Вопрос любви - Вульф Изабель (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— И он устроил драку?
Том покачал головой:
— Просто набросился на меня, дал в глаз и ретировался, бормоча, что, если встретит меня еще раз, убьет.
— Ты звонил в полицию?
— Нет. Потому что тогда дело дошло бы до суда и вряд ли Джине или Сэму, бедному маленькому мальчику, это как-то помогло бы. Лучше, чтобы такие неприятные встречи не повторялись. Удружил мне этот отморозок: на следующей неделе я еду в Канны, и мне совершенно неохота, чтобы все там думали, что я люблю размахивать кулаками. Так что придется надевать очки.
— Да там все будут в очках, так что тебе не о чем волноваться. А потом, к тому времени синяк сойдет.
— А как там твой бывший? — спросил он. — Я имею в виду Люка. — Я рассказала ему про кимоно. Его здоровый глаз раскрылся до предела; Том ошеломленно покачал головой; — Магда-Рукиножницы.
Я уныло улыбнулась:
— Это было ужасно. Ну а пару дней спустя мы встретились за чаем, и теперь, как я понимаю, станем лучшими подружками и будем жить долго и счастливо.
— Серьезно?
— Наверное, — усмехнулась я. — Не знаю. Так хочет Люк.
— Благородное стремление.
— Но не уверена, что эта цель достижима. Проблема в том, что у Люка друзья цивилизованны до мозга костей: проводят со своими бывшими воскресные ленчи, Рождество и все такое, — в общем, не жизнь, а сказка. И он хочет, чтобы и у нас было так же. У него какая-то мечта о совершенной смешанной семье, но я подозреваю, что Магда захочет применить ко мне какой-нибудь миксер, чтобы вмешать меня в семью. И еще — я хочу, чтоб ты знал, — я собираюсь дать интервью. Я согласилась на разговор с журналистом «Санди семафор», потому что больше не могу выносить этот таблоидный бред.
— Что ж, это хороший ход. Только если журналист кошерный.
— Вроде бы он мне сочувствует. Его зовут Даррен Силлито.
Том покачал головой:
— Никогда о таком не слышал.
— Я тоже, но по телефону у нас возникло взаимопонимание.
— Сначала проверь его через «Четвертый канал».
— Я подумаю, но вряд ли это необходимо — ведь я получу контрольный экземпляр. Он мне обещал выслать по почте.
— Тогда нечего и сомневаться — вперед.
Интервью состоялось в следующий четверг. Я думала, что Даррен захочет встретиться в клубе или гостинице, но он сказал, что предпочел бы побеседовать со мной у меня дома, чем в какой-нибудь гламурной забегаловке, потому что так я смогу быть более открытой. Меня тронула его забота. Пресс-агент с «Четвертого канала» спросила, не хочу ли я, чтобы она тоже присутствовала, но я сказала, что справлюсь сама.
Приехал фотограф и одним махом отснял две кассеты пленки.
— А мне разве не положено улыбаться? — поинтересовалась я, когда он молча навел на меня объектив.
— Да нет — журналист сказал, что ему нужна солидность. Вот так. Просто приятная серьезность…
В половине пятого домофон снова зажужжал: пришел Даррен. По телефону мне показалось, что ему под сорок, но выглядел он на двадцать пять. Он носил очки и был худощавым — его мальчишеская внешность заметно контрастировала с его уверенным голосом.
— А вы уже давно занимаетесь журналистикой? — спросила я у него, когда готовила ему кофе.
— Примерно полтора года.
— Вам с молоком?
— Со сливками — если есть. И, если можно, печенье.
— Конечно.
— Я сегодня не обедал.
— Может быть, хотите сандвич? Я вам уже приготовила. — Он покачал головой, и я уложила на тарелку шоколадное печенье. — А чем вы занимались прежде? — спросила я, ставя угощение на поднос.
— Трудился в Сити. Потом занимался вложениями, связанными с риском. Но решил, что журналистика интереснее.
— Ну и как — правда интереснее?
— О, еще бы!
Я поинтересовалась, у кого еще он брал интервью, а он сказал, что писал для колонки спорта и это интервью станет его первым большим биографическим очерком для центральных страниц. Вот почему его имя мне не знакомо — к тому же я редко читаю «Семафор».
Мы сидели в гостиной, и он сказал, что сначала хотел бы коротко побеседовать без записи, а диктофон включит тогда, когда мы оба будем к этому готовы. Он удивился, что я живу на самой обычной улочке, учитывая такой ошеломительный успех викторины. Я объяснила, что не могу пока переехать.
— Вы бы хотели поменять Лэдброук-гроув на более фешенебельный район?
— Не знаю, как насчет фешенебельности, но я бы пулей вылетела отсюда, если бы могла. Не потому что мне не нравится район — он изумительно космополитичный, — а потому, что здесь сложилась неприятная для меня атмосфера, по понятным причинам. — Он понимающе кивнул. — К тому же соседи просто сводят меня с ума.
— Почему?
— Все дело в слухах — это ведь маленькая улочка, на которой все всё знают. Они милые люди, но я бы предпочла жить там, где есть возможность сохранять анонимность.
— Здесь нет очевидных следов присутствия вашего мужа? — спросил он, осматриваясь.
— Я убрала все его вещи. Я больше не могла видеть их.
— Хотели изгладить воспоминания?
— Нет, просто пришло время двигаться дальше, а свидетельства того, что он здесь жил, эмоционально угнетали меня.
— Я понимаю. И тогда вы испытали облегчение.
— О да! Скорее даже освобождение, хотя на какое-то время я словно лишилась почвы под ногами. Но я должна была постараться и освободиться от прошлого.
Даррен быстро прошелся со мной по своему списку вопросов и попросил в двух словах описать, что бы я сказала в ответ на каждый. Прежде всего его интересовало, каким образом возникла сама идея викторины; затем — мое мнение о других ведущих: Энн Робинсон например. Я сказала, что не буду отвечать на этот вопрос, потому что не являюсь ее поклонницей и не хочу говорить о ней ничего плохого.
— Согласен с вами, — сказал он. — «Слабое звено» — довольно дерзкое шоу, не правда ли?
— Ну, у них просто вопросы не очень высокого уровня. Но тем не менее оно все равно популярно — значит, ведущая все делает как надо.
— А что вы думаете о Джереми Паксмане?
— Ну, он может быть властным и нетерпимым, но в то же время у него своеобразная манера шутить, весьма привлекательная, по-моему, и, конечно, он очень умен, так что… пожалуй, я могла бы говорить о нем без устали.
— А вот кого я терпеть не могу, — неожиданно разоткровенничался он, — так это Роберта Робинсона из шоу «Умник Британии». Какой-то он угрюмый — вам не кажется?
— Ну… должна признаться, пожалуй.
— Неприкрыто удивляться, когда женщина правильно отвечает на вопрос?
— Точно, — хихикнула я.
— «О, как вам это удалось, миссис Смит?! Это же правильный ответ! Просто фантастика!»
Я закатила глаза, соглашаясь с ним:
— Честно говоря, не могу этого слышать, хоть радио в окно выбрасывай.
Мы проболтали в подобной непринужденной манере еще некоторое время, а потом Даррен спросил, не готова ли я начать. Я кивнула. Он нажал красную кнопку на крошечном кассетном диктофоне и пододвинул его поближе ко мне.
— Так, — сказал он. — Начнем. Поехали…
Я еще никогда не давала интервью, но пресс-агент «Четвертого канала» посоветовала мне отвечать коротко. «Когда чувствуешь, что уже высказалась, закрой рот на замок, — напутствовала она меня. — Не старайся быть услужливой, заполняя паузы: молчание — золото». Совет дельный, но в то же время я понимала, что Даррену нужен добротный живой материал, чтобы написать интересную статью. Я решила сохранять баланс между дружеской открытостью и благоразумным молчанием. Он спрашивал меня о Кембридже и о начале моей карьеры на Би-би-си, о нашем знакомстве с Томом; затем поговорили о викторине и о том, как я стала ее ведущей. Мы говорили о Люке, и я воспользовалась возможностью пролить свет на обстоятельства его личной жизни и наши взаимоотношения. Затем он перешел к Нику. Я рассказала о его работе в «Суданиз» и о нашем браке. Он спросил меня, почему в доме так мало его вещей.
— Я решила убрать их, — снова объяснила я. — Я ждала три года и поняла, что пришло время двигаться вперед. Я снова хочу жить.
