Любовник богини - Арсеньева Елена (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
«Ладно. Отдайте мне жену – и я оставлю вас в покое, – мысленно посулил Василий кому-то, будто откупался. – Ей-богу, клянусь Святым Господом нашим и… чем хотите, хоть Шивой, хоть всеми вашими Брамами, вместе взятыми, – уйду. Оставайтесь с англичанами, возитесь с ними, играйте! Только они вам еще накрутят хвоста – они ведь такие же упертые, как вы, и скоро вы узнаете, кто для кого – пария!»
Как стемнело, он снова пустился в путь. Луна шла где-то рядом, за горами, однако Василий приказал себе не думать о том, что она скоро выглянет. Тем более что вполне хватало ясного звездного света, чтобы убедиться: мост поднят. Ну разумеется! Что же, ты полагал, подойдешь к воротам, загрохочешь кулачищами, будто Иван-царевич, добравшийся до Кащеева замка: «А ну, отдавай мою ненаглядную, а коли нет, мой меч – твоя голова с плеч!»?
Куда там! Прилетит копье из тьмы – тут и поляжешь, и Варенька даже не узнает, что ты был здесь, звал…
Нет, путь один – тайный. Если изловчиться перебраться через ров, дальше будет проще.
Он стоял в тени пальмы, прислонясь к ее стволу, и от всей души надеялся, что если кто-то увидит его с крепостной стены, то примет за шального демона – или лесного разбойника, который стоит здесь от нечего делать, желая насладиться очаровательными часами ясной ночи.
В том-то и беда, что ночь ясная и вокруг нее, в прошлое и будущее, – череда таких же ясных ночей. Сейчас бы тот ливень, что обрушился под Малоярославцем… тогда они подкрались к мусью, словно небо их извергло вместе со струями дождя, громом и молнией! Показалось даже, что фортуна уже повернулась к русским лицом, – однако это лишь показалось. Потом они отходили до самой Москвы, и тоскливое предчувствие поражения смотрело им в лицо с небес очами солнечными, лунными, звездными…
Нет. Не думать о неудаче! Думать о победе – и как ее взять, эту победу.
Темная вода ниже краев рва лежала неподвижно. Кажется, что-то маслянисто поблескивало на отлогом противоположном берегу, а может быть, и нет. Не стоило думать о жутких обитателях рва, и Василий осторожно пошел по берегу, ведя взором по краю стены, пытаясь отыскать место, где она окажется пониже, а берег – повыше. Он дошел почти до обрыва, за которым сразу начинались джунгли, когда увидел заметный спуск.
Кивнул удовлетворенно: это было то, что он искал! Когда они с Варенькой шли в сад… нет, правильнее будет сказать, когда их конвоировали в сад смотреть розу роз, он почти неосознанно запомнил это место: стена понижается, а ров как бы чуть уже. Сейчас ему не казалось, что расстояние значительно меньше, но все равно – цепи должно хватить.
Эту цепь не иначе оставили в арсенале Мертвого города добрые боги, благосклонные к безумцам – даже пришлым из России. Там было много таких гремящих проржавевших клубков: в основном цепи для слонов, тяжеленные и оттого бесполезные. Эту он нашел уже ночью, отчаявшись и решив, что придется срезать лианы. Лианы, да… а он все-таки потяжелее обезьянок, да еще со всех сторон обвешан оружием. Но эта цепь выдержит его тяжесть – роскошная, легкая, великолепная цепь, выкованная, чудилось, из единого куска металла, потому что скрепленья звеньев на ней были почти неразличимы. Хорошо, если и неразмыкаемы… Хорошо, если она не устала от веса тех многих мужчин, тяжесть которых выдерживала раз за разом, когда они, раскрутив ее, бросали прикованную к ней когтистую лапу на крепостную стену, а потом лезли, упираясь ногами и перехватывая руками, держа в зубах кривой нож, оперив кисть хищным пятипалым вагхнаком, в любой миг готовые метнуть лезвие чакры!..
Вся разница между этими храбрецами и Василием состояла в том, что для них цепь была подъемным вертикальным мостом – а ему нужен навесной горизонтальный. Поэтому он заставил себя не думать о том, насколько крепки звенья цепи, а весь сосредоточился на ее длине. Около пятнадцати аршин – чертовская была тяжесть! Должно хватить.
Он стал под пальму, прижался к стволу. Сложил цепь у ног бухтой, как лодочную веревку. Грохот, конечно, стоял… или ему казалось? Ну, теперь уж отступать некуда. Взялся за край с когтями, раскрутил – бросил цепь сильно вперед и вверх.
Когти страшно, чудовищно, будто железная лапа ракшаса, вытянутая из ночи, просвистели, процарапали тьму и с глухим, скрежещущим ударом зацепились за край стены.
«Сейчас набегут!» – подумал Василий с замиранием сердца. Однако в крепости по-прежнему царила тишина.
«Напились все, что ли? – усмехнулся мрачно. – Ну, я вас похмелю!»
Цепи только-только хватило, чтобы захлестнуть ее вокруг ствола пальмы. Сноровисто действуя табаром, он забил секиру с двойным лезвием в ствол: теперь цепь не сползет, не ослабеет даже под той мощной тяжестью, которую ей предстоит выдержать.
Ему казалось, что он хоронит боевых друзей, когда отложил в сторону некоторое количество своего арсенала. В первую очередь расстался со щитом. Хорошая штука, и спину ему в пути верно защищала, однако это оружие для обороны – Василий же собирался нападать. Ничего, правую руку ему закроет латунная рукавица, а левую… как-нибудь, ладно.
Защелкнул пояс с огромной пряжкой и гибкой стальной петлей. А может быть, эти неведомые воины – ну, кто сложил в подвале оружие, – каким-то образом знали, что именно может понадобиться для штурма крепости Такура одному сумасшедшему русскому… который еще и на свет не родился, когда его уже ожидал сей отменный боеприпас? Ну, коли так, спаси вас бог, братушки!
С силой потянул петлю, потом опробовал ее, поджав ноги и повиснув всей тяжестью, – вроде держится, нигде не скрипит, слабины не дает. Подошел к краю обрыва – и, перекрестившись, с тихим шепотом:
– Господи, спаси и сохрани! – шагнул во тьму, мелко и быстро перебирая в воздухе ногами, а руками перехватывая цепь.
На спине у него столько всего оставалось навьючено, что нечего было и пытаться закинуть ноги на цепь и перебираться на всех четырех конечностях, подобно тому, как ленивец перебирается по длинной ветке. Хорошенькое для него обозначение, особенно сегодня, после такого марш-броска… Нет, он не ленивец, хотя, может быть, такой же глупец, как этот вечно полусонный зверек. Надо надеяться, что там не навострены стрелы, за зубцами стены: мишень он сейчас – лучше не надо, и, если в него выпустит хотя бы по две-три стрелы каждый лучник, к утру Василий сделается похожим на огромного ежа, висящего над пропастью. Или сердитого дикобраза. Мертвого, но сердитого…
Он нарочно старался занимать себя мыслями о всякой ерунде, чтобы не думать о боли в руках, изрядно-таки отвыкших от подобных упражнений. Пожалуй, придется попросить у госпожи Фортуны еще одной уступки: ему нужна будет хотя бы маленькая передышка после того, как доберется до крепостной стены, – передышка для рук, разминка, не то он даже камышинку не поднимет, не говоря о тяжеленной ханде! Тем паче о боевом табаре… который на самом деле топор.
Как это сказала Варенька?
Он скрежетнул зубами и таким мощным, неожиданным рывком послал свое тело вперед, что едва не вывернул левую руку из плеча. Изо всех сил старался не думать пока, зачем, собственно, он здесь, не думать о Вареньке, зная, что ее имя будет как прикосновение раскаленного лезвия к открытой ране, однако такого приступа боли даже не ожидал.
«Как это она говорила? – проползло коварное воспоминание. – Светас – свет, дева – богиня…»
От неосторожного рывка его несколько раз повернуло, и луна, как раз в это мгновение выглянувшая из-за гребня джунглей, насмешливо и торжествующе взглянула ему прямо в лицо.
О, она знала, что сразу победит… она и победила сразу! Человек медленно разжал руки и, если бы не металлическая петля, защелкнутая вокруг его пояса, рухнул бы в ров, откуда уже с готовностью высунулась длинная, маслянисто блеснувшая морда. Жадно приоткрылся глаз, жадно разинулась пасть… щелкнули зубы, схватив только бессонную глупую мошку, еще дальше выставилась из воды голова, зубы, чудилось, удлинились в два раза… разочарованно клацнули: добыча слишком высоко!
