Западня - Воинов Александр Исаевич (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
До встречи с Тюллером оставалось не больше часа. Приходили покупатели, и Егоров неторопливо взвешивал яблоки, капусту и зеленый лук.
Тоня сидела в кладовке и прислушивалась к разговорам, которые вел Егоров с покупателями. Нет, даже не прислушивалась. Просто глядела перед собой, ни о чем не думая. А где-то в глубине души нарастало тревожное предчувствие недоброго. Что знает Петреску?.. Что-то он несомненно знает!
Резко звякнул колокольчик.
— Килограмм ранета! — услышала Тоня мужской голос.
— Одну минутку, господин! Мадам, с вас три марки…
Шелестела бумага. Очевидно, Егоров заворачивал покупку. Снова колокольчик, и Тоня услышала сдавленный от волнения голос Егорова.
— Что случилось?
Тоня вышла в лавку. Там, привалившись к стойке и устало облизывая сухие губы, стоял Дьяченко; правой рукой он придерживал брезентовый вещевой мешок, по-видимому довольно увесистый.
— Дайте глоток воды!
Пока Дьяченко пил из жестяной кружки, Тоня и Егоров тревожно выжидали. Наконец он напился и стукнул кружкой о прилавок.
— Что случилось, спрашиваете? А то, что разобрался я наконец с Камышинским! Всех вас Штуммер обвел вокруг пальца, вот что!
— Как это? — Тоня смотрела на потное лицо Дьяченко. — Не слишком ли много ты на себя берешь, Дьяченко?
— Не слишком много! Не слишком! — Он вновь придвинул к себе кружку, заглянул в нее, словно опять изнывая от жажды. — Камышинского, если хотите знать, вовсе и не выпустили.
— А как же он тогда оказался в Люстдорфе? — удивленно спросил Егоров.
— В том-то и дело, дорогие детки, что его передали с рук на руки. Есть у нас Гаврилюк, он в тюрьме дежурил как раз в тот день, когда Камышинского освобождали. Он мне и рассказал, что был получен приказ выпустить Камышинского лишь после того, как к начальнику караула явится человек.
— Ну и что? — Тоня иронически усмехнулась.
— Никакого письменного распоряжения и в помине не было! Понятно? Просто боялись, что Камышинский сбежит. Ищи его тогда!.. Вот его и повели от самой тюрьмы… А где-то в центре города уже зацепили накрепко…
— Эх, Дьяченко! — воскликнула Тоня. — Опоздал ты со своими рассказами! Камышинского на моих глазах убили. И знаешь кто? Коротков!
— То есть как? Коротков, выходит дело, предатель?
Егоров усмехнулся:
— Стопроцентный агент гестапо! И мы это тебе как полицаю сообщаем, официально.
— Ну, дела!.. — проговорил Дьяченко. — Вы знаете больше, чем мы в полиции… Вот что, ребята! Треба изготовить небольшую машинку. Есть возможность подорвать гестапо.
— Ты что, с ума сошел? — Егоров постукал пальцем по потному лбу Дьяченко. — Ты нам своей затеей все дело угробишь! Если гестапо взорвется, то и помолвка Фолькенеца полетит к черту! Брось эту авантюру!
Дьяченко снова приложился к кружке, а затем с сердцем бросил ее о прилавок.
— Не ломай кружки! — сказала Тоня.
— Да как же вы не понимаете? Это дело не менее серьезное, чем помолвка, — взорвался Дьяченко. — Я уже три раза конвоировал туда арестованных и высмотрел местечко в подвале, где паровое отопление. И доступ туда у меня есть. Чего молчите? — Дьяченко усмехнулся. — Когда, говорите, помолвка?
— Завтра.
— Ну, так гестапо взорвется послезавтра утром! Это вас, надеюсь, устраивает?
Егоров и Тоня ничего не ответили — они видели, что теперь уже Дьяченко никто и ничто не остановит.
— А где хозяин лавки? — по-деловому осведомился он.
— Пошел на встречу с Коротковым, — ответил Егоров. — Сегодня назначена совместная операция. На товарной станции будут освобождать пленных…
— Мама дорогая! Теперь понятно, почему с утра пленных отправили на работу! А нас предупредили, чтобы их не очень удерживали, если начнется заваруха. Двух-трех для порядка убить, а остальных не трогать.
— Скажи, а к той группе, которую ты привез с аэродрома, кого-нибудь добавляли? — спросила Тоня.
— Трудно понять, — сказал Дьяченко. — В лицо всех разве запомнишь! Но зачем же все-таки вам нужно было варить эту кашу, если известно, что Коротков предатель?
— Его скоро не будет, — сказал Егоров.
— Ах, вот как! Ну-ну…
Егоров обернулся к затихшей Тоне:
— Завтра ровно в восемь утра придешь к входу в Александровский сад. Я сообщу тебе окончательное решение Савицкого.
Он скрылся в подсобке, а вернулся с двумя вальтерами. Один сунул себе в карман, другой протянул Тоне.
— Заряжен!
Уголки ее рта дрогнули, она молча взяла револьвер и спрятала его в карман пальто.
Егоров и Дьяченко, заперев лавку «на переучет», еще долго возились с каким-то небольшим фанерным ящиком из-под турецкого инжира.
— Теперь турецкий инжир будет с начинкой. — Дьяченко быстро развязал вещевой мешок и осторожно извлек из него две желтоватые шашки тола. — Прекрасно! А сюда поставим взрыватель… Эй, Егоров! — крикнул Дьяченко в подсобку. — Мыло найдется?
— Найдется, — отозвался Егоров. — Зачем оно тебе?
Тоня подошла поближе. Впервые она видела самодельную мину замедленного действия. Очевидно, Дьяченко действительно научился этому искусству.
Дьяченко ткнул пальцем в неширокую щель:
— Вот видишь, справа — взрыватель. Слева — боек на пружине. А между ними — паз для прокладки. Сюда можно заложить кусок сахара рафинада, да он слишком слаб. А мне нужно обеспечить замедление на несколько часов… Пластинка мыла как раз подойдет. Когда буду устанавливать, налью в паз воды, постепенно мыло разрыхлится, боек под напором пружины ее и пронзит. Хлоп по пистону! Здравствуй, моя тетя, и прощай… Понятно? Тогда помоги найти в этом ковчеге доску для крышки.
Они стали копаться под прилавком в поисках подходящей доски. В это время Егоров торопливо вышел из подсобки и заглянул в ящик.
— Нужно мыло? — переспросил он.
— Да, совсем маленькую пластиночку, — ответил Дьяченко из-под прилавка.
— Сейчас! — Егоров покопался в углу стеллажа, вытащил большой кусок мыла, быстро отрезал узкую пластинку и осторожно вмял ее в паз. — Смотри не надорвись, Дьяченко. Ящик-то велик!
Дьяченко вылез из-под прилавка красный от натуги.
— Куда вы все крышки подевали?
— Нашла! — Тоня разыскала наконец среди каких-то мешков кусок фанеры.
Дьяченко тут же схватил, примерил и даже крякнул от удовольствия.
— Ай да турки! Тара у них что надо! А ты, Егоров, молодец — сообразил, куда мыло засунуть.
— Быстрее, Дьяченко, быстрее! Некогда! Мне надо уходить.
Дьяченко торопливо набросал поверх тола инжир и осторожно прижал крышкой.
— Братцы, молитесь, чтобы я нигде не споткнулся.
— Смотри под ноги, — сказал Егоров, вынимая из кармана ключ. — А куда ты идешь?
— На Французский бульвар! — Дьяченко осторожно поднял ящик. — Так и норовит, собака, грохнуться… Ну, ребята, прощевайте!.. Гестапо взлетит, когда я буду на задании. Останусь жив — встретимся!
— Дай я тебя поцелую, Дьяченко! Не сердись на меня. — И Тоня внезапно поцеловала его в полную, лоснящуюся от пота щеку.
Дьяченко покачнулся и чуть снова не уронил ящик.
— Черт побери! Еще один такой поцелуй — и мы все трое вознесемся в рай!
— Слушайте, вы! — строго сказал Егоров. — К лавке и близко не подходите!.. Возможно, уже установлено наблюдение.
По лицу Дьяченко поползли красные пятна, он подкрался к окну и долго вглядывался в каждого прохожего.
— Д-да, — пробормотал он, — с этим ящичком можно засыпаться.
— Пойдешь через кладовку во двор и сквозь щель в заборе проберешься на другую улицу.
— Так они же видели, что я сюда вошел!
— Решат, что проглядели.
— А как же я? — спросила Тоня.
— Уйдешь, как пришла. Вот, забирай кулек с яблоками… Я с этой минуты перехожу на нелегальное положение.
— Где же ты будешь ночевать? — вырвалось у Тони. — На Пересыпи показываться нельзя!..
— Где-нибудь переночую. Надо еще предупредить Бирюкова. Прямо голова идет кругом. Ну, Тоня, выходи первая.
Стукнула откинутая щеколда. Тоня вынула из кулька яблоко, откусила и неожиданно улыбнулась:
