Летописец - Вересов Дмитрий (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗

— Зинуля, — сказал он, вернувшись к недоумевающей билетерше, — Зинуля, я, видишь ли, носитель некой тайны. Короче говоря, мне надо половчее передать послание только что прошедшему твой контроль зрителю. Вот как бы это сделать, а? Так, чтобы не я передал. Так, чтобы это вышло случайно. Есть какой-нибудь такой номер, где что-то раздают зрителям первого ряда?

— Ты по-прежнему авантюрист, Антуан Ангелини! — восхитилась Зизи. — Кстати, ничего сложного. Я поручу это внуку Мари. Он сделает так, чтобы твоего адресата сфотографировал Игорь Эмильевич, а в конверт с фотографией можно положить это твое «послание». Сейчас представление начнется. Идем, покажи-ка мне клиента. А тебе я принесу скамеечку.

— Я люблю тебя, несравненная Зизи, — только и сказал Антуан Ришарович, за что получил программкой по лбу и назван был «шалуном» и «пройдохой».

План благополучно осуществился, что было отпраздновано в комнатке Зизи, которая жила тут же, при цирке, отвоевав себе в свое время одну из гримуборных. А на следующий день Антуан Ришарович отбыл через Москву и через Свердловск в Среднехолмск с отчетом о командировке.

Михаил, чтобы прочесть таинственное послание без свидетелей, дождался, пока все заснут, и среди ночи вышел на кухню, общую с соседом-дворником, который, оставив после себя густой перегарно-табачный туман, удалился с очередной подзаборной мадам на свою половину.

Он присел к окну, под сень жирного алоэ, достал письмо из кармана пижамной куртки, взвесил его на ладони. Взвешивать особо было нечего, конверт был так тонок, что казался пустым, и Михаил, переборов неизвестно откуда взявшуюся нерешительность, оторвал справа сине-красный бордюрчик и вытряхнул на ладонь сложенный вчетверо листок, вырванный из ученической тетради в клетку. Развернул его и не без труда в волнении прочитал мелкий и не слишком разборчивый почерк, каким обыкновенно пишут врачи:

Михаил читал и перечитывал письмо, мерил шагами кухню, поставил чайник и забыл про него, потом загрохотал табуреткой, опрокинув ее, и разбудил Аврору. Она вышла, кутаясь в халатик, щурясь на свет и высоко подняв брови от удивления.

— Миша, что ты колобродишь среди ночи? Плохо? Заболел? Аспи-ринчику?

— Аврорушка, — выдохнул он, сжимая ее в объятиях, — Аврорушка, мама нашлась. Жива.

— Миша?!

— Это страшная тайна. Я получил письмо — вот, читай. Мне надо ехать срочно. Я отпуск возьму и поеду. Мог ли я надеяться? Мама. Ее надо к нам.

— Вот это новость. — сказала Аврора, прочитав послание. — Конечно, езжай и забирай ее оттуда, Миша. Это счастье, что она нашлась через столько лет.

— Я давно перестал ее искать и виню себя в этом. Надо было верить и надеяться. Как она оказалась на Урале? Ее должны были бы выслать на север Сибири или в Казахстан, а так получается — куда? В Коми, что ли? В Ухту?

— Вполне возможно, Миша. Но что теперь гадать? Поезжай, узнаешь. И скажи, что мы все ее ждем и будем счастливы увидеть. Если билетов будет не достать, папа поможет.

И Михаил, собравшись в одночасье, поехал.

Среднехолмск оказался небольшим городком, расположенным в долине среди невысоких горок на притоке реки Лозьвы, который назывался Безымянка. Раньше, когда Среднехолмск не получил еще статуса города и районного центра, то есть всего-навсего лет пятнадцать назад, он назывался на местный лад непонятным словом, то ли комякским, то ли мансийским, то ли хантыйским. Но после войны поселок, в котором было всего два важных объекта — пересыльная тюрьма да одноэтажная больничка-барак, вдруг пошел в рост, начал застраиваться. Здесь стали оседать вышедшие из лагерей. Они же и строили город. Строили без определенного плана и из чего попало: из леса так из леса, из кирпича так из кирпича, из бетона так из бетона, а то еще и мазанки сооружали на арматуре из веток и мелкого щебня.

Строили пришельцы абсолютно незаконно, словно здесь была дикая земля, необитаемый остров. И сначала никто их не останавливал, потому что городские, а тогда еще поселковые власти в легкомыслии своем пустили все на самотек. А почему? Да потому, что власти гражданские в данной местности во всем полагались на власти пересыльные. А последним и дела не было до строительных работ, потому что пересылку к тому времени уже решили прикрыть за ненадобностью, и следовало сворачивать свою деятельность. Опомнились, когда вокруг поселка все уже было застроено в радиусе трех километров. И лишь тогда постфактум всерьез занялись регистрацией населения и занимаемой представителями этого населения жилплощади, а также попытались разобраться в плане города, чтобы дать улицам нормальные советские названия. Но тут пришлось столкнуться с непреодолимыми трудностями.

Улицы в городке были похожи на улицы только в самом центре, а вокруг центра был настоящий лабиринт так называемых проездов и тупиков, значащихся когда под номерами, когда под странными названиями, а иногда объединяющих в своем названии и число, и по-именование. Например, Девятый Куриный проезд, или Первый Машкин тупик (второго, впрочем, и не было), или улица Колючка, или улица Жилая Зона, или Второй Арбат, или Собачий Перелаз и так далее. И во всех этих тупиках, перелазах, колючках, проездах и так называемых улицах разобраться пришлому человеку не было никакой возможности. Особенно уставшему с дороги Ленинград — Москва — Свердловск — Североуральск, а из Североуральска в Среднехолмск ходил до невозможности тряский автобус.

Автобус останавливался на окраине, потому что не петлять же по лабиринту. Михаилу сто раз пришлось спрашивать дорогу к улице Ленина. «Это в центре», — сообщали ему и махали рукой в неопределенном направлении. По названию и так было ясно, что в центре. Только вот где этот самый центр? Михаила словно леший водил. В конце концов он устал и сел на чемодан в одном из пустых проездов. Тут из-за угла вышла девчушка лет десяти.

— Милое дитя, — грустно спросил он, — тебя, случаем, не Ариадной зовут?

— Ариной, — ответила девчушка, — а что?

— Милое дитя, а не покажешь ли ты мне, где тут улица Ленина?

— Так идите, дяденька, за мной. Я как раз к Тамарке иду, а она на Ленина, как буржуйка, живет.

И дитя по имени Арина привело Михаила на улицу Ленина. Дальше было уже проще, хотя номера домов на заборах и фасадах отсутствовали. Упомянутая Тамарка, барышня одного с Ариной возраста, показала Михаилу дом семнадцать дробь четыре, и девчонки убежали, как понял Михаил, с горы кататься.

В длинном и приземистом доме номер семнадцать дробь четыре, большом, по здешним меркам, было два этажа, два входа, с одного торца и с другого, выходившего, как выяснилось позже, на улицу Правды, и двенадцать квартир. Номер обнаружился только на одной квартире — первой. Стало быть, рядом расположены вторая и третья. Как бы не так! В той квартире, которая, по предположениям Михаила, должна была быть под номером два, ему объяснили, что вторая, так же как третья и четвертая, находятся на втором этаже, а здесь первая, пятая и шестая. А если нужна вторая, так сейчас там все равно никого нет, хозяйка в больницу с утра пошла.