Огненная кровь - Горожанин Михаил Алексеевич (читать хорошую книгу .txt) 📗
– Милада, ну ты и чучело, – беззлобно рассмеялась она. – Что при этом наговоре используется?
– Разрыв трава… – Скосив глаза, Милада украдкой заглянула в книгу. – Перо, паутина. Хлопок руками. Сам наговор.
– И какая часть разрыв-травы?
– Две пригоршни.
– Да боже мой! Две пригоршни чего? – топнула ногой Рябинушка.
– Разрыв-травы! – раздраженно буркнула Милада, одновременно с этим разглядев еле видимую надпись, нацарапанную над словом «разрыв». Слово читалось как «корень». – Блин! Корень! Кто так писал? Надо обводить жирнее!
Она еще раз посмотрела на испорченную футболку и заляпанные приготовленной смесью и кровью руки.
– Пойду, помоюсь.
Послышался треск разрываемой ткани, и Оксанкина крыса, лежавшая только что перед ней на столе, очутилась в запертой клетке.
– Йо-хо! – Оксанка победно посмотрела на Миладу. Та только фыркнула.
– Подумаешь, переместила. Она все равно у тебя от этого сдохла.
Оксанка метнулась к клетке, внимательно посмотрела на неподвижную крысу, из ноздрей которой текла кровь, и опустила руки.
– Черт!
– Учи матчасть, – вздохнула Рябинушка. И добавила уже Миладе: – Обернись побыстрей, Время идет.
Девушка торопливо вышла из землянки, той самой, где проходил экзамен на Принадлежность. К чему, Милада до сих пор не могла толком сказать. Несмотря на уже немаленький срок обучения. Почти три месяца. А она так и не умела почти ничего.
Хотя обучение поначалу не казалось таким уж сложным.
Поначалу.
Первые две недели они с Оксанкой провели почти праздно – шатались по лесу, изучали травы, запоминали их внешность и места произрастания. Настоящие уроки ботаники. При этом у Милады то и дело случался свойственный ей склероз, и она напрочь забывала все, выученное накануне. Оксанка смеялась, Милада раздражалась, а Рябинушку это просто бесило. Она даже пару раз хлестала нерадивую ученицу по заду упругой хворостиной, которую теперь постоянно носила при себе. Милада возмутилась было, но Рябинушка просто напомнила ей обещание беспрекословного подчинения, и девушка предпочла проглотить обиду. Потому что все происходящее начало вызывать у нее любопытство.
Все это время они зубрили наговоры, Рябинушка рассказывала про их виды, способы применения, демонстрировала. Милада узнала, что наговоры, как и заклинания в компьютерных играх, делятся на атакующие, защитные, повышающие те или иные свойства организма, а также лечащие либо наоборот. И просто положительно или отрицательно влияющие на жизнь. Научились защищать себя от негативного воздействия.
Ей было трудно. Оксанка схватывала и запоминала все на лету. К тому же, к своему глубокому разочарованию, Милада обнаружила, что воображение подруги было сильнее ее собственного, про которое всегда казалось, что уж чего-чего, а вот воображения ей не занимать. Однако даже для того, чтобы нормально представлять себе в мыслях ту же банальную пленку льющейся воды, Миладе потребовалось подручное приспособление – широкий плоский противень, который она наполняла водой и медленно переливала через длинный край, запоминая, как выглядит такая водяная пленка.
Милада всегда думала, что магия – это та же наука, только основанная на иных материях. И была уверена, что в большинстве случаев она подчиняется законам той же физики. Теперь они обе убедились, что это далеко не так. Рябинушка пыталась начать с каких-то основополагающих правил, но быстро стало ясно, что ни Милада, ни Оксанка больше половины из объяснений просто не понимают.
Тот же наговор по удару. Расползающееся от места удара розовое пятно, пульсирующее под кожей, вызывало паралич, и, похоже, останавливало кровь. Но при этом сама кровь никак не менялась. Просто почти сразу происходило онемение. Не вводился никакой раствор, никакой токсин. Просто было сочетание слов наговора, звучавшего в каком-то «магическом поле», и удара. Миладе это было непонятно. Рябинушка пыталась объяснить ей принцип взаимодействия вибрации звуков с кровью и мышцами, но Милада, честно пытавшаяся въехать в смысл получасовой лекции, так ничего и не сообразила. Оксанка, впрочем, тоже. Это, однако, не мешало ей повторять за Рябинушкой, а затем самостоятельно, один наговор за другим. Милада злилась на себя и на подругу и язвительно называла ее Гермионой.
Были наговоры на приманивание и общение с флорой и фауной. Девушки с удивлением и недоверием убедились, что растения и животные могут реагировать на голос, мысли и чувства ведуна. Здесь у Милады пошло проще. Птицы, мелкие зверушки и насекомые ломились к ней со всех сторон, как к какой-нибудь Белоснежке. В самый первый раз этот наговор удался ей поздним жарким вечером и за пределами дома, когда она повторяла его в одиночку, стараясь избежать язвительных замечаний.
После чего Оксанка покатилась со смеху, когда разъяренная, мрачная, едва сдерживающаяся от боли Милада ввалилась в кухню и заорала Рябинушке:
– А каким наговором все это убрать?!
Вся она, словно второй кожей, была покрыта блестящим полотном комаров.
Следующие два дня, посмотрев накануне в зеркало на свою распухшую от укусов физиономию, злая и бормочущая себе под нос слова наговора и антинаговора Милада проходила, с ног до головы вымазанная лечебной мазью.
Покончив – точнее, Оксанка – покончив, а Милада, толком не добравшись и до середины – с кратким курсом базовых наговоров и ведовской ботаники, девушки приступили к практическим занятиям.
При этом Рябинушка строго обозначила границы территории, в пределах которой подругам можно было применять учение на практике. В эту территорию входил сам дом, двор, луг перед ним, опушка леса примерно на двадцать метров вглубь, а также край деревни с кусочком озера. Такие ограничения Рябинушка объяснила границей защитного полога, который скрывал дом и деятельность ведуньи от чужих глаз. Легкомысленная Милада, как обычно, придала мало значения этому запрету. В итоге однажды Рябинушка страшно накричала на нее и отхлестала розгой за попытку Милады приманить наговором одного из местных парней. Следующий запрет Рябинушка скрепила наговором на саму Миладу, и та поняла, что теперь с ослушанием шутки плохи.
Вечера, свободные от учебы, они проводили вместе.
Самым непривычным для Милады было отсутствие телевизора. Это ее страшно угнетало, но Рябинушка была строгой противницей телеэфира, считая его забивающим мозги и являющимся вполне действенным и практически применяемым средством воздействия на человеческое сознание. Милада, жизни не помнившая без ежевечернего телевизора, пыталась ее переубедить до тех пор, пока наставница не пригрозила ей онемением.
Время проходило так.
Рябинушка с Оксанкой, очень сблизившиеся в последнее время, садились пить чай, обсуждать детали заклинаний и просто поболтать. Милада, активной натуре которой это претило, первое время пыталась участвовать в подобных застольных беседах, терпела до каких-то пор, потом начинала раздраженно слоняться по дому, пока Рябинушка не выгоняла ее на улицу. С течением времени Милада начала тренироваться по вечерам во дворе, сделав себе грушу из мешка с песком и сеном. Нанося удары по импровизированному противнику, она как-то раз заметила, что они теперь сопровождались нагреванием воздуха возле ее кулаков, которые порой оставляли темные следы на мешковине, как опалины от огня. Она никак не могла научиться самостоятельно вызывать этот эффект и это ее расстраивало, потому что говорило о неспособности контролировать свою природу.
Рябинушка не возвращалась больше к разговору по поводу ее демонической сущности, и Миладу это одновременно настораживало и успокаивало. Теперь, когда стали мельком проявляться подобные нюансы, девушка вновь подступила к ведунье с расспросами, как ей научиться контролировать процесс. Рябинушка отнекивалась, списывала задержку на неготовность Милады обуздать способность, ругалась с ней, пока не признала, что просто-напросто не может сейчас ничего подсказать. Милада разозлилась, и с тех пор использовала каждую возможность, чтобы попытаться вызвать огонь. Но ничего не получалось.
