История - Хониат Никита (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
У римлян и, кажется, у них только одних был в силе следующий безумнейший обычай: когда море, взволнованное ветрами, бушевало и корабли, застигнутые бурей, выбрасывало на берег волнами, прибрежные жители не оказывали {410} им никакой помощи, а напротив, хуже всякого урагана разносили и расхищали все, чего не унесло море. Андроник жестоко вооружился против этого несправедливейшего образа действий и совершенно прекратил это пиратское грабительство кораблей, так что одно это дело стоит многих и заключает в себе величайшую для него похвалу. Лица, окружавшие царский престол, считали это зло трудноисцелимым или даже совершенно неисправимым, так как оно вошло в силу и глубоко укоренилось. Многие, говорили они, и из прежних римских царей хотели прекратить этот нелепый обычай и рассылали кучи царских указов, грозя жесточайшими казнями людям, которые нападают на потерпевшие крушение корабли и расхищают корабельное имущество; но все их приказания были не действительны и оставались на бумаге: волны усилившегося и высоко поднявшегося зла смывали красные царские чернила, так что писавшие, казалось, явно писали на воде и напрасно подписывали свои указы.
4. Когда они высказали это, Андроник сурово посмотрел на всех окружавших его сенаторов и, глубоко вздохнув, сказал: «Нет ничего такого, что бы не могло быть исправлено царями; нет ни одного незаконного дела, которого бы они не могли уничтожить своей силой. Поэтому надобно думать, что предшествующие цари нерадиво принимались за дело или только показывали вид, что сокрушаются о несправедливости. Если бы они действительно хотели ос-{411}тановить это пагубное зло и действовать искренно в пользу справедливости, они оставили бы свои красные грамоты и бросили бы, как ни к чему не годные, бумаги. Они подумали бы, что те, чьи корабли выбрасываются на берег волнами, плачут кровью, а не слезами, встречая на берегу людей, хуже подводных камней и скал,— вооружились бы против этих злодеев мечом, который не напрасно носят, и осудили бы их на смерть. Но они, как я убежден, ничего не писали, кроме лукавства, и, выказывая в чужой беде неуместное великодушие, содействовали и сами несчастьям страдальцев и еще более утверждали дурные обычаи, потому что добровольно уклонялись от их исправления». Сказав это, он прибавил: «Вы, мужи, которые соединены со мной кровными узами или своей верностью заслужили мое благоволение, равно и вы все, предстоящие здесь, числится ли кто в сенате или занимает какую-либо другую должность в Римском царстве, послушайте меня, послушайте! Я скажу вам не то, что разнесется по ветру и останется без исполнения, а то, что непременно в свое время должно быть сделано. В противном случае я, дающий приказание, воспламенюсь страшным гневом, и этот гнев, жестокий и несносный, обрушится на тех, которые действуют не согласно с моими приказаниями и нисколько не обращают внимания на царские слова. Нужно уничтожить и другие злоупотребления, вредные и гибельные для римлян, и пусть знают люди, привыкшие жить на счет грабитель-{412}ства, что если они добровольно не перестанут домогаться чужой собственности, то они потеряют свое имущество и будут сметены с лица земли стонами бедных, как пыль разметается сильной бурей. Но особенно нужно обуздать тех, которые нападают на потерпевшие крушение корабли, расхищают их груз, а иногда ломают и разбирают по частям и самые корабли. Итак, если кто из вас занимает по нашей власти какую-либо должность или если кто владеет недвижимым имуществом на морском берегу, то пусть он утвердит прежде самого себя, а потом и своих подчиненных в страхе Божием и в благоговейной покорности моей царской власти. В противном случае строго будет взыскано за преступление с того, кто начальствует над областью или владеет поместьем,— даже и тогда, когда сам будет невинен руками и чист сердцем, а его подчиненные сделают это преступное дело. Наказанием негодного господина обыкновенно вразумляются его слуги. И как в дурных делах подчиненные любят подражать начальнику, так точно и в том случае, если он, вследствие наказания, по необходимости, станет служить общественной пользе, они пойдут по следам его, как дитя за матерью. А чтобы вы знали и самое наказание, какое навлечет на себя нарушитель моего повеления, я скажу, что он будет повешен на мачте корабля. Если же мачту унесут морские волны, то его повесят на огромнейшем прямом дереве, какое можно будет срубить в {413} тех лесах, и выставят на высоком морском берегу. Пусть он виден будет плывущим и среди моря, как парус на рее, и, потерпев кораблекрушение на суше, пусть служит знаком, что не удастся и вперед безнаказанно ломать потерпевшие крушение корабли и грабить их имущество,— подобно тому, как радуга поставлена Богом в облаках в свидетельство, что не будет более потопа».
5. Сказав эти слова с сильным волнением и с видом человека, который отнюдь не намерен изменить свое решение или смягчить строгость приговора, Андроник обратился к другим делам. Слушатели, зная по опыту, что Андроник шутить не умеет и что в подобных делах он не одно говорит, а иное думает, чуть не окаменели от страха. Наконец, едва собравшись с духом, они со скороходами отправили к своим управляющим и наместникам письма, в которых строго-настрого наказывали и всячески умоляли бдительно смотреть, чтобы не потерпел какого-нибудь вреда корабль, подвергшийся крушению, а если можно — запретить и самим ветрам или, как говорится в басне об Эоле, собрать их в мешки, чтобы они не поднимали бури и не возмущали моря. И с тех пор не было случая, чтобы корабль, пострадавший от напора волн, потерял что-нибудь из клажи, или чтобы сняли у него часть палубы, или отрубили мачту, или унесли якорь, или похитили хоть малейшую веревочку, не говоря о других снарядах. Напротив, если {414} выбрасывало ветром корабли на землю или они разбивались, ударившись об утесы и подводные скалы, на них смотрели, словно как на выходящую из отверстий ада харонову лодку, на которой перевозятся души умерших, или о них заботились, как о священных кораблях, так что и толпа простого народа, и лица начальствующие оказывали им всякого рода услуги, опасаясь, как бы у них не пропало что-нибудь на суше, чего не истребило море. Таким-то образом на место бури вдруг явилась тишина, и эта перемена до того была нечаянна, что, казалось, была делом руки явно нечеловеческой.
Кроме того, Андроник возобновил, употребив на то огромные суммы, старый подземный водопровод, который должен был выходить среди площади и давать воду не стоячую и вредную, но текучую и здоровую. Он провел воду в него из речки Идралы и при истоке его построил башню и дома, удобные для летнего житья. В настоящее время из этого водопровода берут воду граждане, живущие близ Влахерны и несколько далее — во внутренних частях города. Смерть не допустила Андроника довести до конца всю эту работу, так чтобы вода изливалась и среди площади. А все последующие императоры, царствующие и до настоящего времени, столько заботились об окончании этого общеполезного дела, что Исаак, лишивший Андроника вместе с властью и жизни, разрушил даже башню и уничтожил те пре-{415}лестные здания, как будто завидуя Андронику в этом прекраснейшем деле.
На восстановленные им преторские должности он избирал мужей знаменитых и лучших из сенаторов. Притом, рассылая по местам, он наделял их богатейшими дарами и, так сказать, упитывал благодеяниями для того, чтобы их назначение было необременительно для городов и чтобы они единственно заботились о защите и облегчении участи бедных. И так как эти люди имели достаточные средства для жизни, потому что привозили с собой по сорока и по восемьдесяти мин серебра, то они, как от святотатства, воздерживались даже и от тех подарков, которые добровольно были им приносимы жителями за избавление от руки сильного или за какое-либо другое благодеяние. От этого в короткое время население городов возросло, земля принесла сторичный плод, жизненные припасы сделались дешевле. Вместе с тем Андроник был доступен для всех, кто приходил жаловаться на самоуправство и насилие, не разбирал лиц и не отнимал прав у справедливого. Наравне с людьми простыми он призывал к суду и людей знатных по роду и богатству, тех и других внимательно выслушивал и, если оказывалось, что человек гордый и считающий для себя бесчестием судиться с бедняком обижал, или теснил, или бил кулаком своего ближнего,— жестоко за то ругал его и подвергал, соразмерно вине, наказанию. Так, однажды пришли к нему поселя-{416}не и жаловались на Феодора Дадиврина, что он, остановившись у них проездом и взяв все, что нужно было ему самому, и всей его прислуге, и всем лошадям, уехал и ничего не заплатил. Это тот Дадиврин, о котором мы выше сказали, что он вместе с другими удавил царя Алексея. Разобрав дело и увидев, что поселяне говорят правду, Андроник Дадиврина наказал двенадцатью палочными ударами, а поселянам приказал выдать из царской казны гораздо больше, чем сколько стоили их издержки. А к каким-то народным правителям он написал такого рода грамоту: «Истинный князь лжи, ты, глупый мой Синесий, и ты, продажный Лахана! Дошло до моего царского слуха, что вы много делаете обид; так перестаньте обижать или проститесь с жизнью. Что вы обижаете и живете — это и Богу не угодно, и мне, Его рабу, несносно».
