Сила самовнушения. Как наш разум влияет на тело. Наука и вымысел - Марчант Джо (книги читать бесплатно без регистрации txt, fb2) 📗
Но кое-какие подсказки есть. Рехкопф и Розеро-Биксби обнаружили, что никойцы реже, чем другие костариканцы, живут в одиночестве и чаще еженедельно общаются с детьми. Эта социальная связь представляется важной. У тех никойцев, кто лишен еженедельного общения с ребенком, теломеры вдвое короче, а если они живут одни, то преимущества полностью исчезают.
Другие исследования показали, что никойцы сильнее психологически привязаны к семьям, чем жители столицы Коста-Рики Сан-Хосе. Рехкопф и Розеро-Биксби предполагают, что прочные семейные связи защищают никойцев от стресса, который в противном случае укоротил бы теломеры. Крепкие социальные узы сохраняют им молодость, невзирая на бедность.
Это удивительное открытие, и для его подтверждения придется собрать и изучить другие данные о социальных связях никойцев. Но Пулен утверждает, что теория согласуется с его личными наблюдениями. Он (как и Рехкопф) подчеркивает, что долгожительство не объясняется каким-то одним секретом и жителям таких зон, как Никойя, повезло в смысле удачного сочетания генетических и средовых факторов. Тем не менее он наблюдал необычно прочные социальные сети и в других «голубых зонах». «Социальные аспекты крайне важны, – говорит он. – Престарелым оказывается невиданная поддержка» {283}.
Эта идея подкрепляется и многолетними свидетельствами из общин, страдающих от обратного явления – постепенной утраты социальных связей.
Микрорайон муниципальной застройки на юге Лондона, где живет 69-летняя Лупита Квереда, угрюм и сер, повсюду бетон и плиты дорожного покрытия. Я прихожу к ней вместе с представителем благотворительной организации «Age UK», которая направляет волонтеров поговорить с одинокими пожилыми людьми. Общая лестница в доме Лупиты грязна и заросла паутиной, на двери в квартиру масса замков.
Но Лупита открывает нам с широкой улыбкой, приглашает войти и проводит нас к простому деревянному столу в крохотной кухоньке. Квартира уютная и чистая, стены выкрашены в теплые оранжево-красные тона. Плита старого образца, на кухонных полках – стопки аудиокниг, несколько тыковок и южноамериканская деревянная кукла. Лупита одета в ночную рубашку (после недавнего падения ей удобнее в свободной одежде) и темно-малиновый халат. У нее изящные руки и черты лица, но больше теперь выделяются густые седые волосы и запавшие полузакрытые глаза.
Лупита выросла в Сантьяго, в Чили, где выучилась на журналиста. Когда в 1973 году случился поддержанный США переворот и к власти пришел диктатор Аугусто Пиночет, она работала на гражданское сопротивление, публикуя памфлеты о зверствах режима. Ее коллег посадили, отца подвергли пыткам, а ее саму в 1978 году эвакуировали силами ООН и переправили в Великобританию.
Она недостаточно хорошо знала английский, чтобы работать журналистом, и после обучения стала социальным работником при муниципалитете Ламбета. Ей нравилось читать и рисовать, но больше всего – путешествовать. Она перечисляет места, в которых побывала: Скандинавия, Индия, Китай, Египет, Ирландия, Латинская Америка. «Мне нравилось находиться среди людей, – говорит она. – Питаться на рынках, видеть, чувствовать, проникаться другой культурой». Затем, в возрасте 58 лет, она за полгода совершенно ослепла.
В детстве Лупита перенесла токсоплазмоз, из-за которого стала близорукой. Паразит сохранился в организме в дремлющем состоянии и вот теперь полностью лишил ее зрения. Лупита была в разводе, жила одна. До слепоты всегда самодостаточная и полагавшаяся на себя, она отныне не могла даже сделать себе бутерброд и ела, держа хлеб в одной руке и сыр в другой.
«Я была в шоке. Год просидела в этом кресле», – рассказывает Лупита. Но постепенно она вернулась к жизни и выучила всю квартиру на ощупь – каждый угол, каждую трубу. Она выбросила ненужные вещи – все растения, коллекцию традиционных шляп со всего мира и даже любимый коврик из Мексики: вдруг споткнется. Оставила лишь несколько самых дорогих сокровищ, включая постер в рамке, висящий на стене позади нее, пусть даже и не могла им полюбоваться: веселый узор из пятен и полос работы английского художника Говарда Ходжкина. Я говорю, что он похож на вид голубого неба из окна. «Точно, из окна моей спальни!» – смеется она.
Лупита восстановила свою независимость. Она научилась делать покупки, печь хлеб и даже шить, если кто-нибудь вставит нитку в иголку. Но больше всего ее по-прежнему удручает дефицит общения. Лишившись зрения, она осознала, что и слух у нее очень слабый из-за того же пожизненного токсоплазмоза. Не будучи способна компенсировать глухоту зрением, она испытывает мучительную обособленность от людей. «К отсутствию зрения относятся прекрасно, – делится она. – Но общение с глухой чрезвычайно раздражает». Она находит внутригрупповую изоляцию еще более тяжкой, чем одиночество, а потому избегает социальных мероприятий – от дня рождения внучки до лекций и концертов, которые всегда любила.
Выходит она только в супермаркет. «Я днями предоставлена сама себе и ничего не делаю», – говорит Лупита. Она проводит время за аудиокнигами, включая их на полную громкость; сейчас слушает «В Патагонии» Брюса Чатвина. Она благодарна нам за визит, а каждые выходные встречается с сыном и его семьей, но сообщает: «Всю следующую неделю я, наверное, пробуду одна, день за днем. С едой, с водой, но совсем одна».
Я спрашиваю, как это переносится. Лупита отвечает, что если прищемить палец и некому разделить твою боль, то пальцу больнее. Плюс всякие обыденные мелочи: не выдвигается ящик или опаздывает гость – «Для меня это целая драма». Она пытается посмеяться над собой, распевая песни вроде «Что мы будем делать с пьяным матросом?». Но одиночество, по ее словам, меняет образ мыслей. «Я переживаю из-за сущей ерунды».
Хуже всего чувство отрезанности от окружающих и даже от событий в мире. Лупита срывается на фальцет и выдергивает нитку из рукава. «Я чувствую себя соглядатаем на обочине жизни». Ее выводит из себя то, что она едва слышит новости, а если разбирает слова – мировые проблемы. «Досадно так, что мочи нет. Не можешь сделать ничего – только молиться».
«Вселенная для меня – это связь, общение, – говорит Лупита. – Терять это – значит медленно умирать».
Все большее количество данных подтверждает правоту Лупиты. Осознание того, что социальные связи буквально поддерживают в нас жизнь, началось в 1950-х, когда эпидемиолог Мичиганского университета Джеймс Хаус задумал амбициозный проект: оценить состояние здоровья жителей целого города.
Хаус с коллегами наблюдали за жителями Текумзе, что на юго-востоке Мичигана. В 1982 году они обнародовали тревожные результаты. Оказалось, что после поправки на возраст и другие факторы риска вероятность смерти в ближайшие десять лет тех взрослых, кто сообщал о меньшем объеме социальных связей и дел, удваивалась {284}. Похоже, что отделенность от общества убивала их раньше срока.
Через шесть лет Хаус с коллегами написали для журнала «Science» анализ, в котором рассмотрели не только текумзийский проект, но и данные последующего наблюдения за тысячами людей из самых разных точек планеты – от графства Эванс, штат Джорджия, до шведского Гетенберга, – а также результаты лабораторных тестов и опытов на животных {285}. Они заключили, что социальная изоляция опасна для здоровья так же, как ожирение, гиподинамия и курение. Доказательства были не менее убедительны, чем в этапном докладе правительства США от 1964 года, где рак легких был официально увязан с курением.
Статья Хауса произвела немалый эффект. В период, когда ученые только начинали понимать, что сознание может влиять на здоровье, идея о том, что социальная жизнь важна не меньше, чем такие материальные факторы, как питание и курение, была революционной. С тех пор эпидемиологи собрали новые доказательства в поддержку открытия Хауса. В 2010 году американские ученые проанализировали данные 148 исследований, в которых наблюдалось более 308 тысяч человек, и сделали вывод, что дефицит прочных социальных связей удваивает риск смерти от всех возможных причин {286}. Это подтверждает открытие Хаусом того, что социальная изоляция – по крайней мере, в западных обществах – вредоносна так же, как курение и алкоголизм, и позволяет предположить, что она опаснее гиподинамии и ожирения.
