Моя жизнь со Старцем Иосифом - Филофейский Ефрем "Старец Ефрем Филофейский" (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
* * *
Когда кто-нибудь из христиан, мирских или монахов, удостаивается дара умной молитвы — это настоящее чудо, это благословение Божие. Однако от человека требуется, чтобы он сделал то, что должен сделать. Все человеческие усилия должны быть к этому приложены. Должны умолкнуть внутренние и внешние уста человека — рассудительно, осознанно, не бессознательно и бессмысленно, а с пониманием того, что молчание — это путь к умной молитве и помощь для ее обретения. Когда монах молчит и внутренне понуждает себя к единению с Богом посредством умной молитвы, он поначалу встречает немалые трудности. Если христианин, а особенно монах, положил этому начало, поставил себе именно такую цель — обрести умную молитву, которая есть средоточие, предназначение, основание и вершина монашества, то стоит только диаволу почуять это, как он приложит все силы, употребит все возможное и невозможное, чтобы заградить человеку путь, создать препятствия, лишь бы христианин не приблизился к этой цели, лишь бы ничего не вкусил от благ молитвы. Ибо если человек хоть что-то вкусит от умной молитвы, кто тогда его сможет удержать? Кто ему сможет воспрепятствовать? Ведь тогда человек думает: если так прекрасно пребывать с молитвой уже в самом начале, если у нее такой чудесный вкус, если в ней столько света, столько силы веры, если она так соединяет с Богом, то что будет, если еще больше углубиться в нее? Что будет, если мне откроется это таинство умной молитвы? Стоит или не стоит трудиться ради этого? Вот почему диавол думает: положу-ка я человеку препятствия сразу, чтобы он случайно чего-нибудь не познал. Поэтому-то мы и сталкиваемся с трудностями в умной молитве. Приходит вселукавый и приводит нам на ум тысячи помыслов, лишь бы только воспрепятствовать в достижении той святой цели, которую Бог положил перед человеком, монахом, христианином.
Проходит время, утекает драгоценное время, бегут года, ум приобретает привычку рассеиваться на то и на се, а язык — болтать то об одном, то о другом, то о третьем деле. И так время исчезает как сон, как тень, улетает как птица. Летит птица и не оставляет после себя следа — так и время покидает нас непрестанно. А диавол лишает нас цели, ради которой мы приняли монашество, а если сказать истину — ради которой к монашеству нас привел Бог по Своей беспредельной любви и великой милости. Надо осознать, что мы как монахи должны продвинуться в молитве. Должны что-то познать из умной молитвы. Увидеть немного красоты, вкусить немного благоухания умной молитвы. Увидеть, как разговаривает душа с Богом: что она Ему говорит, что Бог ей отвечает, каково Лице Божие, каковы черты Божественного Лика, как Бог показывает Себя человеку, какова связь Бога с душой. Умная молитва укрепляет веру в Бога. Когда умно молящийся ощущает величие веры, пусть приходят миллионы философов, чтобы говорить ему против веры. Они не поколеблют его ни в каком случае. Простой монах с большой, ощущаемой им верой разобьет все их доводы.
Ибо философы будут говорить исходя из своих заблуждений и мудрований, тогда как монах будет исходить из того, что он вкусил, из того, как он ощущает истину бытия Божия.
Обретение человеком молитвы — это чудо. Но чтобы это чудо произошло, человек должен упорно его добиваться, понуждать себя приближаться к нему. Чтобы Бог увидел: этот смиренный человек, хотя он и нищий, и ничтожный, приложил все силы, какие имел. Так было и с Франциском: сначала он весь сделался одной сплошной сердечной болью, всего себя отдал подвигу самоотречения и аскезы. Всю свою жизнь, все здоровье и молодость он израсходовал на подвиг в надежде стать обладателем этой молитвы и благодати. И на этом основании произошло чудо, которое было чисто Божественным вмешательством. Умную молитву ему передал не какой-нибудь человек, она пришла к нему прямо с Неба. То же происходило и с преподобным Максимом Кавсокаливом, и с другими великими подвижниками.
* * *
После всего этого Франциск отправился к Старцу Даниилу и, рассказав ему о происшедшем, поделился своим помыслом:
— Я обрел молитву. Теперь, после того как я ее ощутил, мне уже не нужен никто. Пойду поселюсь на какой-нибудь скале.
— Будь внимателен, — сказал Старец Даниил, — ты можешь впасть в прелесть, или в нерадение, или диавол тебе причинит какое-нибудь зло, какой-нибудь вред, так что ты сойдешь с ума.
— Что он мне сделает, если у меня есть молитва? Я ничего не боюсь. То, что искал, я нашел.
— Хорошо, но тебе нужно найти собрата, чтобы ты был не один.
После этого Франциск удалился из Виглы и, найдя под одной скалой пещеру, поселился там для большего упражнения в умной молитве. Он совершенно избегал людей, чтобы ум его не отвлекался от молитвы.
Но ненавистник добра, диавол, не спал и однажды в полдень явился перед ним в образе льва. Когда Франциск увидел его, у него от страха душа чуть не вышла из тела. Он осенил себя крестом — и лев исчез.
Два месяца Франциск прожил под той скалой. Пещера была такая тесная, что он не мог в ней встать в полный рост. У него не было даже места, где сложить сухари. Он хранил хлеб на выступе скалы, осеняя его крестом перед тем, как туда положить. В пещере водились мыши, но он не тревожил их, а напротив, даже гладил, говоря: «Не ешьте этот хлеб, он мой». Однако мыши не слушали его и грызли немногие имевшиеся у него сухари. Он их прогонял, а они снова брались за свое. Но все эти два месяца Франциск проявлял терпение.
Живя там, он делал из веток кустарников метелочки. Франциск приносил их в Лавру, и там ему за них наполняли сумку сухарями. Ибо в общежительных монастырях отцы собирают остатки хлеба на трапезе, сушат их в печке, чтобы они не плесневели, и отдают отшельникам как благословение. В то время у врат обителей стояли большие бочки, куда складывали эти сухари, а отшельники приходили и брали их оттуда. Так и Франциск, когда у него сухари кончались, снова шел в Лавру.
Борьба с бесами
Однажды ночью, когда Франциск в безмолвии подвизался в молитве, вдруг засиял свет и внезапно он опять был восхищен в созерцание. Он рассказывал об этом так: «Мой ум был восхищен на некое поле. И были там монахи — по чину, по рядам собранные на битву. И один высокий военачальник приблизился ко мне и сказал: „Хочешь войти и воевать в первом ряду?“ Я ему ответил, что весьма желаю сразиться в единоборстве с черными эфиопами, которые находились прямо напротив нас, рыкающие и испускающие огонь, как дикие собаки, так что один их вид вызывал страх. Но у меня не было страха, потому что была такая ярость, что я зубами разорвал бы их. Правда, я и будучи еще мирским, имел мужественную душу. Так вот, тогда выделяет меня военачальник из рядов, где было множество отцов. И когда мы прошли три или четыре ряда по чину, он поставил меня в первый ряд, где были еще один или два монаха перед лицом диких бесов. Они готовы были броситься на нас, а я дышал против них огнем и яростью. Там военачальник меня оставил, сказав: „Если кто желает мужественно сразиться с ними, я ему не препятствую, а помогаю“. И снова я пришел в себя. И размышлял: „Интересно, что же это будет за война?“»
* * *
С тех пор началась жестокая брань с плотью, бесы не оставляли Франциска в покое ни на мгновение ни днем ни ночью. Каждую ночь — бешеная борьба, а днем — помыслы и страсти. Он не мог глаз сомкнуть: только закрывал глаза, как случалось осквернение. Избежать этой яростной брани ему не удавалось. Он спал стоя в углу или на деревянном сидении наподобие кресла, которое соорудил сам, чтобы облокачиваться руками. Так он спал целых восемь лет — столько, сколько продолжалась эта война, ни разу не позволив себе лечь.
В прошлом у Франциска не было никакого опыта плотской жизни. В миру он хранил себя в чистоте. Он был девственником в полном значении этого слова. Несмотря на это, по домостроительству Божию с ним случилась такая брань, чтобы проявилось его произволение и подвижнический дух.
