Наследник - Кулаков Алексей Иванович (читаем книги .txt) 📗
– Правильно. Надежда умирает последней.
Небрежно ткнув кончиком вытянутого булатного жала в ногу, наследник без малейшего интереса осведомился:
– Чувствуешь?
– Кх-ха. Нет.
– Так?
– Да!
Оставив на ногах больного несколько мелких ранок, Дмитрий взял тряпицу из рук отчего-то побледневшего купца, обильно смочил в большом кубке и обтер часть спины больного, видневшуюся в большой прорехе на нательной рубахе. Поморщился от мощного винного духа, придавил рубец собственной рукой и скомандовал:
– Вдохни. Глубже! Выдохни.
Тихий и какой-то нутряной хруст совпал с жалобным вскриком купеческого сына, а царственный отрок, подержав свою ладонь над шрамом, перевел ее чуть выше.
– Жгет… Господи, мука какая!.. Тятя, больно!!!
Задергавшегося было на своем ложе больного мигом придавил дюжий страж, а в дальнем углу едва слышно заплакала купчиха. Не обращая никакого внимания на вой исцеляемого, десятилетний мальчик еще немного подержал ладонь у его спины, затем мимолетно коснулся коленей и голеностопа. Напоследок еще раз провел рукой вдоль всего тела и по-прежнему тихо распорядился:
– Перевернуть.
И очень жестко заткнул Елпидия, открывшего было рот для новой порции воя:
– Невинному зверю, коего убили из пустой прихоти, было еще больнее. Согни правую ногу.
– Н-не могу.
Шлеп!
Едва не потеряв зубы от пощечины, щедро отвешенной детской рукой, больной послушно исполнил требуемое. И замер, боязливо осознавая то, чему даже и не хотелось верить.
– Согни левую ногу.
В этот раз пощечины не потребовалось, а всхлипывания купчихи приняли отчетливый оттенок радости.
– Тимофей сын Викентия.
По лицу тридцатипятилетнего купца пролегли две мокрые дорожки.
– Его тело не готово целиться далее. Пусть обильно ест. Спать ему на твердом. На новую луну я приду вновь.
Заголосившая что-то неразборчиво-радостное купчиха попыталась было кинуться целителю в ноги, но успела сделать лишь несколько коротких шажков, а затем не по своей воле завалилась набок. Хозяин же в этот момент отчетливо вспомнил, как его наставлял дворцовый стражник. Разговаривай с вежеством, ближе трех шагов не подходи, просьбами не докучай… Ему было разрешено приблизиться, жену же не звали.
– Благодарствую за милость явленную, государь-наследник.
Равнодушно обогнув недоумевающую над своей столь внезапной немочью хозяйку и помогающую ей встать дочь, царственный отрок чуть повернул голову, обращаясь к идущему немного позади купцу:
– А ведь ты так и не понял, насколько велик твой дар.
Указав на сердце, которое иногда начинало просто суматошно биться, а потом и на голову, кою все чаще сжимали тиски сильной боли, целитель дождался, пока в глазах Тимофея проявится понимание.
– Ушло – и больше не вернется.
На улице, мимолетно оглядевшись по сторонам, уважаемый и авторитетный торговый гость Суровского ряда пал на колени и стал отвешивать земные поклоны.
– Мить, а чего это он?
Усевшись на своих аргамаков, два царевича слегка тронули поводья. Забренчали оружным железом и начали перекликаться дворцовые стражи, многолюдно загудели на разные голоса соседи – и тем удивительнее было, что купец, все так же отбивающий поклон за поклоном, услышал тихие слова наследника:
– Разве твои наставники тебе не сказывали о таком? Ежели проситель, да еще и не боярского либо княжеского рода…
Динь-динь-динь!
– А я здесь!..
В один из последних апрельских денечков, под слегка нахмурившимся в ожидании скорого дождика небом, четверо детей увлеченно играли в жмурки. То и дело во внутреннем дворике Теремного дворца раздавались веселые взвизгивания шестилетней Евдокии или звонкий смех восьмилетнего Ивана, раз за разом ускользавших от нарочито-неуклюжих рук старшего брата. А самый маленький царевич просто радостно улыбался, предпочитая наблюдать за весельем. Слишком уж быстро у него пока уставали ножки.
– И-ии!..
– Поймал!
Впрочем, ловкая «охотница» довольно скоро вернула плотную повязку на лицо любимого (да что там, просто обожаемого) братика, по праву победительницы отобрав обратно свой колокольчик.
Динь-дилинь-динь!
Отслеживая перемещения родственных Узоров (чему повязка на глазах только помогала), Дмитрий мог в любой момент поймать и брата, и сестру, но зачем? Куда лучше нежиться в изливаемом на него потоке эмоций и чувствовать, как душа буквально воспаряет на седьмое небо. От столь долгожданного, вымученного, выстраданного и оттого воистину драгоценнейшего семейного счастья…
– Осади.
Голос десятника, в котором вместо привычной ленцы прозвучала легкая настороженность, вернул его на землю. Не желая хоть как-то прерывать свою возню с мелкими, царевич очень сильно пожелал, чтобы это был всего лишь очередной любопытствующий зевака, – и приглушенный бубнеж постельничего сторожа почти убедил его в этом.
Динь-динь.
«Запоздало» хватнув воздух там, где еще мгновение назад стоял Иван, наследник «внезапно» скакнул вперед, самыми кончиками пальцев зацепив сестру.
– А вот и нетушки!..
Легкие шаги приблизившегося дворцового стража принесли с собой легкое раздражение, довольно успешно (и быстро) переходящее в сильное. Кто посмел!..
– Димитрий Иванович, не гневайся. Там до тебя от великой государыни.
Стянув повязку и сразу же опознав одного из трех своих должников, юный и очень красивый отрок холодно улыбнулся, а охранник, увидев, как глаза наследника наливаются бездонной чернотой, быстро отступил, встав за правым плечом. Меж тем стольник приблизился, едва заметно кивнул, обозначив тем самым обязательный поклон, и открыл рот, дабы донести до пасынка слова его мачехи…
– Ты царского рода?
Подавившись так и не прозвучавшими словами, молодой придворный замер в легком ступоре.
– Так почему же ты стоишь передо мной в шапке? Считаешь себя выше крови Рюриковой?
Переглянувшись, четверка дворцовой стражи подошла поближе к излишне гордому стольнику, который медленно и с явной неохотой снял свою отороченную куньим мехом шапку.
– Великая государыня желает, чтобы ты…
– Где твой поклон? Впрочем…
Отрок смерил придворного высокомерным взглядом, а постельничие сторожа придвинулись к нему еще ближе, подперев своими широкими плечами.
– Ты можешь просто встать на колени.
Одновременно с плавным жестом детской руки колени молодого мужчины подломились, а горло словно бы перехватило шелковой удавкой.
– Вот так. А почему рукой тянешься туда, где должен быть кинжал? Уж не задумал ли ты недоброе? Смотри на меня, холоп!
Невольно зарычав от боли, когда десятник рванул его голову вверх, стольник уставился на царевича гневно-непонимающими глазами.
– Вот как.
Глубоко впившись пальцами в безбородое лицо, наследник начертал ему чуть выше переносицы крест, моментально вспухший безобразным нарывом. Разжал левую руку и прошипел свой приговор-обещание:
– Любой, кто умыслит на братьев моих или сестру, еще при жизни познает муки адовы!
Потеряв интерес к подергивающемуся в мелких корчах телу с закатившимися глазами, Дмитрий вернулся к притихшим от увиденного родным. Ласково улыбнулся, почти сразу развеселив сестру немудреной шуткой, затем к развалившемуся на земле стольнику потерял интерес и Иван. Ну а Федор, по малым своим годам, с самого начала был к происходящему равнодушен. Поглядев на царевичей (и в особенности на самого старшего из них), разошлась по своим местам и стража. А вскоре царские дети и их охрана вообще покинули внутренний дворик Теремного дворца: на свежем воздухе побегали, в жмурки поиграли, пришло время сказки читать!..
– Ветер, ветер, ты могуч! Ты гоняешь стаи туч, ты волнуешь сине море, всюду веешь на просторе. Не боишься никого, кроме Бога одного… Аль откажешь мне в ответе? Не видал ли где на свете ты царевны молодой? Я жених ее…
Семь верховых челядинок, собравшихся вслед за своими подопечными в покои наследника и наравне с детьми завороженные необычайно красивой сказкой, задержали дыхание, слушая мягкий голос десятилетнего баюна. Он играл интонациями, тембром голоса, то повышая, то понижая его, – а они видели молодого богатыря, скитающегося в поисках своей любимой, ощущали его тоску и вместе с ним печалились и радовались.
