В погоне за мечтой - Связина Ольга (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗

– Кто этот мужчина, который нас вчера сюда привел? – Не решаясь задать самый важный вопрос, я начала издалека.

– Староста наш, – поморщилась женщина.

За уничтожением продуктов она следила с таким умилением, словно в жизни не видела ничего приятнее субтильной девицы с аппетитом кузнеца.

– А почему вы на него кричали?

– Ой, да это долгая история… Дочка его, Ладка, в моего Васятку влюбилась, да и он на нее запосматривал – девка видная, хоть и егоза. Только папаше такой зять без надобности – ему все прынца подавай! – Дарья снова скривилась, выражая нелицеприятное мнение о непомерных амбициях деревенского старосты. – Да ведь сердцу не прикажешь! Вот и стал он моего Васю на свой манер перекраивать: мол, не бывать свадьбе, пока тот не научится какому-нибудь делу, построит дом и сможет содержать семью. А Васенька не ремесленник, он музыкант!

– Вот бы его с Ианом познакомить! – Заслушавшись, я совсем забыла, что речь идет об умирающем в соседней комнате парне.

– Так вон уже – учит его бренчать на этом инструменте басурманском! Нет чтобы сперва поесть как следует, сил набраться…

– Может, и басурманский, зато какие звуки Иан из него извлекает… Как – УЧИТ?! Он что же… – в последний момент я заменила «жив» на более нейтральное, – …уже встает?!

– Нельзя?! – Женщина испуганно прижала ладони к груди.

– Отчего же… Если хочет и может – пусть встает… – Голова пошла кругом.

Что здесь вообще происходит? Может, у «Васеньки» есть давно разлученный с семьей брат-близнец? Хотя мать-то должна об этом знать… Да и не такого высокого полета эта птица, чтобы кто-то мечтал занять его место. Я должна увидеть все собственными глазами!

Иан играл – вдохновенно, одухотворенно, закрыв глаза и целиком отдавшись музыкальной стихии. Если прежде, заклиная животных разученными наизусть мелодиями, с поджатой к подбородку ногой (скрипку-арфу следовало придерживать коленом) он напоминал мне застывшего над болотной гладью журавля, то теперь, погруженный в импровизацию и выражающий только собственные чувства, виртуоз производил совершенно другое впечатление. Мне представилась последняя пушинка на облетевшей голове седого одуванчика: ветер снова и снова пытается сорвать маленький парашютик и унести вместе с семечком далеко-далеко, но он продолжает упрямо держаться…

Захотелось раскинуть руки и взмыть над деревней – впрочем, не мне одной. Разинув рты, вокруг – кто на пеньке, кто прямо на земле, – сидела добрая половина местного населения.

Финальная нота, прозвенев, еще некоторое время висела в воздухе, а затем осыпалась хрустальной пылью. Не удержавшись, я захлопала в ладоши. Будто очнувшись от гипноза, остальные слушатели подняли на меня затуманенные глаза… А затем разом подхватились и бросились прочь, только пятки засверкали. На месте остались только маэстро и какой-то незнакомый парень… смутно знакомый… не может быть!!!

А вот он меня, похоже, узнал с первого взгляда – хотя тут сложно было не догадаться, наверняка в деревне сейчас не так уж много приезжих. С размаху бросившись на колени, «знакомый незнакомец» принялся тыкаться головой в серую дорожную пыль – ни дать ни взять, вареное яйцо в солонку кунается…

– Спасибо, госпожа! По гроб жизни!

– Достойно ли радоваться о благополучии телесном, духовным пожертвовав?!

Подкравшийся сзади монах в буро-коричневой рясе с оттяжкой огрел коленопреклонного юношу по спине тяжелым медным кадилом на длинной цепи. Ойкнув, тот повалился на бок. Не дожидаясь окончательного расчета, Иан быстро закинул свой инструмент за плечо и быстрее кошки буквально взбежал вверх по шершавому стволу, чтобы спрятаться в густой кроне – кажется, это была старая яблоня. Хотя в промежуток между цветением и созреванием я одно дерево от другого вряд ли отличу, разве что дуб или клен – уж очень у них листья приметные.

– Что вы делаете?! – Я грудью встала на защиту пациента.

Сейчас он ему все почки отобьет, а потом станут говорить, будто я одно лечу, а другое калечу!

– Изыди, исчадие ада! – Монах ткнул мне в лицо опять же медный, с пятнами зеленой патины, огромный крест и плеснул чем-то из непрозрачной бутылочки – хочется верить, что святой водой.

Моей бабушке освященную воду знакомые привозили и присылали со всех концов России, так что у нее дома выстроилась целая шеренга баночек и пузырьков с прозрачной жидкостью, которая не портилась, не мутнела и не приобретала со временем неприятный запах. Здесь же картина была прямо противоположной: либо священник пожалел поболтать в воде серебряным распятием… Либо для верности добавил крысиного яду.

На всякий случай поплевав через левое плечо и утершись рукавом, я сердито посмотрела на не в меру ретивого служителя святой церкви:

– Вы что это себе позволяете?

– А ты, бесовское отродье, пошто дерзаешь являться пред глаза служителю божию и чинить мерзопакостные дела свои под крышами, осененными его благодатью?!

Монах воздел руки к небу, будто призывая хляби небесные разверзнуться и поразить нечестивицу громом и молнией.

Однако не меньше, чем гнева небесного, мне, похоже, стоило опасаться удара кадилом промеж глаз, и, посматривая на раскачивающееся в руках священнослужителя орудие страшной поражающей силы, я упрямо продолжала напирать:

– У отца Михаила почему-то другое мнение на этот счет!

– Скверна проникает и средь служителей его… Воистину, как нет поля пшеничного, в коем ни один колос не был бы поражен спорыньей, так нет и монастыря без единого отступника…

– Как вы лихо о королевском исповеднике!

– Столица – суть кладезь пороков и средоточие зла!

У этого иезуита на все был припасен готовый ответ. Меж тем он снова перешел на личности, тыча в мою сторону указующим перстом:

– О, ехидна! Язык твой – жало изъязвляющее, зубы твои полны яда лжи, в глазах твоих – огонь преисподней, и дьявол радуется, глядя на слугу своего! Заклиная тебя святым именем господа – изыди, сосуд греха!

Попик явно вошел в религиозный раж, и того гляди примется гвоздить не только словом, но и кулаками. А в рукопашной мне, боюсь, долго не продержаться. Поэтому я вняла доброму совету и поспешила «изыдить»: воспользовалась тем, что оппонент задрал голову к облакам в ожидании божественного ответа, подняла руки – и Иан, обхватив запястья, ловко втащил меня на яблоню. Даром что тощий, зато жилистый и сильный.

Опустив взгляд и не обнаружив «объект» на прежнем месте, непримиримый боец с нечистью необычайно изумился – будто и не он только что сам посылал ведьму к черту. Наклонившись, монах потыкал рукой землю в том месте, где я только что стояла, ямки не нашел и, почесав бритый затылок, быстро обежал вокруг яблони. Я будто бы испарилась – ни следа, ни запаха. Кстати, о запахе – надо будет поинтересоваться, принято ли здесь купаться в реке, или отдельные энтузиасты все-таки топят бани?..

Не отыскав меня ни за, ни под, ни – как ни вглядывался – на дереве, длиннорясый приуныл, вновь поскреб тонзуру, затем кончик носа, потом толстое пузо под лежащим параллельно земле крестом и, тяжко вздохнув, потопал восвояси, волоча за собой кадило, точно игрушечную машинку на веревочке. Его разочарование легко было понять: схватка со злом получилась совсем не зрелищной. Я не плевалась огнем, не изрыгала проклятия, даже не очень-то испугалась. А пропала и вовсе как-то незаметно, без языков пламени и клубов черного дыма, воняющего серой, как полагается всякой уважающей себя ведьме. Сломала мужику весь кайф…

Как только монах удалился на достаточное расстояние, Иан все в той же манере спустил меня с небес на землю и сам ловко спрыгнул с гостеприимного дерева – это действительно оказалась яблоня-дичок. Василий, пользуясь случаем, куда-то убежал… Хотя нет, вот и он – выползает задом наперед из кустов боярышника.

– И кто это такой был?

– Батюшка местный. – Парень нахмурился, разглядывая прореху на рукаве, оставленную острыми колючками. – Вернее, из соседнего монастыря. Должно быть, его на отпевание позвали…