Немцы в городе - Оутерицкий Алексей (версия книг txt) 📗
– Мишка, привет, – вдруг раздался голос с акцентом сзади, я обернулся и обнаружил пацана из своего района, задолжавшего мне червонец. – Тоже в кино?
– Типа того… – Я протянул ему руку.
– Я сейчас без бабок, отдам позже, – сказал он и покосился на Леху, кажется, соображая, здороваться с ним или нет.
– Раз двести уже это слышал, – буркнул я. Буркнул, впрочем, без раздражения, нейтрально. Пацан был нормальный и тоже не раз выручал меня деньгами.
– Зуб даю, – сказал он, – у тебя даже прыщ не успеет сойти, как верну…
– Что за хрен? – спросил Леха, когда он отошел, а я машинально поднес к носу палец и тут же отдернул его, боясь стереть пудру.
– Да… с района. Нормальный… Валдисом зовут.
– А-а-а… – сказал Леха.
Вскоре мы сидели в мягких креслах, потягивали баночное пиво и пялились на экран с каким-то маловразумительным фильмом, который в рекламе преподносился как новая голливудская суперкомедия, а на деле оказался обычной хренью, где какие-то остолопы гонялись за какими-то сокровищами, спрятанными другими остолопами. Впрочем, возможно, мне только казалось, что фильм из рук вон плохой, потому что в какой-то момент я почувствовал, что у меня начинает ныть затылок.
Через десяток минут Леха заметил, что я не смеюсь. Сам он, конечно, периодически натужно гоготал, отбивая инвестированные в американское киноискусство баблосы.
– Ты чего, – тихо спросил он, повернувшись ко мне. На экране была ночь, в зале воцарилась кромешная тьма, и лицо Лехи смутно белело в этой тьме, поблескивая жиром, я видел это боковым зрением.
– Чего «чего»?
– Чего такой кислый.
– Да башка что-то трещать начала.
– Фигня вопрос, – оптимистично заявил Леха. Он отвернулся от меня и повернулся к Сашке. Теперь, наверное, Сашка видел боковым зрением смутно белеющее пятно Лехиного лица. – Сань, дай Михе таблетку… – услышал я приглушенный голос Лехи и через секунду его лицевой жир блеснул опять в мою сторону. – Короче, тебе повезло. Саня перед сеансом как раз в аптеку забегал, бабке таблетки от ревматизма купить.
– Мне от ревматизма не надо, – торопливо предупредил я, услышав, как Сашка зашуршал фольгой упаковки. – Эй, слышите?
– Не ссы, – сказал Леха, – он и от головняка ей заодно купил… Вот, держи.
Он сунул мне таблетку, которую принял от Сашки, и я быстро забросил ее в рот. Затем не глядя принял у Лехи банку с пивом и его горечью погасил горечь в ротовой полости, возникшую от таблетки.
Краем глаза я засек, что Сашка с Лехой тоже приняли по таблетке.
– А вам-то на хрена, – сказал я. – Если у вас не болит.
– Чтоб и не заболело, – беззаботно пояснил Леха.
– Нормально? – перегнувшись через Леху, спросил Сашка.
– Да уж прям… – все так же не глядя в их сторону, буркнул я. – Пусть хоть пара минут пройдет, тогда посмотрим.
Ночь на экране закончилась, в зале стало светло, а меня вдруг как-то нехорошо повело, словно зал попал в зону невесомости. Я даже вцепился в подлокотники, чтобы случайно не вылететь из кресла в пространство, и опять уловил боковым зрением интерес ко мне неугомонного Лехи.
– У тебя что, судороги? – спросил он, но я его вопрос проигнорировал.
На экране космический корабль летел среди звезд, хотя мы вроде бы смотрели комедийный боевик, и, наверное, именно с этим красочным полетом и было связано мое неожиданное ощущение.
Через какое-то время все прошло. Кажется, мне помогли кресельные подлокотники – они были прохладными, и эта прохлада почему-то придала мне чувство уверенности, что все в этой жизни хорошо.
– Что за фильм мы смотрим? – поколебавшись, спросил я и Леха в очередной раз повернул ко мне блестящее лицо.
Он ничего не ответил, но я почувствовал исходящую от него подозрительность. Прошел десяток секунд, Леха продолжал меня разглядывать и мне это не очень-то понравилось.
– Чего пялишься, – сказал я. И вдруг понял, что вряд ли смогу повернуть к нему голову. Конечно, я и не хотел ее поворачивать, но не хотеть – это одно, а не иметь возможности это сделать – совсем другое. Мне показалось, что шею заклинило.
– Голова прошла? – спросил Леха.
Я промолчал.
На экране какой-то мужик в роскошно обставленной каюте звездолета уселся на диване перед телевизором и щелкнул пультом. Заиграла бравурная музыка и на огромной плазменной панели возникло черно-белое изображение немецкого орла со свастикой, сопровождаемое надписью «Die Deutsche Wochenschau». Закадровый голос перевел: «Немецкая кинохроника».
«Война на восточном фронте… – начал вещать диктор, в то время как плазменная панель в каюте мужика увеличилась и заняла весь экран кинозала, – …на севере и в центральной части Восточного фронта благодаря укреплению сил немецкого сопротивления достигнута стабильность в ходе военных действий».
Черно-белые танки двигались по черно-белому полю, из люка одной из машин, показываемой крупным планом, торчала голова ганса в шлеме с наушниками.
«Танковые и мотострелковые соединения прорвались из Восточной Пруссии через линию обороны русских в Риге и восстановили связь с нашими дивизиями в Курляндии».
Несколькими выстрелами танк развалил встретившуюся прямо по курсу деревянную избу какого-то хутора, и все экранное пространство окуталось клубами пыли. В какой-то момент я почувствовал, как эта пыль оседает на мое лицо, и еще крепче вцепился в спасительные подлокотники кресла. Они нагрелись от моих рук и уже не казались столь уж надежным якорем в этой жизни.
«Эта операция поддерживалась немецкими военно-морскими силами, которые поразили большевистские очаги сопротивления на Курляндском побережье. Попытки большевиков предотвратить прорыв, бросив в бой крупные танковые силы, были пресечены огнем нашей зенитной артиллерии».
Море, боевые корабли, взрезающие острыми носами черно-белые волны…
«Кавалер креста с дубовыми листьями генерал-майор Фон Зильберг награждает двух бойцов-однополчан, старшего лейтенанта Яске и стрелка Зиглера общевойсковыми знаками отличия первой степени за уничтоженные танки, и рыцарскими крестами. Обрадованы и поздравляющие их товарищи. Пусть солдатское счастье сопутствует им и впредь»…
Усталые лица двух немецких солдат, на серые гимнастерки которых вешают награды, поздравления однополчан…
– Херня какая-то, – сказал я. – Лоханулись мы, пацаны.
– Мы случайно не перепутали зал? – подал голос и Сашка.
– Посмотрим, что будет дальше, – оптимистично заявил Леха. – Это, типа, космонавт старый фильм смотрит. Наверное, так задумано, для усиления юмористического эффекта. Сейчас опять смешное пойдет.
– А космонавт-то откуда взялся? – с раздражением спросил я, а Сашка пробурчал:
– Ну-ну…
Внезапно раздался топот, и в проходах – двух боковых и среднем – появились силуэты людей, идущих к экрану. В темноте было не различить, что это за люди, но у меня почему-то возникло ощущение, что это военные. Они не шли в ногу, но создавалось впечатление, что продвигаются все слаженно, согласно заранее продуманному плану. В нашу сторону остро пахнуло сапожной ваксой.
Как только три группы достигли возвышения перед экраном, показ фильма прекратился, и в зале зажегся яркий свет.
– Эй! – закричал кто-то сзади, – что за понты! Фильм давайте!
Начав бодро, последнюю фразу он завершил тихо, по инерции, потому что на сцену поднимались бойцы в немецком обмундировании времен второй мировой войны. Всего их было человек двадцать.
На подиуме оказался заранее приготовленный микрофон на стойке, к которому прошествовал какой-то хер в офицерской форме. Остальные, солдаты, встали чуть за ним, развернувшись в идеально ровную шеренгу. Каждый держал в руках готовый к бою пистолет-пулемет МП 40, обращенный в сторону зрителей.
Негромко заиграла бравурная музыка, кажется, какой-то немецкий марш. Офицер, белобрысый парень примерно двадцати пяти лет, с застегнутой кобурой на боку, постучал костяшками пальцев по микрофону, отчего по залу поплыли резкие звуки электронных щелчков, привычно и ловко, как профессиональный артист, подрегулировал стойку под свой рост, и через секунду раздался его уверенный голос. Говорил он на русском, с сильным немецким акцентом, как в старых фильмах говорили фашисты.
