КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2 - Мальцева Валентина (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
— На чем полетим? Надеюсь, не «Аэрофлотом»?
— Стоит тут неподалеку один хитрый транспортный самолет, который доставляет сытым европейцам бананы из Доминиканской республики… Не первый класс, конечно, зато надежно.
— А что в бананах, коллега? — улыбнулся Мишин. — Пластиковая взрывчатка?
— Как и все русские, ты очень подозрителен, друг. Представь себе лучше, как много ты теряешь, возвращаясь не в теплый Израиль, а под хронические датские дожди, — поморщился Дов. — Копенгаген, Виктор, — это столица европейского ревматизма.
— Ненавижу солнце! — пробурчал Мишин.
— Да, кстати, Гордон просил передать тебе вот это… — порывшись во внутреннем кармане пиджака, Дов вытащил синюю с мраморными прожилками авторучку. — Держи, это настоящий довоенный «Паркер», с золотым пером. Такие сейчас уже не выпускают…
— И в чем смысл этого символического жеста? — криво усмехнулся Мишин, приняв авторучку и поднеся ее к глазам. — Контактный яд вместо чернил? Стереомагнитофон в колпачке? Детонатор на кончике золотого пера?..
— У тебя нарушено кровообращение и потому плохо соображает голова. У Гордона больше трехсот пятидесяти авторучек, Виктор, — с серьезным выражением пояснил Дов. — Причем, как и все коллекционеры в мире, он — совершенно уникальный жлоб и буквально дрожит над каждой. Насколько мне известно, только два или три раза в жизни Гордон дарил ручки из своей драгоценной коллекции. А на словах он велел передать следующее: «Пусть помнит, что полученные от американцев полмиллиона долларов не стоят и ломаного гроша, если нечем заполнить чек…»
— Господи, до чего же я люблю евреев! — вздохнул Мишин…
14. АМСТЕРДАМ. ЗДАНИЕ «СТЕРНЕР ИНШУРЕНЗ БЭНК»
Апрель 1978 года
Все шло по сценарию, нюансы которого на протяжении двух недель вдалбливала мне в голову Паулина. Тогда, в Майами, мне все это казалось игрой, мистификацией, подтасовкой. Непосвященному человеку (естественно, если происходит это не на страницах литературного произведения и не на киноэкране, а в твоей собственной жизни) очень трудно, практически невозможно поверить, что можно с такой дьявольской точностью, на огромном расстоянии, управлять людьми, их перемещениями, поступками, мыслями, что можно так точно предугадывать тончайшие нюансы в поведении совершенно незнакомых людей с чуждыми тебе психологией, вкусом, привычками… И всякий раз, когда мне казалось, что так не бывает, это происходило с мистической, противоестественной точностью цыганских предсказаний.
Автономное плавание, в которое меня наспех выпустила странная женщина-психолог из овеянного недобрыми легендами ЦРУ, на самом деле было автономным только по форме. С таким же успехом обо мне можно было сказать, что, сев в ночной поезд Москва — Кострома, я САМА добралась до этого славного городишки. Ибо только перепутав составы или, как любила повторять моя бабушка Софья Абрамовна, назло кондуктору поехав в обратном направлении, я могла очутиться в другом месте. При всех прочих вариантах я была обречена попасть именно в тот город, который значился на эмалированной табличке. Практически то же самое происходило со мной и в те памятные дни.
Весьма многоопытные люди с совершенно определенным, напрочь исключающим наивность и сантименты родом занятий, в которых хватало и ума, и врожденного чувства недоверия ко всему и всем, и житейской мудрости, и звериной жестокости, по-разному реагировали на мое внезапное появление на горизонте, неоднозначно вели себя со мной, неадекватно «воспринимали мои путаные, мало похожие на правду откровения… И тем не менее все они, как один, делали в итоге ИМЕННО ТО, что, собственно, и предсказывала седовласая Паулина, — то есть последовательно продвигали меня по четко прочерченному ее иезуитской фантазией коридору обстоятельств, состыковок и встреч, к некоей точке «X», после которой, по ее словам, «…наши шансы на успех выглядят в целом предпочтительней, однако статистика является одной из самых презираемых мною наук, в первую очередь потому, что она неизменно врет. Особенно когда пытается убедить простых смертных, что знает все. Всего, милочка, не знал никто, даже Иисус Христос, а уж тем более статистика!..».
Не желая лишний раз связываться с вспыльчивой Белиндой и ее по-тоскански непредсказуемым оруженосцем, я полностью выполнила требование «соответствовать ситуации» и не без некоторой брезгливости облачилась в один из ее умопомрачительных «деловых» туалетов — то есть в экстравагантный пиджак одного цвета с нашим знаменем, в котором мои плечи сразу же приняли гвардейский размах, и коротенькую белую юбочку, по сути дела, западный вариант набедренной повязки, чисто символически прикрывавшей парочку сокровенных мест, так жестоко высмеянных адептами социалистического реализма. Надо сказать, что в те годы в Советском Союзе мини-юбки носили либо совершенно уж сумасшедшие модницы из числа обожаемых дочурок самых высокопоставленный партийно-советских бонз, либо валютные проститутки, с ведома и специального разрешения КГБ не без пользы околачивавшиеся возле «Националя» и «Пекина», где эффективно и совмещали в постелях иностранцев выполнение профессионального и патриотического долга. Процедуру переодевания я проводила в довольно тесной ванной номера отеля, обзор в зеркале, из-за высокой мраморной полки для гигиенических причиндалов, был поясной, так что разглядеть карикатурное уродство нижней половины собственного тела я, по счастью, не могла…
Примерно три часа, предшествовавшие ритуалу переодевания в ванной, прошли в бесконечных расспросах Белинды, которая потрошила меня с добросовестностью и остервенением матери большого еврейского семейства, взявшей на себя задачу накормить фаршированной рыбой пятнадцать ненасытных ртов. Я была предельно собрана, ни на миллиметр не отступала от Паулининой схемы и «кололась» под разящими вопросами Белинды с обреченностью боевого крейсера, которого завели из родной стихии в сухой док, чтобы безжалостно разрезать на металлолом.
Не могу сказать, что я испытывала упоение от допроса с пристрастием, которому меня подвергли, однако приятное чувство уверенности, как добротно проложенная лыжня, по которой скатываешься без всяких усилий, понимание того, что за тебя учли и предусмотрели все, до мельчайших деталей, согревало душу. Я чувствовала себя как студентка-отличница, знающая ответы на ВСЕ вопросы, и потому совершенно не робеющая под иезуитским взглядом профессора-экзаменатора.
— Вы нас обманули, Мальцева! — сурово выговаривала Белинда, постоянно (видимо, чтобы не потерять форму) поглаживая себя по крутой ляжке. На что вы рассчитывали?
— Вы обвиняете меня так, словно единственной мечтой в жизни была встреча с вами! — огрызалась я, изображая на лице гримасу смертельной усталости.
— Вы прекрасно понимали, как для нас важна эта информация! Вы лгали нам сознательно, признайтесь!
— Какое мне дело до ваших долбаных секретов! Белинда, я же всего-навсего женщина, причем без специальной подготовки, как вы не понимаете?! Что делает женщина, когда ей тычут пистолетом в ребро и требуют немедленно подчиняться?
— Почему вы ничего не сказали о том, что были с Мишиным в банке?
— Потому что, как и вы, он обещал мне вырвать носоглотку, если я хоть словом когда-нибудь об этом обмолвлюсь. Поймите вы, этот человек — чудовище! На моих глазах он отправил на тот свет семь или восемь здоровенных мужиков!.. Видите, я даже со счета сбилась!.. Возможно, вам это покажется смешным, но я ему поверила. И молчала бы до конца жизни, не докопайся вы до этого проклятого банка. Знаете, как-то не хочется жить без носоглотки…
Когда я вышла из ванной, Макс присвистнул и покачал головой.
— Хороша, ничего не скажешь! — прошипела Белинда и огрела своего оруженосца таким испепеляющим взглядом, что тот моментально сгорбился и стал как-то меньше в объемах.
В машине, где Белинда усадила меня рядом с собой, она тезисно повторила основные инструкции:
— Заходите в банк, спрашиваете, где вам найти господина Робера Эверта, направляетесь в его офис, говорите, что хотели бы забрать свои бумаги, подписываетесь именно так, как подписывались тогда, с Мишиным. Потом забираете бумаги и, никуда не сворачивая, идете к выходу, к машине, которая будет запаркована на том самом месте, где вы тогда остановились с Мишиным. Понятно?