Несущий свободу - Поль Игорь Владимирович (электронная книга .TXT) 📗
54
Неважной она оказалась бегуньей. Тело болело, словно ее долго били; ногти были содраны в кровь: карабкаясь по завалам, она помогала себе руками. Кашель выворачивал ее наизнанку, она зажимала нос бесполезным мокрым платком; ямы, заваленные мусором, дрожали и расплывались от слез. И все же воздух, напитанный едкими парами, казался ей свежее морского ветра, потому что она снова ощущала себя в безопасности.
«Хватит. Я здесь ни при чем. Это не моя война», – думала Ханна. Черные дома были пусты, стояла неестественная тишина, даже птицы избегали этих мест. Твердила себе: скорее отсюда. Скорее с этого кладбища, бросить все, уехать в Пуданг, а потом бежать с планеты, пока еще не поздно. Она верила в судьбу, верила в силы, что сталкивают людей помимо их желания, слишком часто ей приходилось видеть как те, кто не обращает внимания на такие вот предупреждения свыше, расстаются с жизнью. Навсегда запомнила Мигеля Диаса – оператора, рядом с которым разорвалась граната, а он не получил и царапины. Это была ее первая война, дело было на Арло, Мигель снимал из укрытия бой между отрядом полиции и сепаратистами. Вечером в их палаточном городке был настоящий праздник, виски и местная водка лились рекой, пьяный в дым Мигель раздавал желающим сувениры – осколки той гранаты. Парень немного переусердствовал с доказательствами своего везения – некоторые осколки были величиной с кулак. Примерно через две недели Мигель приехал делать репортаж в сожженную деревню и легкомысленно запнулся о плюшевую игрушку. Кто-то из новичков – никто не успел запомнить его имени, – засмеялся и поднял медвежонка повыше, демонстрируя трофей своему напарнику. В этот момент лохматый уродец превратился в шар огня, и то, что осталось от парня, впоследствии уместилось в коробку из-под обуви. Третий раз судьба намекнула Мигелю, что пора менять профессию, когда машина, на которой он возвращался со съемок, наехала на мину, а он отделался лишь парой шишек. Должно быть, Мигель решил, что чем-то глянулся богу, и тот вздумал оберегать его вечно. Кончил он плохо и банально – в каком-то сомнительном заведении закусил солеными орешками, в которых от неправильного хранения завелся опасный грибок. Он умер в корчах, не успев осознать, что его кредит везения исчерпан.
Она оглянулась, когда ожидание выстрела стало нестерпимым, как боль. Утреннее солнце слепило глаза, и одинокую недвижную фигуру на куче камней окружало белое сияние. Ханне показалось, будто на бородатом лице застыла улыбка. Эта улыбка врезалась ей в память, как лицо матери. Эта улыбка была знамением, незримым приказом – хватит, убирайся, не то я за тебя больше не в ответе. Никогда раньше она не верила в бога так сильно, как в то мгновение. Крохотный крестик под майкой жег кожу. Выстрела так и не последовало. Ханна прекрасно понимала намеки свыше.
Она услышала шум двигателя: из-за угла выезжал автоматический бульдозер, лязгали траки. Двое в защитных костюмах брели следом, из-за блестящих пленок на головах оба были похожи на пучеглазых морских животных.
Бульдозер лязгнул и замер.
– Вот так встреча! – сказало животное.
– Здесь есть полиция? – крикнула Ханна и закашлялась. В груди клокотал жидкий свинец.
– Откуда? – глухо произнес рабочий. – Разве что дальше по улице. Легко найти – увидите сухую пальму. Там они иногда проезжают.
– Откуда вы взялись? – спросил второй, кося на нее круглым стеклянным глазом.
– У меня сломалась машина, – ответила она первое, что пришло в голову.
– Ну и ну. Да тут даже крысы не выживают, – сказал первый.
Ханна не слушала: из последних сил ковыляла дальше.
– Эй! – крикнул рабочий.
Она ускорила шаг.
– Да погоди ты! – кричал блестящий человек.
Ханна перешла на бег. Не хватало еще попасть в руки торговцев «живым мясом». После всего, что ей довелось испытать. После того, как она узнала правду об ультиматуме.
Рабочий легко догнал ее, загородил дорогу.
– Ты что, сдурела? – пробубнил он из-под маски.
В голове стоял шум. Сил дышать уже не было – грудь пылала. Ну уж нет. Так просто вам меня не взять. Она неуверенно нагнулась и нашарила камень.
– Совсем народ ополоумел, – прогнусавил голос. – Сдохнешь ведь! Держи пленку! – и он протянул ей пакетик с пленочным противогазом, какие выдают в убежищах гражданской обороны. – Сама-то наденешь?
Она молча кивнула, все еще сжимая в руке камень.
– На перекрестке повернешь направо, там тропинка через двор. Так короче выйдет, – сказал рабочий напоследок.
55
При свете дня город оказался не таким уж мрачным; сквозь дрожащий воздух проглядывали далекие синие горы. Озеро, свинцовое поутру, теперь играло блестками, солнце высветлило пропыленные стены. На площадке, огороженной сеткой, школьники бросали мяч в баскетбольную корзину. Набережная была полна народа; яркие одежды наполняли открытые кафе, слышался смех.
И вдруг все замерло, прохожие останавливались, умолкали, волна безмолвия прокатилась, глуша музыку. Во всех кафе дрожали синие блики: передавали сводку новостей. Ханна прислушалась: диктор читал о новых назначениях в военном руководстве, о том, как вести себя в случае воздушной тревоги. Толпа молча слушала. Министр обороны говорил: «Выстоим… полны решимости… свобода…», но слова не порождали у людей вокруг ни надежды, ни ликования; безверие растекалось по улицам.
Молодому полицейскому на переднем сиденье не сиделось на месте.
– Вам повезло, что вы нас встретили, сеньора, – наверное, в десятый раз произнес он. – Верно, Эдмундо?
– Угу, – кивнул его неразговорчивый напарник. – Уже скоро.
– Не хотите еще воды?
Ханна покачала головой, глаза ее слипались от усталости:
– Нет, благодарю вас.
Машина резко свернула на боковую улицу, потом еще и еще, вызвав у Ханны приступ тошноты.
– Что это за здание? – спросила она, чтобы отвлечься, заметив, как проплывает мимо большой фасад полированного камня, резко выделяющийся из череды безликих офисных коробок.
– «Саворский Алюминий», – ответил словоохотливый парень. – Здесь их контора. Их завод на острове посреди озера. Видите вон там корабль? Это баржа, сырье им везет. Такая махина, а вблизи и вовсе громадина.
– Мой отец там раньше работал, – сказал второй. – Десять тысяч человек у них кормятся. Если б не они – совсем беда.
Ханна поймала в зеркале его внимательный взгляд. Раньше ей казалось, что Дендал не так уж и велик.
– Долго еще? – спросила она.
Молодой полицейский повернулся и сказал:
– Не волнуйтесь. Доставим в лучшем виде. Вы так и не сказали нам, как оказались в развалинах.
– Я журналист, – ответила Ханна, осознав с беспокойством, что на ее вопрос не ответили. – Хожу где вздумается. У меня есть аккредитация. Осталась в машине вместе с документами.
Она твердо решила не упоминать о своем похитителе. Решила: не станет подыгрывать ни той, ни другой стороне. Ей удалось уйти, оставив его среди мертвых стен и сгоревших машин, и его дела больше ее не касались. Она не собиралась его выдавать; она уже сделала выводы, эта планета больше не интересовала ее, эти люди могли позаботиться о себе сами. Страх и одиночество переполняли ее. Нельзя помочь всем сразу. Невозможно переживать за каждого умирающего от голода. Она и так делает что может. К тому же она журналист. Ей нельзя ни во что вмешиваться. Она сторонний наблюдатель. Объективность всегда нейтральна. Даже Джон не вправе требовать, чтобы она разделяла точку зрения какой-либо из сторон. В конце концов, думала она, я просто женщина. И я устала. Многого не прошу: всего лишь тепла и безопасности. Но молчаливые люди, внимающие голосу диктора, не шли из головы. Застывшие в ожидании других, хороших новостей, лица. Поток ассоциаций увлек ее: старик с мальчиком, лицо которого замотано грязным полотенцем; матери в очередях за супом; разрывы ракет у мостов; стоны из-под развалин. Сами развалины: бесконечная череда, на всех захолустных планетах одно и то же, они словно скопированы друг с друга, растиражированы по всему миру, как дешевые пыльные репродукции или кричащие открытки в лавочках для небогатых туристов.
