Молчание леди - Куксон Кэтрин (читаемые книги читать TXT) 📗
Когда в Англию прибыли американские войска, Белла видела, как многие девушки и женщины весьма достойного поведения словно сошли с ума; и все это под предлогом того, что эти мужчины должны чувствовать себя здесь как дома…
Однажды, а было это 6 июня 1944 года, весь флот перебросил объединенные войска союзников через Ла-Манш, и через несколько месяцев немцы были изгнаны с оккупированных ими территорий Франции, Голландии, Бельгии и скандинавских стран. Союзники начали побеждать, но ценою страшных потерь.
И только 8 мая 1945 года закончилась кровопролитная война в Европе. День, когда наступил мир, стал праздником и был назван Днем Победы. Русские, англичане, американцы и французы одержали победу, и повсеместно начались масштабные восстановительные работы. Но еще оставались японцы, которых тоже нужно было победить. Однажды американский летчик сбросил бомбу, и эта единственная ужасная вспышка уничтожила и опустошила один из японских городов. На этом война была окончательно завершена, но наступила эра ядерного оружия.
13
В тот день, когда в Европе закончилась война, практически все население Англии танцевало на улицах, ведь люди слишком много пережили вместе. И вот война уже в прошлом, но многие грустили оттого, что больше нет тех, с кем им хотелось бы танцевать.
В двух домах Беллы и во дворе тоже было веселье и танцы: ее парни снова, собравшись вместе, играли джиги и вальсы, а также все песни, о которых их просили…
Но радость — это состояние, которое не может длиться долго. Все вернулось на круги своя: нужно было восстанавливать и ремонтировать здания; нужно было искать работу. Не каждый мужчина, возвратившись с военной службы, обнаруживал, что его рабочее место сохранилось за ним. Во многих случаях были приняты новые люди. На заводах и фабриках зачастую рабочие места мужчин заняли женщины, причем они выполняли работу за меньшую плату.
Белла полагала, что вскоре кровати в ее доме больше не будут нужны, и она обсудила перспективы со своими ребятами.
— Поживем — увидим, — сказал кто-то из них. — Есть отдельные комнаты, они всегда пользуются спросом. Молодые люди, только что поступившие на работу, считают, что проживание в таких комнатах обходится дешевле, чем в перенаселенных квартирах или у родственников. А что касается кроватей внизу, то на дорогах наверняка останутся бродяги. — На это Белла резко заявила:
— Мне здесь не нужны бродяги, я хочу сказать — настоящие бродяги. Вы, парни, не были бродягами. Вы были людьми, потерявшими в жизни все, но в этом-то и вся разница. Другие становятся бродягами по собственному выбору.
— Не волнуйтесь, Белла, не думайте об этом. Сколько вы позволите нам жить здесь, столько мы и проживем.
— Ох, ребята, я смогу позволить вам жить здесь и дальше. Уж это я могу вам обещать. Если возникнут проблемы, мы тогда переделаем помещения соседнего дома в отдельные комнаты.
— Это хорошая мысль, Белла.
В течение приблизительно шести месяцев после окончания войны все спальные места в подвальных помещениях оставались занятыми, причем в основном одинокими мужчинами, которые не смогли найти более дешевого, но хорошего места для ночлега, поэтому все это время домочадцам Беллы хватало забот. Когда спрос стал снижаться, мужчины освободили большую комнату в соседнем доме и переделали ее. Затем они занялись уборными и умывальнями, и не только отремонтировали их, но и обложили стены кафелем. К 1947 году стало меньше людей, которым требовался ночлег на одну ночь, поэтому было принято решение перестроить оба подвала, начиная с соседнего дома, в комнаты на двоих, причем в каждой из комнат планировалось оборудовать такую роскошь как умывальник.
Люди верили, что карточки вскоре отменят, не позднее чем через год после окончания войны. Но нет, карточки сохранились, существовал и черный рынок.
В таких условиях и протекала жизнь в ночлежке Беллы вплоть до 1950 года. Белле исполнилось шестьдесят лет, и ее самочувствие соответствовало возрасту. Всем ее парням, как она продолжала их называть, было уже за пятьдесят. Джо и Карл были чуть моложе остальных, а Рини, как предполагала Белла, было около пятидесяти. Белле так и не удалось узнать, сколько Рини было лет, когда та впервые появилась у нее. Она только могла предположить, что ей исполнилось тогда двадцать девять или тридцать. Как ни странно, лицо Рини почти не изменилось, возможно, из-за хрупкого строения костей черепа. Но кожа натянулась и стала бледнее. Однако больше всего в дорогой девочке, как Белла продолжала ее называть, ее временами беспокоила обретенная Рини привычка часами сидеть, глядя в пространство перед собой. Иногда она начинала часто-часто моргать и плотно сжимала губы, как это обычно делают, пытаясь вспомнить что-то. И еще кое-что тревожило Беллу: Рини стала меньше есть. По мнению Беллы, ее тело, скрытое все той же одеждой, было похоже на скелет. Зимой пришлось снова пригласить доктора Харла, потому что легкие Рини были в очень плохом состоянии. И хотя Рини терпела его присутствие, она старалась без крайней необходимости не смотреть на него.
Доктор Харл ничего не сказал Белле о необходимости проконсультироваться с врачом, который мог бы заняться лечением ее рассудка, но Белла считала, что мистер Трэвис, скорее всего, поговорил с ним об этом. Она подумала, что, как ни странно, единственным мужчиной, в присутствии которого Рини оставалась абсолютно спокойной, был Карл. Иногда она даже подавала ему руку или нежно похлопывала его по рукаву. Это случалось, как заметила Белла, когда сама она ругала Карла за то, что тот делал свой обход, как она это называла, более двух часов. Однажды она сказала ему:
— Когда-нибудь эти злодеи тебя прибьют. Ты сунешь свой нос так глубоко, что тебя заметят или догадаются, что это ты.
И именно в такие моменты Рини проявляла заботу о маленьком человечке с обезображенным лицом.
Все, происходившее в мире, и даже в Лондоне, мало влияло на сложившийся спокойный уклад жизни в домах под номерами 10 и 12 на улице Джинглс. Это продолжалось до 1955 года, когда произошло нечто, навсегда изменившее жизнь их обитателей.
Это была простая случайность, и связана она была с Карлом. Он больше не играл на флейте на улицах, но продолжал интересоваться всем, что там происходило, и пару раз он получил от полиции в качестве вознаграждения по несколько фунтов. Но в тот день не было ни малейшего намека на то, что должно произойти что-то значительное. Дул сильный ветер, и Карл шел, опустив голову и надвинув на лоб кепку. Он шел по улице, застроенной жилыми домами, между которыми затесались несколько небольших магазинчиков, пивная и гостиница. Вдоль тротуара стояли машины, из которых выгружали товары разного назначения. Неожиданно для себя он споткнулся и упал лицом вниз на люк, а затем, все также вниз лицом, провалился в подвал, где ударился головой о бочку и потерял сознание. Когда он пришел в себя, он услышал голос, говоривший:
— Что, черт побери, здесь происходит?
А другой голос, который доносился откуда-то сверху, громко ответил:
— Какой-то дурень свалился в люк. Он уже убрался?
— Ага, можно сказать и так. А ты сможешь, ударившись о бочку, сказать «привет»?
Другой голос предложил:
— Угости его пивком.
Ответом на что было:
— Не будь таким идиотом, я ничего не могу налить из этой большой бочки. Лучше пойди и принеси кружку воды — это приведет его в чувство.
Карл лежал в очень неудобной позе. Одна сторона его лица впечаталась в пол, но его ноги, как ему казалось, торчали в воздухе. Кто-то ухватил его за плечи и потащил вперед. Затем он медленно открыл глаза и оглядел каменный коридор, заставленный бочками, в конце которого работали двое мужчин. Один из них крикнул:
— Да что там за возня?
На что последовал ответ:
— Этот идиот свалился в желоб. Он в отключке.
Карл не подавал виду, что уже не был в отключке, и сосредоточил взгляд на двух мужчинах за бочками; из одной бочки они что-то вытаскивали. Он видел только половину бочки и спину одного из мужчин, а те предметы, которые он вытаскивал из бочки, были с деревянными рукоятками. Свет, падавший из окна, выхватил нечто блестящее, похожее на металлическую трубку, прикрепленную к рукоятке. Сначала они достали один предмет, затем второй, а потом еще и еще, но вдруг над его головой раздался голос:
