Отрок. Внук сотника: Внук сотника. Бешеный лис. Покоренная сила - Красницкий Евгений (читать полную версию книги .TXT) 📗
– За мной!
Теперь по кругу пошли уже три всадника, и каждый раз, когда кавалькада оказывалась напротив Немого, кто-нибудь один метал кинжал. В конце концов вся верхняя часть его тела была оконтурена стальными клинками. Три штуки воткнулись вокруг головы, две – над раскинутыми руками, по две – под правой и под левой рукой. Немой во время исполнения трюка и бровью не повел. Зрители поначалу притихли, но потом стали сопровождать каждый удачный бросок дружными одобрительными криками.
Мишка в последний раз прокричал здравицу православному воинству, ребята спешились и под восторженный шум публики раскланялись. Успех выступления не подлежал сомнению, однако судьба, видимо, решила, что испытаний на Кузькину голову выпало еще недостаточно. Именно в момент триумфа его (а чья же еще?) лошадь решила справить большую нужду. Комментарий шкипера затерявшейся где-то во льдах ладьи воспоследовать не замедлил:
– Ну вот, насрали!
Красный как рак Кузька, под хохот зрителей, уволок свою животину на улицу, Демка кинулся помогать Немому прибирать реквизит, а Мишка пошел к деду и дядьке Никифору на «разбор полетов».
– Молодец, Михайла, хорошо получилось! – дед не скрывал довольства.
– Ну, племяши! Ну порадовали! – подхватил Никифор. – А Кузька-то, Кузька! Это ж сколько учиться надо было, чтоб так упасть и не расшибиться! Ну, мастер!
Вопросы и комментарии посыпались со всех сторон.
– А Андрей-то! Даже глазом не моргнул, в него ножи мечут, а он стоит себе!
– Корней Агеич! Это что же, вы там у себя всех отроков так учите?
– Минька, а чего вы лошади дали, чтобы она в нужное время… Мама, ну чего ты? Я же просто спросить!
– Не, ребята, скоморохам до вас, как до неба! Никешка, на, держи выигрыш, – незнакомый купец кинул Никифору многозначительно звякнувший мешочек. – Вот ведь как, даже и отдавать не обидно, повеселили, повеселили. Спасибо, ребятки! Никешка, ты бы выигрышем с ними поделился, заслужили.
– Поделюсь, как не поделиться…
– Никеш, а завтра представлять будете? – подключился к разговору второй приятель Никифора. – Я бы семейство привел посмотреть. Только ты тут лавки, что ли, поставил бы, а то сзади видно плохо.
– А что? И поставлю! – Никифор перешел на деловой тон. – Приглашайте знакомых, только немного – места, сами видите, мало. Михайла, завтра повторить сможете?
– Сможем, дядька Никифор, только тут прибраться надо, лавки поставить, еще кое-что сделать.
– Ха! Сделаем, до завтра времени много…
– И по резане 5 за вход, с детей – по две веверицы, – напористо добавил Мишка.
Среди зрителей сразу же обнаружился недовольный:
– А не дорого берешь?
– А мы кого приглашаем, голытьбу или уважаемых людей? – Мишка нахально подбоченился. – За веверицу пусть скоморохов смотрят, а мы – ратное сословие, плату не на пьянку-гулянку собираем, а на воинское обучение. Да и зазорно купечеству почтенному развлекаться задешево, как смердам.
Никифор тут же поддержал племянника:
– Верно толкуешь, Михайла! Мы только для уважаемых людей зрелище устраиваем.
«Все! Главные слова сказаны! “Закрытый показ” только для избранных, теперь будут давиться и платить любую цену, и не только для того, чтобы посмотреть на интересное зрелище, но и для того, чтобы быть причисленными к некоему “кругу избранных” под названием “уважаемые люди”. Никифор на лету идею поймал: то, что не для всех – то сразу становится привлекательным. А самое главное – слухи пойдут. Наврут, конечно, с три короба, но до князя информация доберется. Впрочем, до епископа, наверно, еще скорее, а мне того и надо, пусть попы “худсовет” устроят и репертуар утвердят, тогда к нам на кривой козе и на версту не подъедешь».
– Деда, я пойду ребятам скажу, чтобы на завтра готовились.
«За кулисами» царило уныние: ни малейшего намека на праздник по поводу премьеры, наоборот, настроение сродни похоронному. Кузька безутешно рыдал на груди у Немого, Демка, нахохлившись, сидел в углу и ковырял кончиком кинжала какую-то деревяшку, сам Немой выглядел так, будто целый день таскал на горбу тяжеленные мешки. Хорошо, что угол был темный да к тому же еще и загорожен щитом, у которого «расстреливали» Немого. Вот бы публика удивилась, узрев уныние, воцарившееся в рядах актеров!
Ситуацию надо было исправлять, и Мишка, нарочито не замечая настроения труппы, возвестил бодрым, насколько получилось, голосом:
– Ну, соколы ясные, поздравляю! Всем понравилось, даже попросили завтра показать еще раз. Но представлять теперь будем уже за деньги – по резане с носа! Представляете, двадцать пять человек придет, и уже – полгривны!
Демка уставился на Мишку так, словно тот говорил на каком-то иностранном языке, Немой заерзал на лавке и стал спихивать с колен Кузьку, но тот вцепился в его плечи и взвыл дурным голосом:
– Не пойду больше позориться, надо мной все смея-а-а-а…
– Вот-вот, ты-то больше всех и понравился! Народ любит, когда его веселят! Меня даже спрашивали, как это ты так падать научился, что и смешно выходит, и не разбиваешься?
Кузьма хлюпнул носом и недоверчиво переспросил:
– Правда?
– Вот те крест!
– Так мы что, не опозорились? – Демка вылез из своего угла. – И этот дурень больше всех понравился?
– Деньги просто так никто платить не будет! А ну-ка!
Мишка обнял братьев, прижал к себе.
– Все хорошо, ребятки, первый раз всегда трудно бывает, вы молодцы – справились. Я знал, что справитесь! Спасибо тебе, Демка, спасибо, Кузьма, а тебе, Андрей, особенно…
Договорить он не смог: растроганно засопев, Немой облапил всех троих и сжал так, что выдавил из груди весь воздух.
Большинство зрителей уже разошлось, и в амбаре остались только дед, Никифор и несколько человек из экипажа ладьи.
– А-а! Кузьма! – Никифор аж светился от удовольствия. – Здорово ты народ повеселил, это ж надо так – с лавки вверх ногами и не разбиться! А ты, Андрей… ну, нет слов! Меня даже тут жуть брала, когда в тебя ножи метали, а ты – хоть бы что! Так был уверен, что у ребят рука не дрогнет?
– А меня-то что ж не похвалишь, хозяин?
Мишка обернулся на голос и увидел ладейного кормщика. Трезвого!!! Весело улыбающегося! Нахально подмигивающего! Молодой, кудрявый, темноволосый кормщик панибратски пихнул Мишку локтем в бок и еще шире растянул рот в улыбке, с несколькими дырками на месте зубов. Вид у морехода был настолько лихой, что у Мишки появилась твердая уверенность – зубы выбиты в драке. Он, не удержавшись, улыбнулся в ответ и спросил:
– Так ты все понял?
– Чего понял? – Никифор подозрительно заоглядывался то на Мишку, то своего морехода. – Ты о чем, Михайла?
Вместо Мишки давать объяснения взялся хитро улыбающийся кормщик.
– Ты, Никифор Палыч, не сердись, но все взаправду было: и Кузьма не нарочно упал, и лошадь не ко времени обгадилась. Я тебе не рассказывал, но меня совсем еще мальцом уграм продали, и я с ихними скоморохами больше пяти лет по городам и весям бродил. Циркус у них это называется. Я-то знаю, какой страх людьми перед первым представлением овладевает, ребята еще хорошо справились, могло и вообще все сорваться! Вот и решил помочь: как у них что не заладится, так я на себя внимание отвлекаю, никто ничего и не заметил. У актеров такое бывает: что-нибудь наперекосяк пойдет, а народ думает, что так и задумано.
– Ой, Ходок, ты меня когда-нибудь своими штучками в гроб вгонишь. Ха! – Никифор хлопнул себя ладонями по коленям. – Так это мы главными дурнями, получается, были? А ты с ребятами нас за нос водил?
– Нет, хозяин, ребята старались, как могли, молодцы. А зрители… Так они затем и приходят, чтобы их надули. Человеку что нужно? Чтоб интересно, чтобы весело, развлечься, о каждодневных заботах позабыть. За это и платят. И никакого обмана здесь нет, потому что он сам хочет, чтобы его обманули.
