Наука умирать - Рынкевич Владимир Петрович (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Знаю, отчего устала, — злобно намекнул Линьков.
— Не знаешь! — чуть ли не крикнула она. — Документы составляла на продукты. Наверное, эвакуируют меня с ранеными.
— Белых боишься? А красных не боишься?
Ольга грубо выругалась и захлопнула Дверь.
Брат Ольги носил фамилию родителей — Петухов. Это сестричка оставила себе фамилию мужа Саманкина, сгинувшего на Великой войне. В России брат заведовал военным продовольственным складом, накопил много ценностей, хранящихся в тайнике, и всегда мог узнать то, что ему надо, например, что за шифровка пошла из Екатеринодара в Москву. Дальше Ростова донос, конечно, не пошёл — сожгли бумагу случайно. Затем Петухов срочно собрался в командировку в Екатеринодар. Ехал на паровозе с бригадой.
Не раз свистели пули из тёмной степи, не раз останавливали и проверяли документы. В Екатеринодаре на вокзале показал извозчику маузер и царский рублик и погнал в госпиталь. Готовился материть сестру за неразумное пьянство с начальством, но его остановило деловое спокойствие Ольги, сидящей над списками продуктов, уют и порядок в комнатах. Да и сама она, казалось, была не в обиде.
— Что, Олюха, обратно всё переворачивается? — спросил он. — Надо самим нырять поглубже.
— Ты, чёрт, напугал с утра. Что случилось? Корнилов будто, ещё далеко.
— Мы с тобой без него к ногтю попадём. Не иначе, как завтра твоего Автономова в Москву под арестом повезут. И тебя с ним.
— Я ничего не знаю, Я с ним не спала даже.
— Указано: гражданка Саманкина. Тебя возьмут, и мне хана.
Разобравшись, Ольга заголосила:
— Ой, Васюха-а... ЧТО же теперь будет? Они же заберут и не спросят. Скажут: контра. Ой, Васюха!
— Ещё время есть. Пока новый донос Пойдёт. Успевать надо. Собирай каких-нибудь раненых И дуй в Новороссийск. Спасаешься, мол, от белых, а на белых попадёшь — от красных бежишь.
— А ты?
— У меня фамилия другая. Я тебя знать не знаю.
Безумная шальная смерть, торжествовавшая ночами в Екатеринодаре на расстрельных пустырях, на улицах возле богатых особняков, в тёмных дворах — повсюду, где можно было кого-то за что-то убить, да ещё и ограбить, — вдруг стала появляться днём и даже в кабинетах властей, под лозунгами : «Отстоим красный Екатеринодар».
У Автономова непрерывно шумели посетители. Кричали: «Пойдём!..», «Побьём!..» Просили денег, оружие, а то и какие-нибудь хитрые документы, с которыми можно сбежать от смерти. Но она, эта самая смерть, пропитала воздух, парила в душной матершинно-махорочной гуще, сбивая голоса на истерические выкрики, заливая глаза неизбывной тоской. Входили по несколько человек, и у всех на лицах затаённый страх.
Линькова принял отдельно, один на один. Посмотрел в глаза — вроде не хитрит. Спросил:
— Почему это твой Савкин в Питер собрался?
— Причину найдёт — кадетов, наверное, боится.
И пусть бы ехал. Толкается здесь, а какая от него помощь Для обороны города?
— Считаешь, пусть едет?
— Хоть сегодня. Надоел он мне.
Значит, хитрит товарищ Линьков. Что-то задумал со старым другом.
— Оно бы верно, Миша, но у меня указание: пусть работает здесь и готовит создание ЧК — людей подбирает, помещение... Скоро из Москвы начальство прибудет. А мы с тобой — на фронт. Бронепоезд тебе дам.
Отправив Линькова, вызвал помощника и приказал:
— Срочно сделай приказ: товарищ Линьков назначается командиром бронепоезда «Слава революции».
— Он же без пушек. Одни пулемёты, Алексей Иваныч.
— Готовь приказ и молчи, когда тебя не спрашивают. И ещё выпиши пропуск и всякие там охранные мандаты на медсестру Саманкину Ольгу Петровну, сопровождающую тяжело раненных на Западном фронте бывших офицеров к местам жительства в Тифлис и Сухум. Потом разыщи Руденко и срочно его ко мне.
Руденко был одним из немногих, не замечавших призрака смерти, нависшего над Екатеринодаром. Назначенный командиром бронепоезда «Коммунист», он собирался не умирать, а убивать.
— Я этого Маркова своим бронепоездом достану, — сказал он Автономову. — Осенью в Бердичеве не дали нам его прикончить — теперь вот расхлёбываем. Тогда некоторые очень хотели революционную законность соблюдать. И наш Линьков участвовал в этом прощёном воскресенье.
— Теперь вместе с тобой будет Маркова доставать — я его назначил командиром «Славы революции». Тебе в помощь. Правда, он без пушек, но в паре с твоим даст кадетам прикурить.
Автономов держался с красным моряком дружески, как с боевым товарищем, но опасался больше, чем Линькова: тот — интеллигентик, трусоват, а этот — из рабочих, до войны в брянском Арсенале служил, на флоте большевиком стал. Осенью штаб Духонина громил. Узнает о переговорах с кадетами — и конец командующему.
— Что там разведка сигналит? — спросил Руденко.
— Пока отдыхают, переформировываются. Генерал Марков был командиром полка, теперь — командир бригады. Объединились с Покровским, увеличили армию тысяч до восьми. На главном направлении — на железнодорожный мост через Кубань — конечно, Марков. По моим расчётам, дня через два, числа 5—6-го он начнёт. На Георгие-Афипскую, затем на мост. Бронепоезда должны встретить его перед Георгие-Афипской. Здесь-то, Олег, и надо его брать, пока до моста не дошёл.
— По всему видать, что он этим курсом пойдёт, — согласился Руденко. Для переправы лучше места нет. Мост, и до города всего ничего. Вёрст пять.
Так думали все... кроме генерала Корнилова.
ПОСЛЕДНИЙ МАНЁВР КОРНИЛОВА
Такое зажглось яркое апрельское утро, что, казалось, дань обязательно должен принести удачу, праздник. Но до Екатеринодара оставалось ещё более 20 вёрст и разгулявшаяся весенняя Кубань. Хорошо, что солнце честно сушит жуткие потопы прежних дней. Ни ветерка, ни выстрела.
Командир Корниловского ударного полка подполковник Неженцев приказал денщику привести мундир и шинель в полный порядок, начистить всё до блеска, и направился к командующему — в дом станичного Правления на площади, в центре Ново-Дмитриевской.
Оба адъютанта, подпоручик Долинский и хан Хаджиев, покуривали на солнышке. Кого любит начальник, того любят и помощники, поэтому адъютанты любили Неженцева. Приветливо усадили на скамейку, угостили немецкими папиросами.
— Германия рядом, понимаешь, — подмигнул Хаджиев, — говорят, уже в Ростове маршируют.
— У Лавра Георгиевича, наверное, Марков? — спросил Неженцев.
— Почему это вы так предполагаете? — удивился Долинский. — Командующий — один. Отдыхает после чая, изучает документы, работает по карте.
— Я потому так предполагаю, что сейчас только о Маркове и говорят. Он переправил армию, он взял Ново-Дмитриевскую, он и Екатеринодар теперь возьмёт... И сам он какой-нибудь «Ледяной поход» придумал. Будто вёл армию в этом походе. А у нас Корнилов командующий, и другие генералы и командиры есть.
— На Екатеринодар Маркову прямая дорога, — сказал Хаджиев. — Бригада, понимаешь, так и нацелена на мост.
— Пусть идёт, — объяснялся Неженцев, — не в этом дело. Настроение в армии создаётся нехорошее. Воюют все, умирают все, а по разговорам — один Марков сражается.
— Пожалуй, есть такой грех, — усмехнулся Долинский. — Я сам намекал Лавру Георгиевичу. Но я знаю, что он вас очень любит, Митрофан Осипович.
Об этом Неженцев знал. С 1916 года с Корниловым. В1917 предложил ему создать ударные отряды для борьбы с дезертирами и сам стал командиром 1-го отряда. Уже тогда расстреливал агитаторов-большевиков, разлагающих армию. Мало расстреливал.
Неженцев вошёл к генералу. На столе оперативная карта с нанесённой обстановкой и новые списки армии. Командующий перелистывал списки с видом успешного игрока, в который уже раз пересчитывающего выигрыш.
