И все-таки это судьба (сборник) - Райт Лариса (книга регистрации TXT) 📗
– Я помню, вы когда-то рекомендовали нам попробовать десерт «Нежный» и сказали, что его обожает ваш сын.
– Да, действительно. – Я наморщила лоб, соображая, когда это могло быть. Наверное, лет пятнадцать назад, а может, и больше. – За это время он сильно вырос.
– Да, представляю, – кивнула Татьяна. Я посчитала разговор исчерпанным, но она неожиданно продолжила: – Наверное, уже совсем большой.
– Да, собирается жениться.
– Вас это огорчает? – Разговор по душам с Татьяной – то, чего я ожидала меньше всего. И уж никак не думала, что душу изливать придется мне. Нет, я помнила давнюю сцену в кабинете, но после того дня ничего подобного не повторялось. Да, я не испытывала восторга от предстоящей свадьбы, но не потому, что собиралась стать злющей свекровью, которая ест невестку поедом, пока не сживет со свету. Я просто переживала, как любая нормальная мать, не знающая, как все сложится у ее ребенка в дальнейшем. Но не более того. Просто, переживая и опасаясь, не можешь испытывать безоговорочного счастья. Что ж поделать? Я ответила:
– Не слишком. Просто волнительный момент. Невеста – прекрасная девушка. И, по-моему, любит Андрюшу.
– Что ж, – Татьяна улыбнулась, но как-то грустно, – дай Бог счастья! – И я почему-то подумала, что это она пожелала только девушке.
Второй стресс от изменений, случившихся с Татьяной, я испытала, став свидетельницей следующего разговора. Подруги, как обычно, сидели за любимым столиком, и Лада показывала свою фотографию на развороте популярного глянца. Очевидно, ей хотелось похвастаться всему населению планеты, потому что, увидев меня у стойки бара, она призывно помахала рукой. Я, конечно, подошла, посмотрела на снимок, сказала пару дежурных фраз о том, что на фото она выглядит так же прекрасно, как в жизни. И уже собиралась отойти, меня ничто не задерживало, но вдруг Татьяна произнесла:
– А все-таки зря ты развелась, Ладка.
Если есть на свете немые сцены еще немее, чем в «Ревизоре», то эта, безусловно, была из их числа. Все замерли. Лада с кривой улыбкой и приподнятыми вверх бровями. Нина с поднесенной ко рту вилкой. Зоя с прижатой к губам салфеткой. И я в полуразвороте: нога на весу, шея изогнута. Это длилось несколько секунд. Потом вилка с шумом упала на тарелку, отколов кусочек дорогой керамики, салфетка упала на Зоину юбку, оставив на ней жирное пятно, мое тело достигло привычной гармонии, а Ладины брови вернулись в нормальное положение, но зато рот ее открылся и спросил почему-то шепотом?
– Как это?
На Татьяну смотрели три лица с одинаковым выражением. Это было даже не удивление, а абсолютный, поразительный шок. Мне нацепить такую вполне подобающую случаю физиономию не позволила служба, но я тоже еле сдерживалась от любопытства и просто не смогла заставить себя отойти.
– Я бы не удивилась, если бы это сказала Зоя, – подала реплику Нина.
Я про себя подумала, что согласна с ней.
– А я бы такого не сказала, – пробормотала Зоя.
– Вот видишь! – Ладин голос срывался от волнения. – Даже Зоя так не считает.
– А я считаю.
– Я тебя не понимаю. – Лада смотрела на подругу как на восьмое чудо света.
– А-а-а, – вдруг нашлась Нина, – Танька жалеет не о том, что ты развелась, а о том, что развелась вот так: не обобрав этого предателя как липку. Теперь тебе приходится самой вкалывать, а могла бы лежать на шелковой кушетке в обнимку с маленькой собачкой и ни о чем не печалиться.
– Вовсе я не об этом. Ты, Нин, прекрасно понимаешь, что если бы Ладка туда легла, там бы от тоски и сдохла. Делать нечего. Сын так и остался работать во Франции, и что-то я не слышала, чтобы настойчиво звал к себе переехать. У друзей своих забот полон рот. Ну день полежишь с собачкой, ну неделю, а потом залаешь вместе с ней и завоешь.
– Тогда о чем ты? – потребовала объяснений Зоя.
– Я о том, что Лада все это не для себя делает.
– А для кого же? – Лада изобразила ехидное непонимание.
– Для него. Все мысли о том, что теперь он увидит, пожалеет, расстроится и поймет, какое сокровище потерял.
– Ну и что? Пусть видит и жалеет. – Нина пожала плечами. – Каждому по заслугам.
– Правильно. Так я и думаю, что Лада заслуживает того, чтобы жить для себя. А она, хоть и развелась, продолжает жить для этого козла. Так зачем разводилась?
– Это он развелся, – напомнила Лада подруге.
– Тогда тем более ты должна растереть и забыть. Сама иди по жизни твердой походкой и нечего мечтать о том, как в один прекрасный день…
– Да ни о чем я не мечтаю!
– Свежо преданье.
– Тань, ну, что ты к ней привязалась? Нормальная жизнь, классные снимки. Все хорошо.
– Хорошо будет, когда она о нем забудет.
– А ты забыла? – Зоя участливо положила ладонь на руку Татьяны. Меня удивило, что та руки не отдернула, а, казалось, даже сделала ответное благодарное движение.
– Забыла, – произнесла она. – Но потратила столько бессмысленных лет на всякие мысли и сравнения. Надо было сразу растереть и выплюнуть и не судить о других по одной мерке.
– Хорошо, что ты поняла, – сказала Нина.
– Плохо, что поздно, – откликнулась Татьяна. – Ни детей, ни семьи, одни сожаления.
– Но ведь и романтика есть. – И снова Зоя погладила руку подруги, а я сделала вывод о том, что загадочный кавалер все же присутствует в жизни Татьяны.
– Романтика в нашем возрасте – насмешка судьбы. – Татьяна усмехнулась.
– Ну так и смейся себе на здоровье. – Нина энергичным кивком постаралась придать вес своим словам.
– А больше ничего не остается. Много времени потрачено зря. И я не хочу, чтобы Лада повторяла мою ошибку.
– Тань, я все равно не понимаю, – Лада покачала головой. – Что я теперь могу не успеть?
– Пожить для себя, не пытаясь никому отомстить. Я все хотела, чтобы он – муженек мой бывший – пожалел, а в итоге понятия не имею, где он и что с ним, зато сама пожалела по полной.
Никто не решился что-либо ответить. А что тут скажешь? Грусть в темных, глубоких глазах Татьяны говорила сама за себя. Нина ковыряла вилкой в тарелке, Лада кусала губы, стараясь сдержать слезы, Зоя продолжала участливо гладить ладонь разоткровенничавшейся подруги. Я не знала, куда себя деть: уйти молча или что-то сказать? Но что? Татьяна, позволив себе минутную слабость, осталась верна себе. Уже через несколько секунд она резко скинула Зоину руку и твердо сказала:
– Все, хватит распускать нюни. Все у нас замечательно. Живы, здоровы, на паперти не стоим. Потрепались, поели вкусно, теперь вот до сладкого очередь дошла. – Она повернула голову ко мне: – Что там у нас с десертами? – Татьяна смотрела на меня так, как не смотрела никогда: приветливо и как-то очень тепло, по-домашнему.
Перемены в Татьяне, пожалуй, поразили меня больше всего. Несмотря на то что жизнь ее, в отличие, например, от Ладиной, не поменялась кардинально, ее внутреннее преображение было колоссальным. Но еще больше, чем внутренние преобразования Татьяны, новый виток успеха Нины или превращение Лады из домохозяйки в телезвезду меня поражало другое: отсутствие перемен в Зое.
Нет, во внешности, конечно, произошли изменения. Годы берут свое, как ни крути. Волосы Зои, по-прежнему густые, но собранные в дурацкий пучок, изрядно поседели, блеклое, неприметное лицо стало еще бледнее, лучики морщин разбросали свое сияние по вискам и щекам. Но в остальном она была такой, как и прежде. Та же серая одежда тетки, или уже, наверное, бабки. Тот же тихий голос и добрая улыбка. Тот же Петечка, время от времени возникающий на пороге нашего заведения и робко говорящий, что «тут довольно дорого». И мое недоумение от ее пребывания в компании подруг тоже осталось неизменным. Я думаю, оно даже усилилось. Зоя напоминала мне тяжелый якорь в бушующем море. Она будто тормозила жизнь, вихрем вертящуюся вокруг. Она противоречила движению, развитию, прогрессу, в конце концов. И если раньше Зоя просто казалась мне странной и резко проигрывающей своим подругам в успешности, то теперь в моем отношении к ней появилось подобие жалости. Прежде я по-женски сочувствовала и Ладе, и Нине, и Татьяне, но теперь все, происходящее в их жизнях, представлялось мне правильным и достойным. А в Зоиной, на мой взгляд, не происходило ничего. Вязкое, топкое болото, в котором она наверняка тонет, но стесняется просить о помощи. Мне просто казалось жутко несправедливым то, что приятный человек (а Зоя, безусловно, относилась к категории таких людей) ничего не достиг в жизни, ничего не добился.
