Мент - Константинов Андрей Дмитриевич (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Он встал и подошел к Косарю, потряс за татуированное плечо:
— Вставай, Михал Антоныч! Вставай, дело есть.
Косарь замычал, раскрыл мутные, в красных прожилках глаза, посмотрел непонимающе, бессмысленно.
— Вставай, петушок пропел давно.
— А? Что? — прошептал беззубый рот. — Ты что?
Косарь сел, свесил тощие ноги, выглядывающие из черных семейных трусов, почесал татуированную грудь.
— Тьфу ты! Выпить-то осталось?
Зверев поднес ему граненый стакан с остатками водки. Косарь обхватил его обеими руками, жадно выпил, сморщился.
— Сейчас, Михал Антоныч, съездишь в одно место, оставишь письмишко.
— Куда еще? Никуда я не поеду.
— Надо, дядя Миша. Очень надо, — проникновенно сказал Зверев. — Денег на такси дам, на пивко дам… Отвезешь маляву — и обратно. Очень нужно.
Кряхтя, ругаясь, старый вор начал собираться. Зверев быстро писал письмо Насте. В окно било солнце. Селедочная голова с султаном беломорины оскорбленно молчала. Бормотал что-то себе под нос Косарь.
Лысый, Кент и Слон провели ночь в изоляторе временного содержания на улице Каляева. Изолятор соединен со зданием ГУВД на Литейном сквозным закрытым проходом. Вот по этому коридорчику их и провели в ИВС, где разместили всех врозь в двухместных камерах. У Кента и Лысого соседями оказались агенты из платников. В воскресенье у обоих дома прошли обыски, которые, разумеется, ничего не дали. Каких-либо запрещенных к хранению предметов, денег или ценностей обнаружено не было. У Слона тоже провели обыск — для маскировки.
Пока Косаря не было — а не было его долго — Зверев позвонил Галкину. Семен был дома, судя по голосу — трезв. Сашке он обрадовался, как будто не виделись сто лет, хотя в пятницу половину дня провели вместе. Даже поругались маленько.
— Худо дело, Саня, — сказал Галкин. — Шестерка тобой интересуется.
Шестеркой он по-старинке назвал ОРБ.
— Я знаю, — ответил Зверев. — Что-нибудь конкретное есть?
— Чего же конкретного? В субботу часов около пяти приперлись их опера. Пальцы веером… ФБР, блядь! Разговаривали с Самим, Сам-то им пыли напустил, вызвал Кислова: так и так, сыскать мне Зверева… Звонили тебе. Ну, Сам дал нам всем понять: шестерка на тебя тянет… все, конечно, под огромным секретом… какая-то стрелка, погоня. Достать, блядь, Зверева, из-под земли! Вот мы всем отделением тебя второй день и достаем. А фэбээровцы тебя до полуночи ждали. И Сам, и Василич намекнули: надо бы тебя предупредить, а ты пропал… как тут предупредишь?
— Да, пропал… — сказал Сашка. — Что еще, Семен?
— Да что ж? Все, пожалуй… Ты, Саня, как?
— Жив пока.
— М-да… Чем я, Санек, могу тебе помочь? — спросил Галкин и заорал кому-то: — Да убавь ты звук, в конце концов! Видишь — я разговариваю.
— Спасибо, Семен, — сказал Зверев. — Пока ничего не надо. Может быть, потом…
Он попрощался, положил трубку на ворованный аппарат, стиснул кулаки… Ни голос Насти, ни голос мамы не оказали на Сашку такого воздействия, какое произвел скрипучий Сенькин голос. Уже несколько лет работа была самым главным в жизни Александра Зверева. В ежедневной суматохе он об этом просто не думал… А если думал, то как-то отстранение, мельком, с изрядной долей иронии (Как служба, опер? — А-а… дурдом!) и профессионального цинизма.
Сенькин голос, прозвучавший с сочувствием — а у еврея Галкина какое, к черту, сочувствие? Одно ерничество и зубоскальство… — Сенькин голос сказал: Все, Саня! С ментурой пора прощаться. Обратной дороги нет.
Косаря не было часа три. Сэкономил, гад, на такси — катался туда-обратно на трамвае, понял Зверев… Косарь вошел, опустил на пол прихожей пакет со звякнувшим стеклом.
— Пивко, — сказал он, — свеженькое… Водочка «Столичная».
Был он уже навеселе — видно, успел приложиться по дороге. Зверев молча курил, прислонившись к косяку. Хозяин снял и повесил на убогую вешалку свою невероятную хламиду, а потом вытащил из внутреннего кармана… письмо к Насте. Сашка узнал этот сложенный вчетверо листок сразу.
— Ты что же? — сказал он. — Не съездил?
— Съездил, Александр Андреич, съездил…
— А почему в ящик не опустил? Косарь посмотрел в лицо Звереву:
— Ваши там крутятся… Густо их, как клопов. Бабенку, говорят, вчерась в том парадном завалили… судью народную.
Сашка враз побелел, а Косарь достал из пакета бутылку водки, ловко сковырнул пробку и протянул Сашке.
— На-ка выпей, Саша, полегчает, — сказал он, а сам буравил внимательными глазками. Зверев автоматически взял бутылку.
— Что ты мелешь, дядя Миша? Как — судью завалили?
— Выпей, Александр Андреич, полегчает… Знаю. Знаю, как тяжело кровь первый раз на душу-то брать. Выпей, Саша.
Машинально Сашка сделал глоток. Водка легко покатилась по пищеводу… Старый вор все также внимательно смотрел на опера. Зверев обтер рот ладонью и протянул бутылку обратно. Косарь смотрел ему в глаза. Внезапно до Зверева дошел смысл сказанного стариком.
— Ты что, дядя Миш? Ты что хочешь сказать?
Старик молчал. Только губы кривились! Зверев опустился прямо на пол. За окном закричала ворона. Солнечные потоки били сквозь грязное стекло, ослепляли… Перезвоните, сказала Настя, вас не слышно… Она была еще жива. …Перезвоните, вас не слышно… И — черные дыры длинных гудков в холодной телефонной будке.
— Как… ее? — сказал Зверев и не услыша своего голоса.
— Я к следаку с вопросами не лез, я не прокурор… А? — Косарь глотнул из бутылки и вдруг сказал, — Худо дело… живая она осталась, Саша. Вот что.
— Настя… жива?
Солнечные потоки ослепляли и что-то снежном мире происходило не так. Неверно! Неправильно… Перезвоните, вас не слышно. ВАС НЕ СЛЫШНО НИ ХРЕНА. ПЕРЕЗВОНИТЕ!
— Настя жива? Она жива?
— В больничке…
— А в какой? Дядя Миша, не томи, говори. Зверев вскочил, навис над Косарем.
— Не знаю… Жильцы у парадного языками треплют. Мало чего натреплют… язык-то без костей. Мелет да мелет. Мало чего натреплют… язык-то без костей. Мелет да мелет.
— О, е-е, — простонал Зверев и ударил кулаком по косяку. Посыпалась вниз облезающая чешуйками краска.
— Тебе теперь, Саня, крепкое алиби нужно, — сказал Косарь. — Выживет — амба. За судью под вышку подведут.
