Темные тайны - Флинн Гиллиан (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
— Эх ты, дурачина и простофиля! — Трей подал голос с дивана. Он только что раскурил косяк, не отрываясь от клипа. — Ты правда не знаешь, чем занимается твой папашка? Ну ты, чувак, даешь! — Линии его голого, чуть впалого смуглого живота отличались совершенством. Под головой, свернутая валиком, лежала рубашка, которую ему подарила Диондра. — На, затянись, жалкий ты недоделок! — Он протянул ему косяк, и Бен сделал глубокую затяжку, чувствуя, как немеет затылок. — Ответь-ка мне, Бен, сколько младенцев понадобится, чтобы покрасить дом?
«Истребление и смерть…»
Снова эти слова. Он представил, как через огромный каменный камин к ним вламывается орда варваров, топор сносит Трею башку как раз в середине его очередной кретинской садистской шуточки о мертвых младенцах, голова катится по собачьему дерьму и останавливается прямо у ног Диондры в черных туфлях с пряжкой. А потом, возможно, настанет и ее очередь. Пропади все пропадом! Бен снова затянулся — мысли в голове путались — и вернул косяк Трею. Самый крупный пес — белый — подплыл к Бену и уставился на него глазами, в которых не было прощения.
— Все зависит от того, с какой силой их метать, — сказал Трей. — А почему в блендер младенца суют ногами вперед?
— Трей, лично мне не до шуток. — Диондра, видимо, продолжала разговор, в который Бен не был посвящен. — Он не верит, что его папашка приторговывает наркотой.
— …чтобы видеть его реакцию. Чувак, то, что ты сейчас куришь, — от него! — Трей наконец повернулся к нему. — Качества дерьмового, но очень сильная зараза. Поэтому-то мы и говорим, что он при деньгах. Он и цены задирает. Кажется, он сказал, что добывает товар в Техасе. Он туда в последнее время ездил?
Из жизни Бена Раннер исчез после того, как Пэтти дала ему пинка под зад. Он вполне мог умотать в Техас. Блин, а почему бы и нет: если постараться, туда и обратно можно обернуться в один день.
— У меня его расписки имеются, — сказал Трей пьяно-прокуренным голосом. — Короче, он мне денег должен. Все мне здесь должны. Любит у нас народ делать ставки, а платить не желает.
— Эй, почему у меня в руках ничего нет! — надула губы Диондра и принялась заглядывать подряд во все ящики на крошечной кухоньке (у нее и такое имеется — надо же! — отдельная комната для бургеров и чипсов), потом приоткрыла холодильник, достала себе пива и даже не спросила, может, Бен тоже хочет. Он успел заметить, что в холодильнике, который месяц назад был забит продуктами, сейчас стояла лишь большая стеклянная банка, в которой плавал одинокий маринованный огурец.
— Вытащи-ка мне тоже пивка, — попросил он нерешительно.
Она посмотрела на него искоса и отдала свое, потом вернулась к холодильнику и взяла еще.
— Короче, найдем Раннера — у нас появятся и курево, и деньги, — сказала Диондра, облокачиваясь на стул рядом с ним. — И тогда можно отсюда валить.
Бен заглянул в этот синий глаз (Диондра всегда смотрит на него как-то сбоку — он, кажется, ни разу не видел оба ее глаза одновременно), и ему стало по-настоящему страшно за будущее. Пока ему не исполнится шестнадцать, он без разрешения матери даже школу не может бросить. Что уж говорить о работе на кирпичном заводе или в другом месте, где бы он зарабатывал достаточно денег, чтобы Диондра не начала его ненавидеть, чтобы не вздыхала, когда он вечером приходит домой. Сейчас он мысленно представлял не маленькую уютную квартирку в Уичито, а убогую фабрику где-то на границе с Оклахомой, где очень мало платят, где нужно вкалывать по шестнадцать часов в день, вкалывать по выходным, а Диондра в это время будет оставаться с ребенком, которого возненавидит. У нее напрочь отсутствует материнский инстинкт, ребенок будет плакать, а она — спать и даже не подойдет на крик, она будет забывать его кормить, начнет везде за собой таскать, будет там знакомиться с парнями и выпивать (она вечно знакомится с какими-то типами и в торговом центре, и на заправках) и оставлять ребенка где попало. Бен представлял, как она говорит: «А что с ним может случиться! Он же в пеленках, ходить не умеет! Куда он может деться!» — и начнет обвинять его во всех смертных грехах: он будет уродом и мерзавцем, который не может их обеспечить.
— Ладно, — согласился он, решив, что, как только они выйдут из дома, вопрос как-нибудь отпадет. Сам он уже терял нить разговора, голова становилась ватной и отказывалась соображать, мысли путались. Хотелось домой.
Позвякивая ключами от грузовика, в комнате возник Трей со словами: «Я знаю, где его найти», и они втроем уже почему-то топали по снегу, и Диондра требовала взять ее под руку, чтобы не упасть, и Бен начал думать, а что, если она сейчас упадет и умрет или потеряет ребенка? Он однажды слышал, как девчонки в школе говорили, что если съедать по лимону в день, можно спровоцировать выкидыш, — а не выдавливать ли ей потихоньку лимон в кока-колу? Нет, это нечестно делать без ее ведома; ладно, а что, если она упадет? Но она не упала, они сели в кабину к Трею, вентилятор обогревателя обдувал лицо, Бен, как всегда, оказался на заднем сиденье, хотя на самом деле это и сиденьем-то не назовешь — там только ребенок может поместиться, а ему приходится прижимать ноги к груди. Рядом он заметил сморщенную хворостинку картошки фри, сунул в рот и начал шарить, не завалялось ли еще хоть что-нибудь съедобное, нисколько не заботясь о возможных комментариях. Он был под сильнейшим кайфом и страшно голоден.
Либби Дэй
Наши дни
Еще в начальной школе психотерапевты пытались направить мою злобность и агрессию в конструктивное русло, поэтому я резала тяжелую дешевую ткань, которую Диана покупала рулонами. Я кромсала тряпку старыми садовыми ножницами, приговаривая: «Ненавижуненавижуненавижуненавижу». Ткань урчала под лезвием, большой палец краснел и раздувался, а плечи болели от напряжения — режешь, режешь, режешь… наконец желанный финиш: свобода, занавес раскрылся. А дальше-то что? Сейчас я себя чувствовала так же: я что-то резала, ткань закончилась — и я снова совершенно одна в убогом домике — без работы, без семьи, держу в руках два конца разрезанной материи и не знаю, что делать дальше.
Бен лжет, и это невозможно отрицать. Но лгать из-за какой-то глупой девчонки из школы? Мысли носились, как птицы, случайно залетевшие на чердак. Вдруг он все-таки не врет и записка от Диондры предназначалась не ему, а была всего-навсего частью того, что наполняет жизнь школьников помимо уроков. Мишель могла вытащить ее из мусорной корзины, после того как ее туда бросил какой-нибудь старшеклассник: для маленькой шантажистки это весьма полезный мусор.
Или все-таки Бен был с Диондрой знаком, любил ее и пытался сохранить это в тайне, потому что ее нет в живых?
Вдруг она стала частью его жертвоприношения Сатане и он убил ее в ту же ночь? Закопал где-нибудь на необъятных просторах сельскохозяйственных угодий штата Канзас. Снова вернулись мысли о том Бене, который наводил на меня ужас, я представила костер, льющееся рекой спиртное, Диондру из школьного альбома: она смеется и от этого подпрыгивают спиральки кудряшек у нее на голове, она закрывает глаза и… или поет — в огне костра лицо становится оранжевым, — а в это время у нее за спиной Бен, глядя на корону ее волос, медленно поднимает лопату…
Да, но где же тогда остальные из этой компании дьяволопоклонников? Если имелся некий круг бледных юнцов с темными миндалевидными глазами, которые завербовали в свою секту Бена, где они? Куда делись? Я успела изучить каждую мелочь из материалов судебного процесса над Беном. Полиция так и не обнаружила никого, кто вместе с Беном поклонялся Сатане. Все эти нечесаные, баловавшиеся марихуаной дети дьявола из Киннаки в считаные дни после ареста Бена вновь превратились в славных деревенских мальчишек. Повезло ребятам, что и говорить. Два «пристрастившихся к наркотикам» двадцатилетних молодых человека дали в суде показания, что в день убийств Бен появился на одном заброшенном складе. По их словам, он завопил нечеловеческим голосом, когда кто-то сыграл рождественскую песню. Согласно их утверждениям, он им говорил о том, что собирается принести жертву. А еще они сказали, что он ушел с парнем по имени Трей Типано, который, кажется, изуверски убивает скотину и поклоняется дьяволу. Но Типано заявил, что Бена знает плохо, а на время убийств у него имелось алиби: его отец Грег Типано под присягой заявил, что Трей находился с ним дома в Уомииго, а это в шестидесяти милях от Киннаки.
