Друиды Русского Севера - Лазарев Евгений Сергеевич (книга жизни TXT) 📗
Думается, этот перечень убеждает, что индейцы Русской Америки действительно могут для своего региона считаться наследниками гиперборейской протоцивилизации. Вот только что конкретно можно сказать о культуре их далеких предков?
Прежде всего, отметим, что их природное окружение в верхнем палеолите было (во всяком случае, в некоторые периоды времени) более благоприятным, чем сейчас. Об этом свидетельствуют, в частности, раскопки 1990?х годов на Аляске, на полуострове Сьюард. Здесь был обнаружен слой вулканического пепла возрастом 17 тыс. лет; под этим слоем оказался «законсервированный» участок древней поверхности земли времен Берингии. Это была тундровая равнина, которая изобиловала травоядными животными и водоплавающей птицей (озер здесь тогда было больше, чем сейчас) {170}.
Это лишь материальная база. А культура здешних гипербореев? Если судить по этнографии северных индейцев, исключительно стойко хранивших традиции предков, в Гиперборее Палеоиндейской пользовались достаточно изысканной, легкой, красивой и гигиеничной посудой из бересты и дерева, как и на Русском Севере. Относительно прочной и «стильной» одежды из кожи и меха можно особенно не распространяться: у индейских народов она не только дожила до XX века, но и оказала колоссальное воздействие на разработки многих современных модельеров.
Разумеется, в реконструкции духовной культуры ситуация более сложная. Но и здесь заметны важные для нашей основной темы северные мотивы, которые можно соотнести с полярным символизмом или даже с представлениями о Гиперборее. Один из таких мотивов есть в общем для Северо-Восточной Азии и Северной Америки эпосе о божественном Вороне — творце мира. В палеоазиатском эпосе, отразившем «реликты» космогонического мифа, говорится о сакральном браке Ворона с Гусыней (или Уткой); у атапасков Аляски Ворон вступает в этот брак, необходимый для сотворения мира, с Лебедью, после чего они летят на юг. Ворон останавливается отдохнуть на скале посередине океана и создает в этом месте сначала остров, а затем и материк — Аляску. В палеоазиатском материале этот рассказ о перелете через океан отсутствует {171}.
Сюжет глубоко значительный. Ведь получается, что место сакрального брака Ворона и Лебеди находится еще севернее, чем аляскинское Заполярье: в Гиперборее? Конечно, миф (тем более, его отголоски) — это не историческое свидетельство, но в рамки полярного символизма тут «укладывается» и образ скалы посередине океана, традиционно соотносящийся с мифологемой Полярной Горы, Первичного Холма в изначальном Океане. Причем в атапаскском мифе косвенно присутствует и мотив Демиурга в образе божественной Птицы, ныряющей на дно океана и достающей оттуда «материал» для сотворения мира. Но ведь «миф о ныряющей Птице» — это общий космогонический миф для многих народов Евразии и Северной Америки, от русских поморов и карел до нганасан и юкагиров, возможно, связанных генетически с палеоиндейской культурой, до индейцев алгонкинов и сиу (это убедительно показывает в своих работах В. В. Напольских) {172}. Высказывается обоснованное предположение о праурало-алтайском происхождении этого мифа и его проникновении в Америку лишь в X тыс. до н. э.; однако и гиперборейская версия его происхождения, как в Лапландии, так и в Новом Свете, представляется не менее убедительной.
Немало интересного в палеоиндейских исследованиях открывает и «лингвистическая археология».
Начнем с данных русского языка. Всем известно слово «закуток» — уголок, укромное место. Происходит оно от общеславянского «кут» (kat), чаще всего переводимого как угол; согласно Словарю В. Даля, в русской избе это мог быть или второстепенный, «бабий», или, наоборот, почетный угол. Есть в русском слово «кутать» — укрывать, прятать; есть и ныне полузабытое «котец» — кошель, запруда для ловли рыбы. В чешском языке это последнее слово означает маленький дом. У этого слова — глубокие индоевропейские корни: например, в авестийском языке древних иранцев kata — это комната, кладовая (см. Словарь М. Фасмера. Т. II. С. 351).
Исследуемый корень есть и в ностратическом словаре В. М. Иллич-Свитыча. Слово *kadV в ностратическом праязыке означало сплетать (из прутьев) (ОСНЯ, № 192); в русском языке сохранились, пережив 10–15 тысячелетий, рефлексы этого слова: «котец, коты» — плетеное сооружение, плетенка для рыбной ловли. В. М. Иллич-Свитыч отмечает, что в этом же ряду находится латинское catinus, миска — слово, первоначально означавшее плетеная посуда.
На первый взгляд, все это — лексика сугубо бытовая. Интересно, что и латынь сохранила северный образ плетеной посуды (наподобие русских туесов) в условиях давнего господства в Средиземноморье посуды керамической. Однако ведь и одно из средневековых именований образа, священнейшего для европейского эзотеризма, — образа Грааля — это Sacro Catino, «Святая Чаша». То есть в буквальном, изначальном смысле речь тут идет о чаше именно плетеной, палеоарктической. Европейская мифология сохранила и родственный Граалю образ «корзин изобилия», хотя невозможно точно установить, восходит ли этот образ к борейской культуре или возник позже.
Однако, что касается самого корня kot-, kut-, то он уверенно прослеживается и на уровне более древнем, чем ностратический. Об этом свидетельствует лексика языковых семей, контактировавших в верхнем палеолите с ностратическими регионами. Скажем, в коптском языке Египта (раннехристианской эпохи) мы обнаруживаем слова «котэ» — окружать и «экот» — строитель. В очень древних по происхождению языках синокавказской макросемьи «куат», «кот», «кхат» могло означать двор, квартал, улица, проход. В почти исчезнувших ныне (но очень важных для реконструкции древнейших контактов Старого и Нового Света) енисейских языках «коат», «кат», «кут» — это дорога, путь {173}.
Здесь в образ огороженного, «оплетенного» пространства привносится идея движения, которая тоже вполне могла изначально соотноситься с гиперборейскими определениями святилища. Но, видимо, главный смысловой оттенок исследуемого корня — это мотив ограды, что подтверждается и данными дальневосточных языков-изолятов, «языков-заповедников». Скажем, у айнов «кутеки» — частокольная изгородь для охоты на оленей {174}; «куту» — изготовленная из загородок рыбная ловушка (почти как в русском языке!); «кут» — пояс; «каси» в древнеайнском означало дом {175}. У нивхов «кэть» — деревянное корыто (типологически родственное плетеной посуде, о которой говорилось выше), а «кути» — безусловно, сакральный и очень важный для нашей темы термин — отверстие, связующее мир людей с миром иным, запредельным: через это отверстие (один из традиционных образов Полюса Мира) лебеди осенью улетают в иной мир {176}.
Подобные оттенки смысла этого древнего корня отслеживает в своих исследованиях и В. Э. Орел, сопоставляя ностратическое *kadV — сплетать (из прутьев) с афразийским (семито-хамитским) «код» — сосуд, а также с синокавказским «кэмдэ» — ограда, стена {177}. И, наконец, подтверждение правильности предположения о гиперборейских истоках этого корня дает языковой материал, собранный у индейцев Русской Америки. В языке тлинкитов, обитателей Крайнего Севера Нового Света, плетеный сосуд, по данным начала XX века, обозначается словом «кат»! У некоторых индейцев северо-запада Америки, живших южнее тлинкитов, подобные сосуды (или плетеные сетки) именовались схожим образом {178} (первый согласный этого корня у них превращался в «ш» или «ч»).
