Сборник фантастики. Золотой фонд - Бирс Амброз (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Когда я снова занял место у трещины, «рабочий-машина» уже сложил отдельные части, вынутые из цилиндра, в аппарат, представлявший несомненное подобие его самого. А немного ниже, левее, я увидел небольшую машину для копания земли. Она выбрасывала кверху столбы зеленого пара и, быстро двигаясь вокруг ямы, методично и планомерно расширяла ее, складывая вырытую землю по ее краям. Эта-то машина и производила тот непрерывный грохот вперемежку с ритмическими ударами, от которых сотрясалось наше убежище. Во время работы машина непрерывно гудела и свистела. Насколько я мог заметить, в ней не было марсианина, и машина работала самостоятельно.
Появление второй боевой машины заставило нас бросить наш наблюдательный пост и спрятаться в умывальную комнату, так как мы боялись, что марсианин со своего возвышения увидит нас в нашей засаде. Однако спустя некоторое время наш страх прошел, и мы сообразили, что в ослепительном блеске солнца наше окошко должно было казаться снаружи темным пятном. Но вначале нам достаточно было увидеть машину марсиан, как мы с бьющимся сердцем бросались назад в умывальную комнату.
Все же, несмотря на все опасности, угрожавшие нам, мы не могли противиться искушению посмотреть в трещину. И теперь, вспоминая те дни, я удивляюсь, как могли мы, несмотря на весь ужас нашего положения, – смерти от голода, с одной стороны, и мучительной смерти – с другой, ради печальной привилегии смотреть, наперегонки бежать через кухню, толкаясь кулаками в то время, когда нам грозила опасность быть открытыми.
К сожалению, мы были людьми разного склада, разного образа мыслей и действия; заключение и опасность резче выявили это различие. Еще только в Халлфорде я возненавидел священника за его нытье и тупое упрямство. Его бесконечные невнятные монологи мешали мне сосредоточиться и доводили меня, и без того крайне возбужденного пленом, почти до сумасшествия. Он был неспособен принудить себя к чему-нибудь. Он мог плакать часами, и мне кажется, что этот баловень судьбы серьезно воображал, что его жалкие слезы могли чем-нибудь помочь.
Я же, сидя впотьмах, прилагал все усилия, чтобы забыть о его присутствии, и не мог, так как он назойливо напоминал о себе. Он ел гораздо больше меня, и было безнадежно доказывать ему, что единственный наш шанс на спасение – это оставаться в доме и ждать, пока марсиане покончат со своими работами в яме, и что в этот – очень возможно, долгий – промежуток ожиданья, может наступить время, когда нам нечего будет есть. Он ел и пил, когда ему хотелось, не стесняя себя нисколько. Спал он мало.
Время шло, а с ним росла его беспечность и нежелание считаться с обстоятельствами. В конце концов это грозило большой опасностью, и мне пришлось, как бы мне ни было тяжело, прибегнуть к угрозам, и, наконец, даже – к побоям. На какое-то время это образумило его. Но он был одной из тех натур, полных лицемерия, которые обманывали Бога, людей и сами себя. Дряблая, трусливая, себялюбивая душонка! Мне неприятно вспоминать и тем более писать об этих вещах, но обязан быть последовательным в своем рассказе. Те, кто не сталкивался с темными и с страшными сторонами жизни, легко осудят меня за мою жестокость, мою вспышку гнева, которым закончилась наша трагедия. Конечно, эти люди умеют отличать добро от зла, но они не знают, на что способен человек, доведенный до отчаяния. Однако тот, кто спускался на дно жизни, до самых ее пределов, поймут и пожалеют меня.
И вот, сидя в темноте, в стенах дома, споря друг с другом, пререкаясь громким шепотом, вырывая друг у друга еду и питье, мы обменивались ударами, снаружи в яме, при беспощадном солнечном свете тех июньских дней, протекала непонятная для нас жизнь марсиан.
Я расскажу о том, что было моим новым впечатлением. После долгого перерыва я снова подошел к трещине в стене и увидел, что марсиане получили подкрепление в количестве трех боевых машин. Они принесли с собой какие-то новые аппараты, которые были расставлены в известном порядке вокруг цилиндра. Вторая «рабочий-машина» была уже готова и обслуживала теперь один из новых аппаратов, доставленных боевыми машинами. Новый аппарат в общих чертах напоминал своей формой жбан для молока, и над ним был укреплен качающийся приемник грушевидной формы, из которого непрерывно сыпался какой-то белый порошок в подставленный для этого круглый чан.
Качающееся движение приемника производилось одной из рук «рабочего-машины». Двумя другими лопатообразными руками она копала глину и бросала ее большими комками в грушевидный приемник, в то время как другой рукой она открывала, через определенные промежутки, дверцу, вделанную в корпусе машины, и выбрасывала оттуда почерневший, перегоревший кирпич. Своей пятой стальной рукой она прогоняла белый порошок из чана по зубчатому каналу в третий приемник, которого мне не было видно из-за облака синеватой пыли. Из этого невидимого приемника тянулась кверху в тихом воздухе тонкая струйка зеленого дыма.
Пока я смотрел, «рабочий-машина» выдернула из себя с тихим музыкальным звоном – наподобие того, как выдвигается подзорная труба, – еще одну руку, которая казалась мне перед тем простой выпуклостью на ее теле. Рука вытянулась и скрылась за кучей глины. Через секунду она поднялась, держа длинную полосу блестящего алюминия, и осторожно приставила ее к куче таких же полос, лежавших около ямы. От заката до появления первых звезд на небе эта необыкновенная машина сделала, должно быть, около ста таких полос из глины, а облако синеватой пыли все росло, пока не сравнялось с краем ямы.
Контраст между сложной, быстрой и отчетливой работой этих машин и мучительной затрудненностью движений их хозяев был так велик, что мне долго пришлось внушать себе, что в действительности они, а не машины, есть живые существа.
Когда к яме притащили первых людей, у трещины находился викарий. Я сидел, скорчившись на полу, и напряженно прислушивался. Вдруг он испуганно откинулся назад, а я весь задрожал от страха, думая, что мы открыты. Он скатился с кучи мусора и спрятался возле меня в темноте. Он не мог говорить и жестами показывал мне, что не хочет больше смотреть.
Любопытство придало мне храбрости, я поднялся, перешагнул через викария и, вскарабкавшись на кучу мусора, припал к щели. Сначала я не мог понять, что его так испугало. На дворе уже стемнело, сверху слабо светили редкие звезды, но яма была ярко освещена вспышками зеленого огня, так как пережигание глины для выделки алюминия все еще продолжалось. Мерцающее пламя то ярко разгоралось, то снова гасло, и тогда набегали скользящие черные тени. Над ямой носились летучие мыши. Вся эта картина производила мрачное, зловещее впечатление. Марсиан не было видно, так как куча зеленовато-синей глины, еще больше выросшая в вышину, скрывала их от моих глаз. По другую сторону ямы стояла боевая машина со втянутыми, укороченными ногами. На один миг мне показалось, что среди грохота машин раздались звуки человеческого голоса, но я отогнал от себя эту мысль.
Я перегнулся вперед, чтобы рассмотреть поподробнее боевую машину, и убедился в первый раз, что на машине под колпаком действительно сидел марсианин. При вспышке зеленого огня я увидел его лоснящуюся, маслянистую кожу и блестевшие глаза. Вдруг из-под колпака высунулось длинное щупальце, перегнулось назад через плечо машины и потянулось к маленькой клетке, торчавшей у нее за спиной. Раздался пронзительный крик, и что-то темное, отчаянно барахтающееся, промелькнуло живой загадкой высоко в воздухе на фоне потемневшего неба. Когда этот таинственный предмет снова опустился, то при мерцающем зеленоватом свете я увидел, что это был человек. Одну секунду я видел его совершенно ясно, это был плотный, цветущий, хорошо одетый человек средних лет. Три дня тому назад он еще гулял по свету, занимая в нем, быть может, почетное положение. Я видел его неподвижные глаза и игру света на его запонках и часовой цепочке. Он скрылся за высокой кучей, и с минуту все было тихо. Потом поднялись раздирающие крики и протяжное, довольное завывание марсиан.
