Мираж - Рынкевич Владимир Петрович (электронная книга .TXT) 📗
Однако несколько закрытых тёмным брезентом бричек стоили у вокзала, извозчики время от времени протирали Терпеливо мокнущих лошадей. В Гранд-отель Дымников поехал за два рубля.
В холле и ресторане чисто, пусто, печально, отчего возникла особенная прелесть красивого одиночества. Почти все столики были свободны. Он выбрал столик у окна — когда-то они сидели здесь с Марысей. Ленивый сонный официант подошёл, предупреждая всем своим видом, что здесь не на что особенно рассчитывать, однако, увидев английский фунт, пообещал и настоящий коньяк, и рыбу, и мясо.
Сначала, конечно, письмо от родителей.
«Дорогой Леонтий, я и мама едва не лишились чувств, узнав, что ты жив, здоров и находишься далеко от фронта. Мы пережили прошлую зиму в холоде и недоедании, но эта зима грозит и холодом, и голодом. Мы, как и почти все питерцы, поставили в квартире железную печку, но не знаем, удастся ли купить дрова. Если даже жечь книги, то и их надолго не хватит. Кое-что всё-таки сожгли — большей частью журналы. Твои любимые не трогали: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Стриндберг, Гамсун так и стоят у тебя на полке.
- Я хожу в Университет и иногда читаю лекции — когда бывают студенты. Сейчас Максим Горький пытается организовать помощь писателям и учёным. Осенью нам выдали мешок яблок, а недавно дали хорошее конское мясо. Может быть, дадут дров. На днях приходила Женни. У неё огромное горе — расстреляли родителей. Когда к городу подходили белые, многих арестовали и расстреляли.
Мы мечтаем о том времени, когда кончится весь этот ужас, и мы встретимся с тобой и будем жить настоящей человеческой жизнью. Нам сказали, что через людей, доставляющих тебе это письмо, ты можешь нам ответить, не касаясь войны, политики и прочего. Целуем тебя, молимся за тебя, живём только ради тебя...»
Хорошо, что официант вовремя принёс коньяк, а то бы капитан расплакался.
— Подожди, — сказал он официанту. — Скажи, какая по-твоему должна быть настоящая человеческая жизнь.
— Ну... Какая? Дом, жена, дети, наверное.
— А сейчас у нас настоящая жизнь? Молчишь? А вообще бывает когда-нибудь настоящая человеческая жизнь? Не знаешь? Вот и я не знаю, — произнёс он мрачно и стал развёртывать сложенный нежно-голубой листок.
«Мой коханый, любимый Леончик! Верю, что мы скоро вновь встретимся и уже никогда не расстанемся. Я сейчас не могу приехать к вам. Попробуй ты перейти на службу в вашу миссию, которая сидит в Варшаве. Я живу: Маршалковская, 17, телефон 1385. Попробую прислать тебе кое-что с кем-нибудь. Целую, целую, целую... как, помнишь, целовала тогда летом, когда цвели розы. Навсегда твоя Марыся».
Закончив обед, Леонтий ещё тщательнее завернулся в плащ, а выйдя на улицу, вдруг обнаружил, что дождь перестал. Назвал адрес извозчику, тот покосился на пассажира, но промолчал и погнал лошадь небыстрой шлёпающей рысью в сторону Заводского переулка. Свернул с Сумской, потом направо, и перед глазами Дымникова возник белый дом, зелёные железные ворота, рядом солдат с винтовкой — Заботин, или как его там теперь.
— Что за военный дом? — спросил Дымников у извозчика.
— Комендатура.
— Шагов через 20 останови.
Солдат, увидев, что из остановившейся брички к нему направился офицер, сначала закричал: «Стой! Назад! Чего надо?» Потом узнал Дымникова и сказал потише:
— Проходите от греха, а то оба пропадём.
— Своих ждёшь?
— Вы о себе задумайтесь. Наши ведь вас не простят. Бечь вам надо за границу.
— Ночью Кутепов будет город объезжать. Прячься.
— А ну, проходи! — закричал Заботин, завидев офицера.
В Заводском переулке у дома 5 Дымников вышел, сказав извозчику ждать, поднялся на 2-й этаж, постучал в дверь квартиры 7. Услышал:
— Входите. Открыто. Проходите вперёд к столу. Сделал шага два и вдруг:
— Стоять! Руки вверх! Не оборачиваться! У меня маузер. Оружие есть?
— Такую мать! — выругался Дымников. — Впервые в жизни решил спасти незнакомого человека и сразу попал под прицел.
— В каком кармане оружие?
Незнакомец подошёл сзади, вытащил наган из кармана, ощупал плащ, отступил куда-то в угол, сказал спокойнее:
— Можете повернуться.
Перед Дымниковым стоял человек интеллигентного вида, в очках, в хорошем костюме.
— Не узнаете меня? — спросил незнакомец.
— Как я могу вас узнать, если никогда с вами не встречался, но, надеюсь, именно вы хозяин этой квартиры? Я, действительно, пришёл вас спасти. Сегодня в 5 вечера Кутепов начинает карательную операцию по всему городу. Одна из групп имеет данные о том, что вы провалили разведгруппу Добрармии.
— Берите ваш наган и отпускайте извозчика — я в окно видел, как вы подъехали. Поговорим, а потом я найду вам извозчика, да и самому надо исчезать. Кстати, у меня есть спирт.
Пока пили спирт с вишнёвой настойкой и закусывали какой-то солёной рыбой, Игнатий Алексеевич рассказывал:
— В этой акции, кроме меня, участвовали ещё двое. Только один из них может быть сейчас в Харькове и действовать против меня. Летом он был штабс-капитаном и переметнулся к красным с той самой информацией о разведгруппе.
— А теперь он вновь перешёл к нам и опять штабс-капитан. А вы большевик?
— Нет. Я был за Ленина до тех пор, пока он не разогнал Учредительное собрание. Общался с ним. Спорил. В вашей армии многие за Учредительное собрание. Теперь, когда Врангель стал командующим, появилась возможность объединиться всем разумным силам вокруг него. Он — понимающий генерал. Он может увести армию в Крым и там создать республику. Ему помогут западные государства. Я на это надеюсь и уже собрался в Крым. Ваше появление ускорило мой отъезд. Советую вам ориентироваться на Врангеля.
— Мой командир — Кутепов.
— Профессиональный убийца. Сколько в России офицеров и генералов, и более разумных, и, наоборот, более недалёких, но ни одного не нашлось, кто бы возглавил карательный отряд в Петрограде. Только Кутепов. Он считает, что служить — это убивать. И сам, конечно, своей смертью не умрёт.
В эту ночь смерть называлась «Кутепов». Она появлялась одновременно с автомобилем, наполненным вооружёнными людьми в шинелях под командой офицера, или с конным отрядом, сверкающим клинками, галопом врывающимся на площадь, окружала, сдавливала, требовала документы, вглядывалась в лицо, обыскивала и действовала:
— Документов нет, по морде видно — большевик. Повесить.
— Приказчик с двумя золотыми часами — ворюга. Повесить.
— Продукты в магазине взял — продавцы разбежались. Мародёр — повесить.
— Оборванец, шатается по городу неизвестно зачем. Бандит. Повесить.
— Хозяин магазина увозит товар неизвестно куда. Вор. Повесить.
Кутепов предупреждал: казнить каждого мародёра независимо от чина. Повесил же генерал Врангель железнодорожное начальство в Царицыне. Почему же хозяина магазина надо прощать?
По городу нёсся вопль ужаса: «Кутепов идёт!»
1919. ДЕКАБРЬ
12 декабря Добрармия оставила Харьков. Оставила ограбленный, запуганный, опустевший город. Летом, когда белые пришли сюда победителями, город цвёл розами и улыбками женщин в светлых платьях, сверкал трубами духовых оркестров и офицерскими погонами, теперь же — чуть ли не на каждом столбе болтался повешенный с табличкой на груди «Мародёр».
20 декабря, когда штабной поезд стоял на станции Лозовая, Кутепова срочно вызвали в Ставку. Он приказал адъютанту, кроме конвоя, взять ещё одного грамотного офицера — предполагал, что придётся сочинять какие-то документы, а штабных трогать нельзя. Накануне в лесах под Змиевым полностью лёг 3-й Корниловский полк, прикрывавший отход корпуса. Штаб должен быть начеку, чтобы не допустить прорыва, окружения или гибели ещё одного полка.
Настроение у генерала перед выездом было такое, что впору бы кого-нибудь расстрелять или повесить. Ленченко подошёл с Дымниковым.
