Творящие любовь - Гулд Джудит (библиотека электронных книг TXT) 📗

Два пограничника легкой походкой подошли к нему. Один из них упер руки в бедра, а другой стал убирать оружие в кобуру. Не говоря ни слова, они резким ударом перевернули лежащего на спину. Молодой человек медленно поднял голову. Его лицо исказила гримаса боли. Пограничник занес ногу и со всей силой, на которую только был способен, обрушил ее на лицо распростертого перед ним человека.

До Шарлотт-Энн донесся страдальческий стон, и ей показалось, что она слышит хруст собственных разбиваемых скул. К горлу подступила тошнота.

Она выпрямилась и закрыла окно. На какое-то мгновение женщина прижалась лбом к стеклу, пытаясь перевести дух. Тошнота стала постепенно отступать.

Шарлотт-Энн услышала шум в коридоре рядом со спальней. Она пересекла комнату, подошла к двери, открыла ее и увидела стюарда Альдо, направлявшегося в свое купе.

Он чуть поклонился:

— Чем могу служить, княгиня?

Она обернулась: невероятно, но Луиджи крепко спал, несмотря на выстрел и стоны, — и закрыла дверь, чтобы их голоса не разбудили мужа.

— Альдо, — прошептала Шарлотт-Энн дрожащим голосом, — они только что застрелили человека…

Альдо кивнул, стараясь оставаться спокойным. На секунду ей показалось, что в темных глазах слуги сверкнула ненависть, но когда она присмотрелась внимательнее, то ничего подобного не заметила. Может быть, это была лишь игра ее воображения.

— Я видел, княгиня, — в голосе Альдо слышался явный акцент. — Вероятно, он был anarchisco [15].

— Но… не было никакой нужды стрелять в него. Он же сдался.

Стюард пожал плечами:

— У главы любой страны много врагов. У дуче их тоже хватает.

— Но разве они не могли просто арестовать его? Зачем же стрелять ему в спину?

Альдо уставился в пол:

— Это Италия, княгиня. Здешние законы отличаются от законов Америки.

— Но…

— Постарайтесь забыть об этом, княгиня, — мягко посоветовал слуга. — Представьте, что ничего не произошло.

Шарлотт-Энн в изумлении смотрела на него:

— Но ведь это случилось. Я же все видела своими глазами…

— Если вам больше ничего не нужно… — Еще раз легко поклонившись, Альдо отправился в свое купе.

Она посмотрела ему вслед, а потом вернулась в спальню. Луиджи спал, повернувшись на бок, не слышно было даже его дыхания.

Шарлотт-Энн выскользнула из халата и вернулась в кровать. Матрас прогнулся, и Луиджи зашевелился и перевернулся на другой бок, лицом к ней. Он открыл глаза и сонно покосился на нее.

— Ты не спишь.

— Да, — кивнула жена. — Мы на границе, — она глубоко вздохнула. — Луиджи…

— Хмм? — Он сладко зевнул.

— Они только что застрелили человека.

— Кто?

— Пограничники.

— Не волнуйся. — Князь снова зевнул. — Никто не осмелится стрелять в тебя.

Шарлотт-Энн изумленно посмотрела на него.

— Меня не это волнует. Они стреляли ему в спину. Безоружному человеку. Это было ужасно…

Его голос тихо зажурчал в ответ.

— Не занимайся подобными вещами. Это дело властей. — Луиджи обнял ее. — Завтра — длинный день. Постарайся немного поспать. Тебе это пригодится.

Шарлотт-Энн смотрела на мужа, но его веки уже опять опустились. Он тут же заснул снова. Вскоре до нее донеслось его тихое похрапывание.

Поезд уже давно мчался сквозь ночь, а сон все бежал от нее. Наконец Шарлотт-Энн снова встала, надела халат и пошла в гостиную, расположенную в передней части вагона. Долго сидела молодая женщина в бархатном кресле у окна. Величественные итальянские Альпы обманчиво мирно дремали в утреннем свете. Небо казалось ясным. Резкое чередование света и тени, какое ей не доводилось видеть прежде, создавало удивительный ландшафт.

Италия.

Теперь она в Италии. Еще одна незнакомая страна, где ей не приходилось бывать раньше и которая отныне станет ее домом.

Шарлотт-Энн вздрогнула: истинное значение ее замужества впервые открылось ей. Она уже не была просто женщиной, она стала княгиней — членом одной из самых влиятельных семей Италии. Ей предстояло стать частью культуры, доселе совершенно ей неизвестной. Здесь теперь ее дом, на земле, где правят фашисты. Еще в Нью-Йорке Шарлотт-Энн читала в газетах о Муссолини, но он не произвел на нее большого впечатления. Италия всегда казалась ей такой далекой. Ей и в голову не приходило, что фашизм и дуче могут сыграть какую-то роль в ее жизни. Но теперь все изменилось. Шарлотт-Энн поняла, что подобная ситуация глубоко затрагивает ее. У нее на глазах убили человека или, во всяком случае, серьезно ранили, и пограничники вели себя по-садистски. Она увидела ужас фашизма, дотоле скрытый от нее. Да, ди Фонтанези жизнь баловала. Удалось уклониться даже от неизбежной проверки паспортов.

Как это Альдо говорил?

«Это Италия. Здесь другие законы».

Шарлотт-Энн задумалась: сможет ли она приспособиться к новым условиям жизни? Что это за законы, поощряющие жестокость и убийство? Что за страна станет ее новым домом? Увиденного ей оказалось достаточно для того, чтобы понять, насколько ей отвратителен фашизм. Сможет ли она жить под его железной пятой?

Тени воспоминаний, сомнения проносились у нее в голове. Страх переполнял ее. Ее преследовала мысль о том, как ее мать восприняла новость о ее замужестве. Конечно, она уже давно получила телеграмму, отправленную двумя днями раньше из Гавра.

Шарлотт-Энн печально улыбнулась самой себе. Элизабет-Энн, вероятно, рассердится, но сделать уже ничего не сможет. В конце концов, Шарлотт-Энн теперь княгиня ди Фонтанези, и ее матери придется просто смириться с этим фактом. Да, она с рождения носила фамилию Хейл, но теперь ее сменила.

Но несмотря на то что реакция матери волновала ее, а сцена на границе привела в ужас, не это сейчас являлось истинной причиной ее волнения. Больше всего ее мысли занимала предыдущая ночь.

Альдо застелил отороченные кружевами простыни. По словам Луиджи, их вышивали монахини из ордена Богородицы. Потом молодожены выпили по бокалу шампанского на ночь и занялись любовью. Шарлотт-Энн испытала при этом странное чувство: они любили друг друга на простынях, вышитых монахинями, давшими обет молчания.

Позже, перед тем как уснуть, Луиджи сказал ей нечто, наполнявшее ее теперь таким страхом. Шарлотт-Энн снова вздрогнула, ее сердце забилось от леденящего ужаса.

Луиджи не сообщил родителям о произошедшей на борту лайнера свадьбе.

Он вез домой жену, которую никто не ждал.

9

Чем ближе они подъезжали к вековому гнезду ди Фонтанези по извилистой сельской дороге, тем яснее видела Шарлотт-Энн, что ее муж возвращается к привычной ему жизни. От него исходило радостное возбуждение, его глаза светились гордостью. Одного этого было достаточно, чтобы Шарлотт-Энн почувствовала себя чужой, а ее сомнения усилились.

Для Луиджи за каждым поворотом открывалась новая страница воспоминаний. И он гордо говорил об этом жене. Вот здесь его однажды сбросила лошадь; вот здесь начинаются владения его семьи и простираются на двадцать километров — повсюду, насколько хватает взгляда; на холмах растут их оливковые деревья; а вот эти низкие, хорошо ухоженные зеленые ряды — их виноградники; а вот эта деревня платит ди Фонтанези ренту последние четыреста лет. Конечно, пояснил князь, ренту теперь собирают лишь как дань древней традиции. Основные доходы семье приносили вложения в банковское дело и промышленность.

В Риме их частный железнодорожный вагон отцепили, и супруги ди Фонтанези провели ночь на вилле, принадлежащей семье, рядом с садами Боргезе. А потом они отправились в поместье ди Фонтанези, расположенное в семидесяти пяти милях к юго-востоку, на блестящем новеньком красном «бугатти», ожидавшем Луиджи в столице. После величественного черно-желтого «роллс-ройса» Лэрри ехать в изящном спортивном открытом «бугатти» было, по мнению Шарлотт-Энн, равносильно катанию на «американских горках». Особенно когда за рулем находился Луиджи. Он был опытным водителем, но ездил слишком быстро. Вместе с авиацией автомобильные гонки составляли главную страсть его жизни. Хотя Шарлотт-Энн и просила его все время ехать помедленнее, он только смеялся в ответ.