Без очереди в рай - Вежина Диана (читать книги полностью TXT, FB2) 📗
— Знакомый вариант. Сама с таким встречалась.
— Вот именно. Да, следует сказать, что старушка ей и ключи доверила — так, удобства для, на всякий случай. Та, как водится, в один прекрасный день нашла старушку мертвой, а в квартире явно кто-то пошукал. Соседка, как положено, вызвала милицию, показала, что в квартире пропало кое-что — серебро столовое, к примеру, на самом деле — мелочи, нечего там по большому счету было брать. Такая вот картинка получается.
— И что же?
— Ну, небезызвестный нам Козлов был рад грешить на серию — в хронологическом порядке это оказался третий эпизод с запутками. Но закавыка заключалась в том, что судмедэксперты злодейства не увидели. Кража, получается, была, а убийства типа как и не было. Как тебе?
— Не знаю. Так и что?
— Ничего. Просто через пару дней соседка-ключница мужа своего с повинной привела. Алкаш он у нее, кое-как электриком работает. Обещался он старухе счетчик открутить — сугубо из гуманности, естественно, чтобы Чубайс икры не переел. Договаривался он с ней накануне, на следующий день пришел с работы, малость датый был. Супруги дома нет, добавить хочется, старуха вроде денег обещала. Он пошел, к бабуле позвонил, она не открывает. Мужик решил — заснула, может быть; а выпить невтерпеж. Он разыскал ключи, зашел. А там бабулька в самом деле в коечке скучает, правда, мужичонка говорит, холодная уже.
Я покамест ничего не понимала:
— Так это он ее?
— Ни в коем случае. Экспертизой время смерти установлено, алиби на тот момент у него надежное, мы от греха проверили. К тому же будь это насильственная смерть, эксперты так или иначе бы заметили. Попросту мужик недолго думая на голубом глазу покойницу обнес. Ну, по принципу: ей, дескать, ни к чему, а вот ему не худо бы поправиться. Вот и поправлялся пару дней, а затем перед женой покаялся. Знаешь, почему-то эти сердобольные гражданочки в семье как правило законченные стервы. То ли у нее законопослушание в промежности взыграло, то ли просто муженек осточертел… или испугалась, может быть, что на нее подумают. Короче говоря, в милицию козла сдаваться погнала.
— И как?..
— Что — как? Конец главы. Теперь как суд решит: светит мужичку года три как минимум. «Повиниловка», сидельцы говорят, смягчает наказание, но продлевает срок. А дуре-бабе очень повезет, если с конфискацией приговор не вынесут.
Я припомнила недавнюю нашу пикировку:
— Бывает. Это анекдот?
Тесалов ухмыльнулся:
— Ни в коем случае, доподлинная быль, — возвратил мне реплику Тесалов. — К слову, между нами говоря, что-нибудь коснись меня, к примеру, я бы в рамках нашей правовой системы на справедливость бы рассчитывать не стал. Правосудие у нас резиновое, как презерватив.
— В смысле — растяжимое?
— В том смысле, что, прости, фуевое. Всё сгнило с головы.
— Циники вы, господа правоохренители. Сами же скулите, но как очередной министр проворуется, так всё ему условно, включая конфискацию, а как кто-нибудь попроще с голодухи колбасу с прилавка уведет, так расстрел пожизненно как минимум. Я не чересчур преувеличила?
— Так, разве что слегка. Правда, с этим не к ментам, а к законодателям. Ну и к прокурорским и судейским заодно — гниль на гнилье сидит.
— Хрен редьки… извини, но лично мне монопенисуально. Тебе перевести?
— Подтекст я уловил. Сам люблю ругнуться на латыни. Не веришь? Dura lex sed lex: закон суров, но дура он и дура, потому как дура он и есть — и притом, что характерно, полная. Как тебе?
Блеснем-ка ерундицией:
— Не дура дуру кроет. Между прочим, слово durus в латинском языке изначально означает твердый, жесткий, а твердое и жесткое — но в даосизме, правда, — это то, что изначально не имеет справедливости, а то, что изначально не имеет справедливости, не только гибельно, но и обречено… А вообще-то, если разобрать, все мы так или иначе приговорены к пожизненному заключению условно, как ты думаешь?
Он вдруг захохотал.
Я даже удивилась:
— Ты о чем?
— Я? О национальном. Приятно убедиться лишний раз, что Адам и Ева были русскими. Только россияне в состоянии жить с голыми задами, грызть вдвоем одно ворованное яблоко и при этом искренне считать, что они в раю. Ну кто еще способен для затравки затеять мордобой, а немного погодя, вымокнув до нитки, упражняться в толковании латыни и цитировать Екклесиаста вкупе с Лао-цзы! Походя, заметь, как будто так и принято.
(Интересно, а даже и в России найдется еще мент, который в состоянии отличить цитату Лао-цзы от высказывания, например, Сун-цзы или от расхожего Конфуция?)
— Заметила. Дождь вроде бы подстих. — Я включила ближний свет и противотуманники. — Тебе куда?
— На Яхтенную. Всяко по пути: по Приморскому шоссе до города — и пять минут езды. Подбросишь?
А куда я денусь, спрашивается?
— Не в электричку же тебя промокшего сажать. Простынешь, заболеешь… умрешь, опять-таки, как тот интеллигент, которого асфальтовым катком сначала переехало. Страдай потом из-за тебя.
Благо крюк и в самом деле невеликий.
— Человеколюбица ты наша.
— Ни фига. Притянет же потом какой-нибудь Козлов за неоказание медицинской помощи. Или даже за убийство ценного сотрудника милиции в особо изощренной форме. Объясняться после заманаешься.
— Ну, Дайана! У тебя язык…
— Рабочий орган. — Тьфу! пришлось чуть прикусить; и впрямь я что-то зарапортовалась. — Поехали, короче. Так и быть, до дому довезу. Доволен?
— Ждал, что ты предложишь.
Сукин сын.
Я выехала на шоссе. Ливень в самом деле несколько подстих, но именно что несколько. Видимость на трассе оставляла желать лучшего. Машин, по счастью, было мало, кто-то всё еще отстаивался на обочине, один особо торопливый «мерседес» отдыхал в кювете. Так ему: раз три девятки в номере — бандитский, стало быть, туда им и дорога. П-пошляки.
Убедившись, что аквапланирование «десятке» не грозит, я слегонца прибавила.
— Послушай, капитан… — Блин, вот же прицепилось! — Извини. — Я еще немного придавила газ. — Вообще-то «капитан» тебе подходит. Я к чему…
Тесалов перебил:
— Подходит так подходит. Я согласен даже на «сержанта», только не играй в Шумахера, лады? Я еще не потерял надежды в генералы выбиться.
Я покосилась на спидометр: н-да, свыше девяноста, на такой дороге взаправду чересчур. Скромнее надо быть.
Скорость я снижать не стала.
— Расслабься, капитан. Отец меня с четырнадцати лет к баранке приучил. Фатер у меня раллистом был.
— Он мне всё больше нравится.
— Какое совпадение — мне тоже.
Бишь о чем я спрашивала? Да:
— Я всё-таки не слишком поняла, какое отношение к вашей уголовщине имеют доктора? Речь же как бы о маньяке шла, о враче-вредителе. Или я чего-нибудь не уловила?
— Да при чем… — Капитан досадливо поморщился: — Говорю же, бредни это всё, поверь мне на слово.
На слово? Не поверю.
— Что-то вроде дыма без огня? Но отчего-то же волна пошла, наверное? Короче, мент, давай-ка ты колись, иначе «полицейский разворот» продемонстрирую!
Я газанула убедительности для.
— Злая ты какая-то, — проворчал Тесалов. — Между прочим, тайну следствия никто не отменял. Ты меня на должностной проступок провоцируешь.
— Я любя. — И всё-таки: — Рассказывай давай.
Переглянувшись, мы на пару фыркнули.
— Мы с тобой друг друга стоим, доктор Кейн, — весело признал Тесалов. — Хорошо. С чего всё началось, — переключился он на суховатый, я сказала бы — на протокольный тон: — Недели три назад в адресе был обнаружен труп. Пожилая женщина, умерла без видимых причин, квартира обокрадена. На момент обнаружения тела входная дверь была открыта, труп двухдневной давности. А на лестничной площадке кроме этой еще пяток квартир. Люди регулярно на работу ходят, в магазин, куда-нибудь еще. Странности не видишь?
— То есть двое суток дверь была не заперта, но никто не обращал внимания?
— В корень зришь. Резонно допустить, что и в этом эпизоде смерть и кража, скажем так, разнесены по времени. Для полноты картины намекаю: у нас второй этаж, кухонное окно над козырьком парадной, форточка была открыта. Есть соображения?
