Элегантность ёжика - Барбери Мюриель (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗

О Люсьене, неспособном видеть, потому что слишком густая темнота обступала его.

О Нептуне, которому служит зрением безошибочный нюх.

И о себе: хорошо ли я вижу?

19

Мерцающие тени

«Черный дождь» видели?

Если не видели «Черный дождь» или на худой конец «Бегущего по лезвию», вам будет трудно понять, почему, как только мы вошли в ресторан, у меня возникло ощущение, что я попала в фильм Ридли Скотта. В «Бегущем по лезвию» есть сцена в баре, где выступает женщина-змея и откуда Декард вызывает Рэчел по стенному видеофону. В «Черном дожде» тоже есть бар и девушки по вызову, одна из которых — белокурая Кейт Кэпшоу с обнаженной спиной. Там и тут перемешаны лучи света, точно проходящие сквозь цветные витраж: собора, и клубы адской тьмы.

— Люблю такой свет, — сказала я Какуро, усаживаясь на диванчик.

Нас устроили в уютном спокойном уголке, за столик, на который падал солнечный блик посреди мерцающих теней. Как тени могут мерцать? Не знаю, но они мерцали.

— Вы смотрели «Черный дождь»?

Я и представить себе не могла, что у двух людей могут быть такие сходные вкусы и общие ассоциации.

— Смотрела, — ответила я, — раз двенадцать, не меньше.

Все вокруг было мерцающим, искрящимся, хрустальным и бархатным. Волшебным.

— Нас ждет суши-пир, — провозгласил Какуро, с удовольствием разворачивая салфетку. — Надеюсь, вы не сердитесь, что я все заказал заранее? Мне хотелось угостить вас всем самым лучшим из того, что может предложить японская кухня в Париже.

— Конечно, не сержусь, — ответила я, изумившись множеству узорных чашечек с диковинными овощами, замаринованными и политыми не-знаю-какими, но очень соблазнительными соусами, которые принесли и расставили перед нами официанты, пристроив между ними еще и бутылочки с сакэ.

И мы приступили. Первым я выудила маринованный огурчик, но он только на вид был маринованным огурчиком, а на вкус чем-то невообразимо вкусным. Какуро выловил двумя темными деревянными палочками кусочек… чего? мандарина? помидора? манго?.. и ловко отправил в рот. Я немедленно запустила палочки в ту же чашечку.

Оказалось, это сладкая морковка — пища богов!

— Что ж, с днем рождения! — сказала я и подняла свой стаканчик с сакэ.

— Спасибо. Большое спасибо, — отозвался Какуро и чокнулся со мной.

— Неужели осьминог? — удивилась я, вытащив кусочек зазубренного щупальца из пиалы с шафраново-желтым соусом.

И тут официант принес нам на двух небольших толстых досках пластинки сырой рыбы.

— Сашими, — сказал Какуро. — Там тоже есть мясо осьминога.

Я погрузилась в созерцание. От такой красоты прямо захватывало дух. Я подцепила своими неловкими палочками белый с серыми прожилками кусочек рыбы («речная камбала» — услужливо уточнил Какуро) и, приготовившись вкусить блаженство, попробовала.

Почему мы ищем вечность в чем-то незримом и неощутимом? Мне она явилась в виде серовато-беловатого кусочка рыбы.

— Рене, — заговорил Какуро. — Я бесконечно счастлив отпраздновать свой день рождения в вашем обществе, но для нашего сегодняшнего ужина есть и более серьезный повод.

Хоть мы знакомы с Какуро всего три недели, но я уже легко могла предположить, что он может счесть «серьезным поводом». Франция или Англия? Вермеер или Караваджо? «Война и мир» или чудная «Анна Каренина»?

Я взяла еще кусочек воздушнейшего сашими — кажется, тунец? Но кусочек оказался весьма внушительного размера, пришлось делить его на части.

— Да, сначала я пригласил вас на день рождения, — продолжал Какуро, — но потом кое-что узнал от одного человека. И хочу сказать вам очень важную вещь.

Я копошилась со своим тунцом и слушала его вполуха.

— Вы совсем не ваша сестра, — твердо произнес Какуро, глядя мне прямо в глаза.

20

У гагаузов

Любезные дамы!

Если вас в один прекрасный вечер пригласит поужинать в дорогом ресторане богатый и приятный во всех отношениях господин, не изменяйте изысканным манерам, что бы ни случилось. Удивит ли он вас, огорчит или попросту ошарашит, храните благородную невозмутимость и самые неожиданные слова принимайте с соответствующим обстановке изяществом. Со мной же, простолюдинкой и деревенщиной, все произошло иначе. Я и сашими-то ела попросту, как ела бы дома картошку. И когда я от ужаса сглотнула и почувствовала, что очередная частичка вечности встала у меня поперек горла, то без всякой изысканности по-пещерному раскашлялась. За соседними столиками повисла тишина. А я продолжала кашлять, пока наконец очередной, не сказала бы, что благозвучный приступ, не вытолкнул пресловутую частичку у меня из горла и я, схватив салфетку, не избавилась от нее.

— Я могу повторить. Повторить? — спросил Какуро. Ей-богу, ему, кажется, было весело!

— Я… кха-кха-кха! — прокаркала я.

«Кха-кха-кха» — традиционный обрядовый возглас у гагаузов.

— Я не… кха-кха-кха, — выводила я с тем же блеском.

И наконец, с совсем уже недосягаемым шиком, выпалила:

— Че-го?!

— Еще раз говорю вам, для полной ясности, — сказал Какуро терпеливо, как говорят с детьми или со слабоумными. — Рене, вы совсем не ваша сестра. — И, так как я уставилась на него с глупым видом, продолжил: — И в последний раз повторю, а вы смотрите не подавитесь насмерть кусочком суши ценой, к слову сказать, тридцать евро за штуку. Суши не рекомендуется заглатывать так резко. Вы не ваша сестра, Рене, и мы можем быть друзьями. И всем, чем только захотим.

21

Нескончаемые чаепития

Это Эминем. Признаюсь, как предтеча молодой элиты я иной раз его слушаю, — тогда, когда уж не поспоришь, что Дидона погибла безвозвратно.

А сейчас в голове у меня все перепуталось.

Не верите?

Судите сами.

Такая вот каша. Я всегда удивлялась тому, как отпечатываются и всплывают, кстати и некстати, в памяти разные мелодии (не говорю уж о Confutatis, большом друге консьержек с миниатюрным мочевым пузырем), вот и сейчас я с искренним, хоть и несколько отстраненным интересом отметила, какая получалась medley [26].

А потом я заплакала.

В какой-нибудь забегаловке на парижской окраине все были бы только рады поглазеть на посетительницу, которая сначала чуть не подавилась, а потом разревелась, уткнувшись в салфетку. Но здесь, в храме солнца, где сашими продаются поштучно, такое представление имело прямо противоположный эффект. Меня обволокла волна молчаливого неодобрения, но я рыдала и рыдала. Из глаз и из носа текло, я попыталась стереть и без того далеко не стерильной салфеткой следы своей распущенности и скрыть свой позор от презрительных взглядов приличной публики.

Но ничего не помогало — я разрыдалась еще пуще.

Палома меня предала.

Все, что скопилось в груди, изливалось с этим потоками слез: вся прожитая в затворничестве одинокая жизнь, с долгим сидением за книгами, воспоминания о зимних хворобах, о ноябрьском дожде и прекрасном лице Лизетты, о камелиях, прошедших по кругам ада и лежащих на мху, о нескончаемых дружеских чаепитиях, о добрых словах из уст богатой барышни, о натюрмортах ваби, о вечной красоте и многих ее преломлениях, о летних дождях, приносящих нежданную радость, снежных хлопьях, танцующих в ритме сердечного стука, о ясном личике Паломы на фоне старой Японии. Я плакала неудержимо, заливалась горячими счастливыми слезами, и все вокруг исчезло, растворилось во взгляде того единственного человека, рядом с которым я чувствовала себя чем-то значимым, он ласково держал меня за руку и улыбался с бесконечной добротой.