Дао Кенгуру - Розов Александр Александрович "Rozoff" (читать книги без TXT) 📗
– А можно на примере? – спросила она.
– Да, – он кивнул, – например, электрогенератор, сделанный из металлического листа, свернутого в два цилиндра, кусочков проволоки и деревянных брусков. Работает от обычной спиртовки. Собственно, хиппи-машины, это тот набор техники, который собирается только из материалов и изделий, доступных в античные времена.
– Типа, проекты на случай апокалипсиса и падения в новое средневековье, так кэп?
– Типа того, – подтвердил Корвин, – но некоторые из таких «античных» проектов могут эффективно применяться в современных условиях. Вот в чем мой интерес.
– Не могу сказать, что я все поняла, – призналась Ригдис.
– Так и я тоже пока понял не все, что сейчас сказал, – успокоил ее штаб-капитан.
…
На такой позитивной ноте диалога они вышли на расчищенный от кустарника участок берега, где привольно раскинулась Экваториальная Шамбала. Это действительно было первобытное стойбище. Точнее, нео-первобытное. Вся архитектура состояло из супер-хижины – С-образной галереи, сформированной прямоугольной объемной решеткой из бамбуковых стволов, пересекающихся в силовых узлах с математической точностью. Верхние стволы были уложены с небольшим наклоном, и поверх них настелен некий кровельный материал, напоминающий плоские плотные связки тростника, своего рода «тростниковую черепицу». В основном галерея была открыта, и только некоторые из прямоугольных проемов закрывала тростниковая панель, а точнее, панель из того же материала, что и на кровле. К супер-хижине – галерее примыкали два функциональных сооружения. Одно – похожее на старинную ветряную мельницу. Ее 4-лопастной ротор равномерно вращался. Другое – вероятнее всего, мастерская, сейчас оно было темным, только отблески радужного света иногда мерцали на чем-то большом, металлическом, установленном внутри. Радуги переливались над какими-то светильниками, которые отмечали центральную площадку большого хаотически колыхающегося живого круга, составленного из обнаженных человеческих тел, пребывающих в состоянии плавного, естественного, нерегулярного и индивидуального движения. И при этом люди пели, а точнее негромко подпевали полудюжине ребят в центре с гитарами.
– Фантастика… – тихо выдохнула Ригдис.
– Красиво, – согласился Корвин.
– Добрый вечер, друзья! – приветствовал их зоотехник Хуго, возникая из темноты.
Подошли еще несколько парней и девчонок – неохиппи, последовал обмен короткими теплыми приветствиями, с похлопываньем по плечам, спине и животу. А потом, как-то незаметно, гостей разделили. Точнее, само собой получилось, что Ригдис потянулась к поющему кругу, а Корвин был увлечен маленькой компанией в зал башенки ветряной мельницы. Эта компания состояла из одной девушки, одного парня, и одного солидного взрослого плотно сложенного мужчины, носившего бороду в форме лопаты, шевелюру с вплетенной цепочкой блестящего бисера, и тунику первобытного фасона.
– Меня зовут Геллер, – представился он, – я вообще-то давно думал с тобой пообщаться, капитан Корвин. Я слышал, что ты интересный человек.
– Может и так, – ответил штаб-капитан, – я по-любому рад познакомиться с тобой, и…
– …Ребята сами представятся, когда и если захотят, – добродушно откликнулся Геллер.
– ОК. Пусть будет, как у вас принято.
– У нас принято предлагать гостю чай из кошачьей мяты и булочки, – негромким, очень мелодичным голосом сообщила девушка, – и, если тебе интересно, меня зовут Валди.
– Мне интересно, – сказал он, – я видел тебя на авиа-верфи, ты заходила пару раз.
– Да, я заходила. Мне было интересно, как у вас устроено производство.
– Ну, и какие впечатления, Валди?
– Наверное, – сказала она, – это хорошее производство. Но люди очень шумные.
Корвин улыбнулся и утвердительно кивнул, понимая, о чем речь.
– Это северные корейцы, им свойственно шуметь, когда они что-то делают командой. Сначала это может напрягать. Но когда ты понимаешь, что это дружественный шум, отношение меняется. Вот, я уже воспринимаю это как нормальный фон.
– Может быть, – сказала Валди, – но еще мне не нравится, когда живые люди работают механически, как роботы. В этом есть что-то страшное.
– Какие еще «какроботы»? – искренне возмутился штаб-капитан, – У нас на верфи есть четкое правило: каждый знает весь процесс сборки, и знает финальный продукт. У нас каждый получает опыт за штурвалом, хотя бы на пробных облетных кругах. Ты там не заметила, что тест-облет на готовом продукте проводят те же рабочие, что на сборке?
– Я заметила. Не обижайся, Корвин. И все равно, это конвейер. Не кавайная вещь.
– Какой, блин, конвейер?! Просто, рельсовые эстакады. Валди, ты представляешь себе настоящий сборочный конвейер Toyota или BMW?
– Да. Я работала полгода после школы на таком производстве. Ужас. Конечно, у тебя на верфи совсем по-другому, но все равно не кавайно.
– Ну, это твое мнение, основанное на этике. Трудно спорить.
– Незачем спорить, – уточнила она, и добавила, – сейчас я принесу тебе чай и булочки.
С этим она и ускакала в другой угол зала башенки, и бородач Геллер улыбнулся.
– Резкая она. Впечатлительная. Но всегда говорит правду. Ты понимаешь?
– Ну, – неопределенно ответил штаб-капитан, – к любому честно высказанному мнению следует прислушиваться. Я подумаю над тем, что сказала Валди.
– Значит, ты понимаешь, – удовлетворенно констатировал бородач.
– А мне, – вступил в разговор молодой парень, – не нравится вот еще что. Оружие.
– Оружие вообще? – переспросил Корвин.
– Вообще – тоже. И конкретно у тебя на верфи. Меня зовут Поллукс.
– Рад знакомству, Поллукс. Если ты пацифист по убеждению, то это, опять же, этика.
– А ты считаешь, Корвин, что этика – фигня, и не заслуживает внимания?
– Нет, я так не считаю. Но, это не предмет спора, как только что сказала Валди.
– Ты никогда не споришь об этике? – тут же спросил парень.
– Иногда спорю, – признался штаб-капитан, – но, мне кажется, у нас с тобой слишком разные позиции. Нам будет слишком трудно услышать аргументы друг друга.
– И что тогда? – спросил Поллукс, – Вместо слов работают пули, да, капитан Корвин?
– В случае нас с тобой, – очень спокойно ответил Корвин, – вместо слов лучше всего работает молчание. Просто помолчать полминуты, и посмотреть друг на друга.
Молодой парень – неохиппи явно был сконфужен. Он пригладил свои длинные волосы, чтобы они лежали за ушами, повернулся, и пошел помогать девушке. Геллер негромко фыркнул и хлопнул штаб-капитана по плечу.
– Уел ты моего племянника. Пусть он теперь думает. Это по жизни полезно.
– Это был неравный турнир, – почти шепотом сказал Корвин, – разный объем опыта.
– Да уж, – согласился бородатый дядька, – тебе опыта не занимать. Наслышаны мы про кйоккенмоддингеров, и про северных корейцев, и про филиппинского викария.
– Геллер, а при чем тут филиппинский викарий?
– Просто, он говорит, что иногда заглядывает в fare Summers на чашку какао, и что ты договорился о поликлинике для филиппинских детей, и ты помог открыть часовню.
– Ерунда, – штаб-капитан махнул рукой, – филиппинские дети такие же хабитанты, как любые другие. Они под защитой Хартии. Просто я уладил организационные детали. А взрослые филиппинцы могли построить часовню, если захотели. Хартия не запрещает создавать магические объекты для себя за свой счет. Я лишь напомнил об этом мэру.
– И, – заметил Геллер, – с викарием Седаро ты не отказываешься спорить про этику.
– Это другое. Для Седаро споры про этику – профессия, а для меня в таком случае, это спортивный интерес. Вообще, по-моему, полезно практиковаться в философии.
В этот момент вернулась молодежь и расставила на столе чайник, чашки и тарелку со свежими горячими булочками. Наливая чай, Валди объявила:
