое топливо. — Хотя я не был вполне уверен, что вы не пошли в противоположном направлении.

— Я была сердита, — сказала Лес.

Она не просила извинения за то, что доставила ему столько хлопот. Ее гордость все еще была уязвлена спором в яме для поло.

— Я это заметил, — сухо отозвался Рауль.

Лес не хотела опять начинать этого разговора или даже упоминать о нем.

— Что это за место? — спросила она. — Думаю, хижина какого-нибудь старого гаучо.

— Когда-то давно эта лачуга принадлежала крестьянину. Она пустует уже многие годы. Карлос Рафферти рассказывал мне, что до того, как я приехал в эти края, в хижине жила семья по фамилии Ортега, но более десяти лет назад они бросили домишко и отправились в Буэнос-Айрес искать работу.

Рауль переломил о колено две тонкие доски и положил их в костер. Он поднял глаза лишь затем, чтобы медленно обвести взглядом комнату. Выражение его лица было задумчивым и отрешенным. Заметив, что Лес наблюдает за ним с пристальным любопытством, он опять отвернулся к огню.

— Когда я был маленьким мальчиком, я жил в месте, похожем на это… может быть, только немного побольше. Или все дело в том, что я был маленьким, и оно казалось мне большим, чем есть.

Лес склонилась ниже над разгорающимся костром. Жар от огня шел такой слабый, что сидеть у огня было, казалось, еще холоднее. Она посмотрела на Рауля. Его влажная кожа мерцала в свете пламени, черные брови и густые щетинистые ресницы на фоне загорелого лица казались еще темнее. Лес попыталась представить Рауля маленьким мальчиком, играющим в комнате наподобие этой, но воображение отказывало ей. Образ не возникал. В безжалостной голубизне его глаз скрывалось нечто такое, что говорило ей, что Рауль видел в жизни очень мало нежности или улыбок. Да и самому ему, наверное, редко доводилось смеяться.

— Когда вы с матерью переехали в Буэнос-Айрес, могли ли вы даже вообразить, что когда-нибудь станете знаменитым игроком в поло? — задумчиво спросила она.

— Нет. — Рауль подбавил в огонь еще несколько щепок, укладывая их одну к другой, как шалашик. Затем, не поднимая лица от костра, неожиданно сказал: — Мы еще не уладили ситуацию с вашим сыном.

Глава 18

Лес вскочила на ноги, опрокинув шаткий стул.

— Я не желаю об этом говорить.

Она отошла от костра и присевшего возле огня Рауля и остановилась у окна, борясь с дрожью, вызванной наполовину гневом, а наполовину холодом.

— Если он будет у меня учиться, мы должны решить наконец этот вопрос, — спокойно, но твердо сказал Рауль.

— И в вашем понимании «решение» состоит в том, чтобы я согласилась не присутствовать на тренировках? — спросила Лес. — Или же вы хотите, чтобы я окончательно уехала отсюда?

Рауль даже не шелохнулся, продолжая по-прежнему смотреть на мерцающее пламя.

— Я хочу учить вашего сына играть в поло. И уже говорил вам, что это невозможно в вашем присутствии, которое отвлекает его. Думаю, что сейчас выбор за вами.

— Какой выбор? Неужели вы считаете, что я спокойно соглашусь с тем, что мне запрещают наблюдать за тренировками собственного сына?

— Почему вы разрешили ему записаться в эту школу? — спросил Рауль.

— Чтобы он смог улучшить свою игру, — быстро и решительно ответила Лес. — Я думала, что вы поняли это еще в Париже.

— В таком случае почему вы затрудняете ему обучение?

— Я не затрудняю!

— Нет, именно так. — Рауль глубоко вздохнул и отвернулся, словно сдерживая поднимающуюся в нем волну раздражения. — Возвращайтесь к костру, сеньора Томас, пока не промерзли до костей в мокрой одежде, — увещевающе сказал он.

Это официальное обращение неприятно задело ее. Когда Рауль несколько минут назад ворвался в хижину, он назвал ее по имени — Лес. Почему же теперь он вновь перешел к сухой чопорности? Она медленно подошла к костру, и Рауль, не вставая, протянул руку и поднял упавший стул, чтобы Лес могла сесть. Как бы она хотела, чтобы ее не волновало, как Рауль обращается к ней. Если бы он оставался для нее только тренером, владельцем школы и никем более…

Рауль подождал, пока она сядет.

— Вы неплохо знаете поло, — начал он. — Решительно лучше, чем большинство прочих любителей, что, как я уверен, является заслугой Джейка Кинкейда. Тем не менее ваших знаний недостаточно для профессионального уровня.

— Я никогда не утверждала, что знаю поло профессионально, — напряженно сказала Лес.

— В прошлом, вероятно, ваши советы были очень полезными для Роба. Я вспоминаю также наш разговор в Париже. Вы сказали мне, что желаете вашему сыну только самого лучшего. Вы действительно этого хотите? — с сомнением спросил он.

— Да.

— Тогда вы должны передать бразды правления мне. Вы не сможете научить его тому, чему могу научить я. А если попытаетесь, то это замедлит его развитие в спорте, — веско проговорил Рауль. — Это то, к чему вы стремитесь?

— Конечно, нет.

Лес тесно переплела пальцы. Она согнулась над огнем, поставив локти на колени и низко опустив голову.

— Два человека не могут по-разному объяснять ему, как нужно делать одну и ту же вещь. У него должен быть только один авторитет. Когда ребенок идет в школу, он оказывается отделенным от родителей и высшим авторитетом для него становится учитель. Если ребенка будут учить и дома, то может возникнуть конфликт. Родители скажут ему: вот это — правильно, а это — неправильно, и ребенок может этому поверить, до тех пор пока учитель не покажет ему нечто совсем противоположное. Но время будет потеряно. То же самое происходит и здесь, когда вы сидите на боковой линии.

— Я не стараюсь затруднить для него обучение. Я только хочу помочь, — стояла на своем Лес, хотя и видела, что в его словах есть правда.

— Тогда помогите ему тем, что не будете вмешиваться в занятия. Ведь я не прошу у вас чего-то чрезмерного. — Рауль пошевелил огонь палкой, подталкивая полусгоревшую головню к середине костра. — Я не говорю, что вы не можете обсуждать с ним то, чему он научился или как прошло занятие. Я только прошу вас не приходить на тренировки.

— Я понимаю все, что вы говорите, но я знаю Роба лучше, чем знаете его вы.

— И считаете, что любой учитель никогда не будет так же хорошо понимать вашего сына?

— Да.

Она знала, как Роб заставляет себя работать, иногда доходя до изнеможения, как это было сегодня.

— Хорошо это или плохо?

— Я не знаю. — Дождь, молотящий по металлической крыше, казалось, вторил путаным мыслям, стучащим в ее голове. — Дети имеют для меня очень большое значение. Вы не мать, и потому сомневаюсь, чтобы вы смогли понять меня.

— Когда ваш муж оставил вас, вся ваша жизнь сосредоточилась на них, не так ли? — проговорил Рауль, и Лес уловила в его голосе жесткие нотки. Губы его были крепко сжаты. — Материнская любовь тоже приносит утешение.

— Они — все, что у меня есть.

— У вас есть вы сама.

Взгляд Рауля был суровым и твердым. Лес почувствовала, что не может его вынести, и отвела глаза.

Пламя трепетало, потрескивая. Теперь идущий от костра жар согревал намного сильнее. Лес расстегнула «молнию» на своем жакете и сняла его, чтобы мокрая ткань не служила преградой теплу. Она повесила жакет на колено, чтобы огонь подсушил его, и стала смотреть на пляшущий перед нею огонь.

Не было никакого смысла объяснять столь независимому и самостоятельному человеку, как Рауль, насколько неполной и незавершенной она чувствует себя, оставшись в одиночестве. Как много потребностей, которые невозможно удовлетворить. И главное даже не отсутствие физической близости с мужчиной. Лес нужен не столько секс, сколько ласковые прикосновения или пара обнимающих ее рук, просто человек, который поддержал бы ее. Она нуждалась в том, чтобы ее любили. Роб и Триша — это все, что у нее есть, чтобы удовлетворить эту потребность.