Последняя песня - Спаркс Николас (мир книг .txt) 📗
— Я видела витраж сегодня утром, он почти готов.
— Почти, — кивнул отец.
— Они уже знают, как его установить?
— Нет. Все еще ждут денег, чтобы до конца восстановить церковь. Не хотят устанавливать витраж, пока все не будет готово. Пастор Харрис боится, что какие-то вандалы могут швырнуть в него камнем. Пожар сделал его крайне осторожным.
— Возможно, на его месте я тоже была бы осторожна.
Стив вытянул ноги, но тут же поморщился и снова согнул.
— Что с тобой? — встревожилась Ронни.
— Просто много времени провожу на ногах. Джона требует, чтобы до его отъезда витраж был закончен.
— Он прекрасно провел лето.
— Ты так думаешь? — улыбнулся отец.
— Вчера он сказал, что не хочет возвращаться в Нью-Йорк. Мечтает остаться с тобой.
— Он хороший мальчик, — кивнул отец и, поколебавшись, спросил: — Скажи... а ты? Тоже хорошо провела лето?
— Очень.
— Благодаря Уиллу?
— Благодаря всему. Я рада, что мы с тобой помирились, — призналась Ронни.
— Я тоже.
— Так когда ты приедешь в Нью-Йорк?
— Пока не знаю. Как дела пойдут.
— Ты так занят? — хихикнула Ронни.
— Да нет, не очень. Но знаешь что?
— Что?
— Ты классная молодая леди. Никогда не забывай, что я очень тобой горжусь.
— Чем вызвана похвала?
— Сам не знаю. Просто последнее время я тебе этого не говорил.
Ронни положила голову ему на плечо.
— Ты тоже ничего, па.
— Эй! — воскликнул он, показав на гнездо. — По-моему, начинается.
Ронни вскочила. Как и предсказывал Уилл, Эллиот и Тодд взволнованно бегали вокруг гнезда, а толпа притихла.
Все происходило в точности как описывал Уилл, только на самом деле оказалось куда более волнующим. Ронни, подобравшаяся ближе, видела все: как треснуло первое яйцо, потом второе, третье... яйца зашевелились, и наконец на свет появилась первая черепашка и принялась выбираться из гнезда прямо по яйцам.
Под конец стало невозможно понять, что творится, отличить одну черепашку от другой. Пять, десять, двадцать... потом множество черепашек упорно стали ползти к выходу. Как спятивший пчелиный рой, сидевший на стероидах.
Асам вид крошечных доисторических созданий, пытавшихся выбраться из дыры, то и дело скользивших вниз, карабкавшихся друг на друга, пока одна наконец не выбралась на волю! За ней последовали остальные и дружным строем поползли по положенной канавке на свет фонарика, который держал Тодд, стоявший у самого прилива.
Какие они маленькие! И как же смогут выжить? Океан просто поглотит их, уничтожит! И так и случилось, когда они добрались до воды и прибой стал бросать их и швырять, а они то всплывали на поверхность, то тонули, пока не исчезли из виду!
Ронни стояла рядом с Уиллом, крепко сжимая его руку, невероятно счастливая, что провела столько ночей у гнезда и сыграла скромную роль в этом чуде рождения новой жизни. Подумать только: долгие недели ничего не происходило, а все, чего она так ждала, закончилось в несколько минут!
Стоя рядом с парнем, которого любила, Ронни ощущала, что до сих пор никогда и ни с кем не делила подобного волшебства.
Час спустя, обменявшись взволнованными восклицаниями, еще раз обсудив случившееся, Ронни и Уилл попрощались с работниками «Аквариума», расходившимися по машинам. Если не считать канавки, ничто не напоминало о случившемся. Даже скорлупа нигде не валялась. Тодд собрал ее, чтобы изучить толщину и проверить на наличие химикалий.
Они пошли к дому. Уилл обнял ее за плечи.
— Надеюсь, твои ожидания оправданны.
— С лихвой, — кивнула она. — Но я все время думаю о черепашках.
— Они в порядке.
— Не все, — возразила она.
— Не все, — согласился он. — Пока не вырастут, врагов у них предостаточно.
Несколько минут они молчали.
— Но мне все-таки грустно, — вздохнула Ронни.
— Это круговорот жизни. Помнишь?
— Не нуждаюсь в философии из «Короля льва», — шмыгнула носом Ронни. — Лучше бы ты мне солгал.
— Ну, в таком случае... — хмыкнул он. — Все выживут. Все пятьдесят шесть. И умрут они исключительно от старости, прожив куда дольше своих собратьев.
— Ты правда так думаешь?
— Конечно! — заверил Уилл. — Они наши детки. Они особенные.
Она все еще смеялась, когда на заднее крыльцо вышли отец и Джона.
— Итак, после всей этой глупой суматохи, — объявил Джона, — и став свидетелем всей этой истории от начала до конца, я просто обязан высказаться.
— И что ты хочешь сказать? — поинтересовался Уилл. Джона широко улыбнулся.
— Это. Было. Так. Здорово.
Ронни рассмеялась, кое-что вспомнив, но при виде озадаченного лица Уилла пожала плечами.
— Семейная шутка, — пояснила она. И тут отец закашлялся. Громкий клокочущий кашель и приступ, как тогда в церкви, никак не проходил. Он кашлял и кашлял, так, что сотрясалось все тело. Схватился за перила, чтобы не упасть.
Ронни видела искаженное страхом и тревогой лицо брата. Уилл оцепенел, не в силах пошевелиться.
Отец хотел было выпрямиться. Изогнул спину, пытаясь остановить приступ. Поднес ладони ко рту и кашлянул еще раз. А когда набрал в грудь воздуха, казалось, что дышит он сквозь воду. Потом снова вздохнул. И опустил руки.
В продолжение нескольких самых длинных в жизни секунд Ронни не могла двинуться. Не могла заговорить. Лицо отца было залито кровью.
Стив
Смертный приговор ему вынесли в феврале, когда он сидел в кабинете врача, всего час спустя после очередного урока музыки.
Он снова стал преподавать, когда перебрался в Райтсвилл-Бич, так и не сделав карьеру пианиста. Через несколько дней после переезда пастор Харрис, не спрашивая, привел к нему в дом многообещающую ученицу и попросил сделать ему одолжение. С его знанием человеческой души было легко понять, что Стив растерян и очень одинок. И единственный способ помочь — дать ему новую цель в жизни.
Ученицу звали Чен Ли. Родители преподавали музыку в Университете Северной Каролины, и в семнадцать лет девушка обладала превосходной техникой, но не умела вложить в музыку собственную душу. Она была серьезной и милой, и Стив немедленно проникся к ней симпатией. Чен Ли с интересом слушала его, беспрекословно выполняя все указания, и много работала. Он ждал ее приходов и подарил на Рождество книгу о конструкции и изготовлении классических фортепьяно, то, что, как ему казалось, ей понравится. Но несмотря на радость, которую Стив испытывал, снова занявшись преподаванием, он с каждым днем все больше уставал. Уроки выматывали его, вместо того чтобы придавать энергию. Впервые в жизни он стал спать днем.
Постепенно эти часы отдыха все удлинялись, а просыпаясь, он часто корчился от боли в животе. Как-то вечером, готовя чили на ужин, он ощутил кинжальный удар боли и согнулся так резко, что сковорода полетела на пол. Томаты, бобы и куски говядины разлетелись по всей кухне. Пытаясь отдышаться, он все яснее понимал: с ним творится что-то неладное.
Он записался на прием к доктору, потом вернулся в больницу сдать анализы и сделать рентген. Наблюдая, как пробирки наполняются кровью, он вдруг вспомнил об отце и убившем его раке. И неожиданно понял, что ему скажет доктор.
Во время третьего визита он обнаружил, что был прав.
— У вас рак желудка, — бесстрастно сообщил доктор. — И судя по снимкам, он дал метастазы в легкие и поджелудочную железу.
Стив машинально отметил, что, несмотря на внешнее спокойствие, в его голосе звучали сочувственные нотки.
— Уверен, что у вас много вопросов. Но позвольте сказать, что дело плохо.
Онколог был участлив и мягок, но признался, что сделать ничего нельзя. Стив знал, что и он ждет вопросов в надежде, что это несколько облегчит ситуацию.
Когда умирал отец, Стив прочитал много специальной литературы. И знал, что это такое, когда метастазы расползаются по телу, из желудка в поджелудочную и легкие. Понятно, что шансы на выздоровление равны нулю.