Узник моего сердца - Брэнтли Пейдж (лучшие бесплатные книги txt) 📗
– Ты понимаешь, что делаешь? – спросил Лэр, спешившись и снимая Николетт с седла.
– Да. Я еду с тобой, – выдохнула она, страстно обвив его шею.
Его охватило такое сильное желание прижать девушку к себе, что он взял ее на руки и мгновение держал, прежде чем поцеловать.
Все еще прижимаясь к нему губами, Николетт прошептала:
– Не надо ненавидеть меня за то, что я возражала тебе. Я не могла отпустить тебя одного.
– Ш-ш-ш, это неважно. Важно лишь то, что я снова нашел тебя. Нам надо ехать в Италию, путь они убивают друг друга. Другого они и не заслуживают.
– Если Изабелла и де Конше победят, нас убьют. Де Конше мне прямо заявил: «Она задумала что-то особенное для вас и де Фонтена». О Лэр, она не успокоится, пока не найдет нас. И в Италии мы не будем в безопасности, в целом мире нет места, где мы могли бы укрыться. Что делать? Как остановить ее?
Лэр огляделся, посмотрел на лошадей, от которых валил пар. Затем поцеловал Николетт.
– В письме сестры сказано, что наш дядя д'Орфевре путешествует с королем. Ему надо присутствовать на церемонии подписания мирного договора с фламандцами. Если он в Клермоне, я попытаюсь послать ему сообщение… – он не закончил мысль, потом добавил: – Расскажи мне еще раз о том, что слышала. Постарайся вспомнить каждое слово.
Николетт еще раз повторила все, что услышала.
– Они обсуждали несчастный случай на охоте, и как все должно произойти.
Лэр и Николетт поговорили еще некоторое время, не желая признать, что все бесполезно, потом пошли к ручью и напились ледяной воды. Прежде чем отправиться в путь, Лэр заставил Николетт надеть его перчатки. В то время как они продвигались на север, солнце скрылось за тяжелыми облаками.
К середине дня снова начал идти снег. Сначала медленно падали крупные пушистые хлопья. Однако, через час снежинки стали меньше, но началась настоящая метель, закрывшая все плотной завесой. Ветер завывал все сильней, путники перестали чувствовать собственные руки и ноги, их лица обледенели.
Лэр считал, что они находятся где-то неподалеку от Клермона, но в снежном вихре трудно было определить верное направление.
Совершенно случайно они наткнулись на повозку торговца и двух несчастных лошадей, застрявших в снежном заносе. Торговец, грузный человек, закутанный в меховое одеяло, с огромным животом и лицом, заросшим густой бородой, сидел на снегу, оплакивая свою судьбу. Увидев всадников, он вскочил на ноги, крича:
– Эй, путники! Моя повозка застряла! Слуги бросили меня, оставили замерзать. Помогите мне! Я вам заплачу, хорошо заплачу! – вопил он, опасаясь, что мужчина и мальчик проедут мимо.
– Друг мой, как долго вы здесь? – спросил Лэр.
– Несколько часов. Благослови вас Господь, сир. Мои красотки и я, – торговец показал на несчастных лошадей, – не пережили бы ночи.
Лэр спешился и осмотрел колеса повозки. Он спросил торговца, далеко ли до Клермона.
– О да, это дорога на Клермон, хотя сегодня трудно что-то утверждать. Но я ездил по ней двадцать лет.
Торговец продолжал проклинать слуг, бросивших его, и сообщил, что дважды в год продает дубильные квасцы цеху кожевников в Клермоне. Он все еще бормотал, когда Николетт забралась в повозку и взяла вожжи, а мужчины уперлись плечами в заднюю стенку повозки.
Та качнулась и заскрипела. Колеса начали медленно поворачиваться, в то время как покрытые снегом лошади скользили и бились. Пар поднимался от их боков и из ноздрей. Наконец, благодаря неимоверным усилиям людей и лошадей, повозка рванулась вперед и высвободилась из снега и льда.
Торговец вознес хвалу всем святым и путникам. Когда Лэр отказался принять деньги, торговец сказал:
– Раз вы не хотите платы, то должны позволить мне купить для вас и юного сквайра еду. С этой стороны Клермона в одном лье отсюда есть таверна, где я всегда останавливаюсь на ночлег. Поедем со мной.
Наступили сумерки. Буря усилилась. Одно лье превратилось в два и три, по крайней мере, так казалось при ревущем ветре и снеге, залепляющем лица. Они не видели таверну, пока не оказались совсем рядом. Повозки и двуколки заполняли двор.
Перед дверями конюшни Лэр помог торговцу распрячь усталых лошадей. Они ввели животных внутрь, укрыв от пронизывающего ветра и холода. В сумеречном тепле конюшни мальчик-конюший принял от них плату и указал стойла. Он тронул Лэра за локоть.
– Тс-с, – сказал он вполголоса. – Если вам надо место для ночлега, то три обола за сеновал с вас и два за мальчика, он меньше. Внутри мест нет.
Сначала Лэр отклонил предложение.
– В самом деле? – спросил осторожный торговец, так как и сам был порядочным мошенником, да и дела его не всегда были честными.
– Смотрите сами, – заметил толстощекий парень и добавил: – Позднее и у меня не будет мест.
Пока купец торговался с конюшим о цене за спальное место, Николетт набрала в бочонках у входа в конюшню воды для лошадей. Когда она возвращалась с водой, навстречу ей прошли двое высоких мужчин с луками за плечами. Их плащи еще были покрыты снегом. Николетт они показались огромными, как горы, пришлось отскочить в сторону, чтобы они не затоптали ее, проходя мимо. Ледяная вода выплеснулась из бадьи на ноги.
Когда они исчезли из виду, девушка поглядела на стойла, из которых только что вышли мужчины. Внутри стояли три лошади, две еще оседланные, а третья с грузом, представляющим собой какой-то бесформенный узел, завернутый в толстую ткань. В сумраке конюшни в этом зрелище было что-то зловещее. Николетт подумала, не мертвое ли это тело. Хотя, конечно, тюк мог быть просто грузом торговца.
В этот момент лошадь переступила ногами, качнув груз, и Николетт показалось, что она увидела темную большую морду, высовывающуюся из-под тяжелой ткани. Конечно, это не человек: клык, как у кабана, поднимал губу в застывшем оскале, а глаз убитого животного был неподвижен. Она решила, что это огромный дикий кабан, когда ее коснулась чья-то рука.
ГЛАВА 21
– Что ты делаешь? – спросил Лэр, беря у нее из рук ведро.
Придя в себя, девушка прошептала:
– Взгляни, это какая-то необычная порода кабана.
Лэр бросил на него досадливый взгляд.
– Похоже, дикий боров, – он пошел прочь. Николетт заторопилась за ним.
Их ожидал торговец, который в споре с конюшим исчерпал все свои аргументы. Он все еще ворчал, когда они вышли из конюшни в снежную бурю.
– С каждым годом все дороже. Честному человеку уже не прожить. Не знаю, чем все это кончится. Мир так не продержится, – он сердито выругался.
Они прошли по заснеженной тропинке от домика до таверны. Слабый свет пробивался сквозь разукрашенные инеем окна. Над вывеской навис целый сугроб снега, дверь скрипела и болталась взад-вперед при каждом порыве ветра.
Николетт еле смогла разобрать название: «Веселый путник», а подо льдом и снегом увидела грубо нарисованную фигуру в одежде кающегося грешника. Сразу же вспомнился запах грубого балахона, который ее заставляли носить, унижения, которые она была вынуждена терпеть, и девушку охватил внезапный страх.
Дымный жар таверны окутал их как туман. Две комнаты с низкими потолками были битком набиты погонщиками мулов, возчиками, купцами, просто путниками и монахами какого-то братства, словом, всеми, кого на дороге застала зимняя буря.
Когда носы оттаяли с мороза, их поразили смешавшиеся запахи прогорклого свиного жира, эля, сырой шерсти и людей, тесно сбившихся в кучу.
Торговец, верный своему слову, заплатил за еду. Полная женщина бросила на дно деревянной чашки ломоть хлеба, а сверху навалила порцию свиного рулета. В рулете, более или менее пропеченном, было больше соуса и овощей, чем свинины. Если нужны были специи, в том числе соль, за них требовалось заплатить дополнительно. Услышав цену, торговец перевел дух и заметил, что это дороже, чем место в раю. Лэр и Николетт отказались от специй.
Группа монахов, сидевших в конце длинного стола возле двери, подвинулась, чтобы уступить место вновь прибывшим. Члены братства оказались веселой компанией и рассказывали о своем долгом путешествии, чтобы помолиться перед оправленным в золото черепом Святого Жана в баптистском соборе в Клермоне.
