Рога - Кинг Джозеф Хиллстром "Хилл Джо" (список книг txt) 📗

Затем он встал на колени у приставного столика. Менора стояла на обрывке грязного пергамента с надписью на иврите большими печатными буквами. Свечи в меноре сильно обгорели, образовав вокруг ее латунного основания целый лес восковых сталактитов и сталагмитов. Фарфоровая Мария — очень симпатичная еврейка в синей одежде — благочестиво опустилась на одно колено перед ангелом Господним — высокой жилистой фигурой в одеянии, похожем на тогу. Она тянулась вниз — видимо, к его руке, хотя фигурки стояли таким образом, что она трогала его золотое бедро и вроде бы тянулась к его члену. Божий посланник взирал на нее с высокомерным неодобрением. Второй ангел стоял чуть в стороне спиной к ним и, подняв к небу лицо, скорбно дудел в золотую трубу.

Какой-то шутник добавил к этой композиции серокожего инопланетянина с черными, фасетчатыми, как у мухи, глазами. Он стоял рядом с Марией и словно нашептывал что-то ей на ухо. Эта фигурка была не фарфоровая, а резиновая, похоже — по мотивам какого-то фильма; Иг подумал про «Близкие контакты». [34]

— А по-какому это написано? — спросила Меррин; она подползла и встала на колени рядом с ним.

— Иврит, — сказал Иг. — Это филактерия.

— Хорошо, что я сейчас на пилюле, — сказала Меррин. — А то ты забыл надеть свою филактерию.

— Филактерия — совсем не это.

— Я знаю, что не это, — сказала Меррин.

Иг ждал, улыбаясь каким-то мыслям.

— Так что же такое филактерия? — спросила Меррин.

— Ее евреи носят на голове.

— А я думала, что это ермолка.

— Нет, это совсем другая вещь, но ее евреи тоже носят на голове. Или, может быть, на руке, я точно не помню.

— И что там написано?

— Не знаю. Что-то из Писания.

— Похож на твоего брата, — сказала Меррин, указав на ангела с трубой.

— И совсем не похож, — сказал Иг.

Впрочем, если подумать, этот ангел с широким чистым лбом и благородными чертами лица и вправду сильно смахивал на Терри, играющего на трубе. Хотя Терри в жизни бы так не оделся, ну разве что на карнавал.

— И что же все это такое? — спросила Меррин.

— Это алтарь.

— Чего? — спросила Меррин, кивнув на инопланетянина. — Ты думаешь, это святилище инопланетян?

— Не знаю. Может, для кого-то эти фигурки очень важны. Может, они не дают о ком-то забыть. Я думаю, кто-то выстроил этот домик, чтобы в нем молиться.

— Я тоже так думаю.

— А ты хочешь молиться? — машинально спросил Иг и судорожно сглотнул, ощущая, что предложил ей нечто непристойное, нечто такое, что она может посчитать для себя оскорбительным.

Меррин взглянула на него из-под опущенных ресниц и лукаво улыбнулась, и ему впервые пришло в голову, что Меррин видит в нем некую сумасшедшинку. Она взглянула по сторонам, на окно, занавешенное колышущимися осенними листьями, на обветренные, освещенные солнцем стены, затем снова взглянула на Ига и кивнула.

— Конечно, — сказала она. — В тысячу раз интереснее, чем молиться в церкви.

Иг сложил ладони, опустил голову и открыл было рот, но Меррин его остановила.

— А чего ты не зажег свечи? — спросила она. — Тебе не кажется, что мы должны создать здесь обстановку благочестия? А то мы ведем себя так, словно это декорация для порнофильма.

В ящике стола нашелся мятый, весь в пятнах коробок спичек со странными черными головками. Иг чиркнул спичку, и она с шипением загорелась, выкинув язык белого пламени. Он стал передвигать ее от фитиля к фитилю, зажигая по очереди свечки. Однако расторопности ему не хватило, и на девятой свечке пламя подобралось к его пальцам. Он отбросил свечку, а Меррин вскрикнула.

— Господи, Иг, — спросила она, — ты не обжегся?

— Все в полном порядке, — сказал Иг, шевеля пальцами.

И все действительно было в порядке. Ему было ничуточки не больно.

Меррин закрыла спичечный коробок, хотела отложить его в сторону, но вдруг что-то заметила.

— Ха, — сказала она.

— Что?

— Ничего, — сказала Меррин и спрятала спички в ящик стола.

Затем она склонила голову, сложила ладони вместе и стала ждать. От вида ее обнаженной кожи, и гладких обнаженных грудей, и копны темно-рыжих волос у Ига перехватило дыхание. Он никогда еще не чувствовал себя таким голым — даже раздеваясь перед ней впервые. От того, как она терпеливо ждала, чтобы он начал молиться, его охватило сладостное иссушающее чувство, почти невыносимая любовь.

Совершенно голые, они стали молиться. Иг просил Господа помочь им хорошо друг к другу относиться, помочь возлюбить окружающих. Он просил Господа уберечь их от всякого зла и вдруг ощутил, как рука Меррин скользит по его бедру, ласково проникая между ногами. Он крепко зажмурился, ему потребовалось немалое усилие, чтобы закончить молитву. Когда он сказал «аминь», Меррин повернулась к нему, сказала «аминь», прижалась губами к его губам и притянула его к себе. Они вновь занялись любовью, а потом задремали друг у друга в объятиях, ее губы уткнулись в его шею.

Когда Меррин в конце концов села — убрав с себя руку Ига и попутно его разбудив, — дневное тепло уже рассеялось, в древесной хижине потемнело. Меррин наклонилась, прикрывая рукой белые груди, и стала копаться в своей одежде.

— Вот черт, — сказала она, — пора уже бежать. Мама и папа ждут нас к ужину. И не могут понять, куда это мы подевались.

— Одевайся, я задую свечи.

Иг сонно наклонился к меноре — и неуютно поежился от странного диковатого чувства. Все это время он не замечал еще одну фарфоровую фигурку — дьявола. Дьявол стоял у основания подсвечника и, подобно древесной хижине, скрывавшейся за завесой листьев, прятался среди восковых сталактитов, так что не заметить его было очень просто. Люцифер покатывался от хохота, стиснув в кулаки свои красные руки и закинув голову к небу. Он словно плясал на своих козлиных копытах. Его желтые глазки закатились, выражая безумный восторг.

От вида фигурки дьявола руки и спина Ига покрылись гусиной кожей. Вроде бы просто новый элемент кем-то расставленной китчевой сценки, он, однако, имел какое-то другое значение; Иг его сразу возненавидел, искренне пожалел, что наткнулся на него взглядом. Эта пляшущая статуэтка была ужасна, видеть ее было не к добру, и ставить сюда тоже было не к добру, в ней не было ничего забавного. Иг неожиданно пожалел, что вообще здесь молился. Ему вдруг показалось, что температура в древесной хижине упала градусов на пять. Только это совсем не показалось: солнце спряталось за облако, в комнатушке сразу потемнело и сделалось зябко. Ветки закачались от сильного порыва ветра.

— Жаль, что пора уходить, — сказала Меррин; зайдя за спину Ига, она натягивала шорты. — Воздух здесь просто удивительный.

— Да, — согласился Иг неожиданно хриплым голосом.

— Прощай, наш райский уголок, — сказала Меррин, и тут что-то громко ударилось в люк, заставив их обоих вздрогнуть и вскрикнуть.

Люк ударился о стоявшее на нем кресло с такой силой, что вся хижина задрожала.

— Что это? — испуганно спросила Меррин.

— Эй! — крикнул Иг. — Эй, есть там кто-нибудь?

Люк снова ударился о кресло, кресло сдвинулось на несколько дюймов, однако осталось почти на прежнем месте. Иг бросил испуганный взгляд на Меррин, и оба они схватились за одежду. Иг торопливо влезал в обрезанные джинсы, Меррин застегивала лифчик. Люк снова ударился о кресло, еще сильнее, чем прежде. Все фигурки подпрыгнули, статуэтка Марии упала. Дьявол алчно взирал из своей восковой пещеры.

— Кончай это, на хрен! — крикнул Иг; его сердце выскакивало из груди.

«Дети, — думал он, — ну точно, долбаные дети». И сам же в это не верил. Если это дети, почему они не хохочут? Почему они не попадали с дерева и не убежали с истерическим хохотом?

Иг оделся и взялся было за кресло, чтобы отодвинуть его в сторону, — и вдруг осознал, что боится это сделать. Он приостановился и посмотрел на Меррин, которая надевала кроссовки и застыла.

— Давай, — прошептала она. — Посмотрим, кто там.