Тайна «Прекрасной Марии» - Эштон Лора (читать книги без сокращений .TXT) 📗
— Хорошо, я так и сделаю, — ответила Фелисия. — Иначе я могу выбросить ее в окно за эту ложь.
Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его снова.
Когда они вернулись, Роман не был удивлен, увидев двигающуюся тень за колонной, после того как Фелисия прошла по веранде в дом.
— Подслушиваешь? — поинтересовался он.
— Если ты это так называешь! Мужчина, которого я жду, чтобы выйти за него замуж, предает меня с моей сестрой, — воскликнула Холлис.
— Стараюсь для тебя же, — согласился Роман. — Осмелюсь сказать, что ты переживешь это несчастье.
— Как ты смеешь! После того, что ты сделал со мной…
— Что ж, ты должна знать. Я действительно считаю, что нехорошо обошелся с тобой, — согласился он. — Но ты была настроена слишком решительно, Холлис, а я, боюсь, не слишком хорошо сопротивлялся.
— Я уверена, что папа примет это в качестве оправдания за надругательство над его дочерью.
— Я сомневаюсь, что можно испортить несуществующую добродетель, — ответил ей на это Роман. — Судя по тому, что ты рассказывала Фелисии. Но этому сейчас же будет положен конец.
— Я обо всем расскажу папе, — бросила она ему. — Он вызовет тебя на дуэль.
— Ему придется вызывать многих мужчин, — парировал Роман. — У него не хватит времени.
Он повернулся и ушел, оставив ее на веранде. Она сжала кулаки и хлопнула ими по колонне.
XXII. ТЕТУШКА КЛЕЛИ ЗАБОЛЕЛА
Баррет повернул ключ в двери белого коттеджа на Рампарт Стрит. Это был один из целого ряда одинаковых маленьких белых домов, аккуратно выкрашенный, с огороженным садом, красивыми занавесками на окнах, через которые иногда можно было видеть отблески позолоченного зеркала или добротного буфета из красного дерева.
Клодин нервно засмеялась, когда Баррет, схватив ее в охапку, перенес, как невесту, через порог. Она прижалась к нему, и ее новая шляпка съехала набок. Неужели это и есть то, что чувствуют белые девушки, выходя замуж?
Клодин засомневалась. Их кладут на большую кровать в родительском доме, под новый полог, украшенный амурами и прочими романтическими символами, и оставляют лежать, уставившись на него, пока не придет жених. Они, наверное, до смерти пугаются.
«Но мне не страшно», — сказала себе Клодин, когда Баррет опустил ее, и еще сильнее прижалась к нему.
— Взгляни-ка, дорогая, — сказал Баррет. — Нравится?
В маленькой гостиной на полу лежал толстый китайский ковер, стояли дорогие, благородные стулья темно-голубого цвета и небольшой диван, покрытый голубым вельветом. В красивой газовой люстре тихо мерцал огонь.
— Очаровательно. Как ты подобрал именно то, что мне всегда нравилось?
— Я спросил тетушку Клели, — ответил Баррет. — Мои познания в мебели ограничиваются тем, что я знаю, что стул — это то, на чем сидят, а стол — это то, за чем едят. У моей сестры Алисы есть совсем обшарпанный комплект стульев, оставшийся еще от нашей бабушки, и она думает, что то, что устраивало ее, подойдет и нам. Я не собираюсь этого терпеть, — добавил он.
Клодин вопросительно посмотрела на него, но он положил руки ей на плечи и посмотрел на нее серьезно. Глаза ее немножко косили — она стояла очень близко к нему. Она откинулась назад и засмеялась.
— Боюсь, я нагло соврал тетушке Клели, радость моя, — признался Баррет. — Я снял этот дом только на три месяца.
Клодин растерялась.
— Как? Ты же обещал ей бывать в Новом Орлеане шесть месяцев в году и сказал, что мне нужен собственный дом. Баррет, ты не передумал?
Баррет мертвой хваткой обнял ее за талию.
— Только не насчет тебя. Никогда не передумаю насчет тебя. Но чем больше я размышляю об этой договоренности, тем больше она мне не нравится. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной весь год, а не шесть месяцев, и я не могу завести себе любовницу в Чарлстоне. Так не пойдет. Алису инфаркт хватит, когда я скажу ей, что половину своего времени буду проводить в Новом Орлеане, потому что если меня не будет так долго на плантации, сразу станет происходить черт знает что. Даже уже стало. Так что, когда я вернусь в Чарлстон, вкалывать придется до седьмого пота. Но у меня есть куда лучшая мысль, только я не хочу, чтобы ты сразу, не подумав, говорила «нет», поэтому я пока ничего говорить тебе не буду.
Он поцеловал ее в кончик носа.
— Ну а пока дом в нашем распоряжении, и мы будем умело им пользоваться. Хочешь посмотреть остальные комнаты?
«Начнем со спальни, — подумала Клодин. — А насчет остального мы подумаем». Баррета она была готова разорвать на кусочки — сначала напугал, потом создал ореол загадочности. Медленно и основательно она исследовала гостиную, затем через арку прошла в зал. Ковер вишневого цвета и круглое зеркало, исказившее их лица до смешной неузнаваемости.
Клодин состроила Баррету физиономию и выскочила в чулан, где в стеклянном буфете чинно располагался столовый сервиз от Лимогез. За чуланом была кухня с современной плитой и насосом, подающим воду из резервуара. Клодин сочла подобные удобства сомнительными, прикидывая, насколько близко ей придется с ними познакомиться.
— Я нанял повара и служанку, — сказал Баррет, словно читая ее мысли.
— Да? Шарман, — твердо ответила она, — потому что я могу только отваривать яйца, а с такой плитой я скорее подожгу себя, нежели…
Баррет обнял ее за талию.
— Господи, на что же ты вообще годишься? — спросил он и засмеялся.
— Может, когда-нибудь и узнаешь, — сказала Клодин, и огонек озорства зажегся в ее глазах. Отодвинувшись от него, она добавила:
— Только сначала я осмотрю весь дом.
Баррет снова потянулся к ней, но она засмеялась и побежала вверх по лестнице.
Наверху размещались две просторные спальни и гардеробная, а также была еще одна комната без мебели, видимо, детская. Баррет не пустил ее внутрь этой комнаты.
— Мои дети должны воспитываться в моем доме.
Он уже давно так решил, но в этом нужно было еще убедить Клодин. Инстинктивно он понял, что она может стать более уступчивой после того, как исчезнут нервозность и страх перед неизвестным. Ведь это первый день их пребывания вдвоем вдали от всех. Да и у него самого голова, может, будет работать лучше, — решил он с досадой.
Клодин, не замечая ничего вокруг, кроме элегантной мебели в своей новой спальне, с обожанием разглядывала ее.
Баррет обнял девушку, воодушевленный ее радостью от того, как он все обставил. У него была куча денег. Почему бы, собственно, Клодин не жить в таком гнезде, которое бы ей нравилось? Он поцеловал ее, жесткие поля шляпки упирались ему в глаза.
— Сними ты ее.
Клодин подчинилась. Она поймала себя на мысли, что испуга как не бывало. Непривычные ощущения, взбудораженные в ней Барретом, толкали к действию. Ведь человек, которого она обнимала, был по-прежнему любимым Барретом, веселым, добрым, сильным. Его руки бродили по ее спине и плечам, там, где еще никто никогда до нее не дотрагивался, и она безумно желала, чтобы именно он делал это. Он никогда бы не смог быть настоящим кавалером, необходимым атрибутом любовных романов, по которым вздыхали ее подруги. С Барретом было как-то иначе, более интимно, более наяву. Он уже давно завоевал ее сердце, и теперь она не могла дождаться момента, когда он завоюет ее тело.
Она засмеялась и прижалась к его груди, пока он, вытащив шпильки из ее волос, распустил их, словно шаль на ее плечах. Он начал расстегивать пуговицы сзади на ее платье, и ей даже не пришлось вспоминать уроки тетушки Клели о том, что мужчине очень нравится, когда женщина встречает его желание таким же сильным своим. Ее руки сами по себе потянулись к его куртке, а затем к рубашке, играя, дотрагиваясь, нащупывая с интересом. Баррет расстегнул длинную вереницу пуговиц на манжете ее королевского одеяния, развязал тесемки нижней юбки и сбросил и то, и другое на пол.
Затем он послушно ждал, пока она снимет с него рубашку. Мускулистые плечи и грудь его были для нее неожиданностью. Пока она воевала с пуговицами его брюк, он так прошелся пальцами по ее спине и позвоночнику, что она задрожала. Со всей силы потянула за непослушную пуговицу. Вдруг Баррет просунул свою руку ей между ног так, что она подскочила и рухнула ему на грудь.
