Несущий свободу - Поль Игорь Владимирович (электронная книга .TXT) 📗
– Нечего орать, – буркнул полицейский. – Обычная проверка.
Во взгляде Ханны появилось сострадание.
Коп продолжал расспросы, но уже проформы ради:
– Значит, ты охранник? Оружие есть?
– Сам-то как думаешь?
– Ну-ну, не перегибай. Небось, без разрешения?
– У меня только парализующие патроны. Показать?
– Не надо. Что в сумках?
– Офицер, там аппаратура, – вмешалась Ханна.
– Какого рода?
– Записывающая.
– Оружие, взрывчатка, запрещенные химические вещества имеются?
Хенрик и Ханна одновременно покачали головами.
Полицейский протянул удостоверение:
– Проезжайте. И соблюдайте осторожность – отмечено усиление активности повстанцев.
Джип медленно покатился между раздвинутыми противотаранными заграждениями.
Ханна не сводила с него восхищенных глаз:
– Вы прирожденный актер, Альберто.
Он промолчал, прикидывая, в каком направлении мог двинуться Арго: улица с трудом угадывалась в светлеющей дымке. Эта женщина оказалась податливой, как теплый воск, внушение подействовало на нее мгновенно, он даже испытал неловкость, что так беззастенчиво влез ей в душу: привыкшая к виду крови, она казалась ему доверчивым ребенком. Наверное, от этого он испытывал к ней необъяснимую симпатию; чувство это было непривычным для него. Он пытался разбудить в себе равнодушие: женщина была свидетелем, когда нужда в ней отпадет, ему придется убрать ее, и будет лучше, если он сделает это без сомнений, как уже делал десятки раз до того.
«Я такой актер, милочка, что тебе и не снилось», – мысленно ответил он, настраивая себя на привычный лад.
Солнце постепенно одерживало верх, туман светлел. Дома неспешно дрейфовали в молочных лентах. Хенрик остановил машину.
– Не знаю, как вас благодарить, Альберто.
– Не стоит благодарности, Ханна.
Соскочив на землю, он обошел джип. Ханна перебралась за руль.
– Вы забыли сумку, Альберто! – крикнула она.
Он пообещал себе, что ей не будет больно.
– Действительно, – он открыл дверцу и сунулся внутрь.
Улыбка медленно сошла с ее лица, когда она увидела револьвер.
– Мне очень жаль, Ханна, – Хенрик старался, чтобы голос его звучал как можно тверже, – но вам придется помочь мне. Поезжайте вперед.
– Что за дьявольщина! – сказала она, не прикасаясь к рулю.
Он протянул руку и грубо сорвал с ее шеи пластинку кома.
– Я не шучу. Мне не хотелось бы причинять вам боль или принуждать иным образом. Поверьте, я знаю много способов. Все они неприятны.
– Нет, этот мир определенно слетел с катушек.
– В чем дело? Вам надоело жить?
– Всякий раз, когда мужчина вызывает симпатию, тут же оказывается, что он либо бандит, либо сутенер, либо военный преступник. Я часто задаю себе вопрос – чем я заслужила такое? Это несправедливо.
Он заставил себя думать о ней как о продажной девке: так было проще. Хочешь разжалобить меня, белая сучка? Не выйдет. Знаю я эти женские штучки.
– Езжайте прямо. – Для убедительности он ткнул ее стволом в бок.
Ему было необходимо парализовать ее страхом, подчинить себе. Но вызвать ненависть к ней никак не получалось. Он попытался представить на ее месте штабсгауптмана Дитеринга. Напрасный труд: кожа ее была чиста и совсем не походила на складчатую шкуру старого садиста. Тогда он попробовал убедить себя, что Дитеринг ее отец. На этот раз сработало: ненависть поднялась волной. Чип кольнул запястье, подтверждая команду, сердце забилось чаще. Ханна с испугом покосилась на него и сжалась в комок, как от удара. Жалость чуть было не испортила все дело, но он прикусил язык и давил его, пока боль не вытеснила ненужные чувства.
– Куда теперь? – спросила Ханна. Голос ее был безжизненным.
– Теперь поверните направо. Потом езжайте до конца улицы. Медленно. Еще медленней. Вот так.
Действие стимулятора закончилось, глаза начали слипаться. Сразу заныли перетруженные ноги. В довершение ко всему вернулась боль в груди, с каждой минутой она становилась все сильнее. Он перебарывал сонливость, старался отвлечь себя от боли, старался отсрочить время, когда придется проглотить следующую таблетку: говорили, эти дьявольские боевые пилюли сжигают мозг.
Он с тоской подумал: к чему беречь себя, если жить осталось всего два дня?
50
Одежда была мятой и влажной, Юргенсен распустил узел галстука и с наслаждением потянулся. В дороге он переел жареных орехов, он всегда грыз их, когда нервничал; теперь во рту стоял неприятный привкус, хотелось почистить зубы. Долгое ожидание на въезде в город не заботило его, он уже чувствовал себя в безопасности, все снова шло по плану: размеренно и четко, как и всегда. Успокоенный, он закрыл глаза, вбирая в себя пряные запахи леса: туман настраивал его на умиротворенный лад, крохотные капельки на лице напомнили ему о детстве. Казалось, стоит только чуть отойти в серую дымку, и ветер захлопает отсыревшими пологами палаток. Будто наяву Юргенсен услышал веселые голоса одноклассников. Этот, немного писклявый – Ханса. Сбивчивый, глотающий слова – Вернера Хубера по кличке Худой.
Он вспомнил те счастливые годы, когда дух товарищества пропитывал их с ног до головы. Чувство локтя – залог единства. Они учились дисциплине и концентрации духа. Они занимались спортом – только физически сильный человек может быть настоящим носителем древней культуры. Гроссгерцог уделял здоровью нации особое внимание. Он говорил: «Спорт закаливает организм. Готовит его к борьбе. В здоровом теле живет здоровый дух. Спорт способствует выработке дисциплины, которая является одной из лучших черт ольденбуржского народа».
Они много читали. Пусть иногда и по обязанности – плевать! – у каждого человека есть собственные способности и склонности. Тебе лучше дается бег с препятствиями, а твоему товарищу легче вникать в хитросплетения исторических событий. А вместе мы сокрушим горы.
Зачем Райнхард вступил в скауты? Странный вопрос. В Ольденбурге не принято задавать вопросы. Нация сейчас не в том положении, чтобы сомневаться. Будь со всеми – или убирайся. Жизнь шла по накатанной колее. Он знал, что наступит время, и к нему подойдет парнишка в черном треугольном галстуке и с двумя ромбиками на пилотке – командир группы. И на вопрос, готов ли Райнхард стать одним из них, он ответит утвердительно. Он ждал этого момента с тех пор, как начал ходить на собрания младшей группы Юнгфолька. Конечно, он ответил утвердительно. И ни разу не пожалел. Лучшие игры – только у скаутов.
В своем первом патруле Райнхард отчаянно краснел: все девчонки смотрели только на него. Стальной нож на поясе – первое в жизни личное оружие. Широкое короткое лезвие. Мальтийский крест на рукояти. Он до сих пор хранит его. Придет время, и он передаст его своему сыну.
Бармены тепло улыбались им и предлагали молочные коктейли, на что старший патруля солидно отвечал: «Спасибо, но мы на службе». У них в руках была самая настоящая власть. Они следили, чтобы никто из сверстников не пил спиртного, не нюхал дурь, не целовался с девчонками на виду у всех и не сквернословил. Нарушителей задерживали и отводили к районному дежурному. Дальше их передавали в полицию. Говорили, родители таких ухарей после заплатят солидные штрафы. Это было здорово – в одиннадцать лет чувствовать себя вершителем чьей-то судьбы. Они чувствовали настоящую ответственность за порученное дело.
А еще: поездки по стране, экскурсии в музеи, картинные галереи, на военные базы. А однажды Райнхард попал на настоящую подводную лодку. От обилия красок и впечатлений голова шла кругом. Но самое интересное – походы. Сначала приходится кормить лесных комаров, от укусов которых на коже вздуваются красные волдыри, хлюпать ботинками по воде, тащить куда-то тяжелый рюкзак под жарким солнцем. И при этом иметь бодрый вид и вместе со всеми петь песни. Ты вынужденно улыбаешься, и стараешься перекричать соседа, и изображаешь, как тебе безумно здорово, так, что командир группы на привале покровительственно хлопает тебя по плечу (как делают взрослые в фильмах), и говорит ломающимся голосом: «Отлично держишься, скаутман».
