Первичный крик - Янов Артур (список книг txt) 📗
Но обладание желанным лучшим столом не может устранить ощущаемую таким человеком «потребность» чувствовать себя важной персоной. Иначе зачем было бы повторять такое представление для зевак всякий раз, когда ему случается обедать вне дома? Лишенный, вследствие расщепления, своей истинной, аутентичной потребности (считаться достойным человеком), он выводит «значимость» своего существования из того, что его знают по имени метрдотели самых дорогих и фешенебельных ресторанов.
Дети, что очевидно, рождаются с реальными биологическими потребностями*, которые по тем или иным причинам не могут быть удовлетворены родителями. Иногда случается так, что родители просто не понимают потребностей ребенка. Бывает также, что родители, не желая делать ошибок в воспитании следуют советам некоего высшего авторитета в деле воспитания детей, и берут ребенка на руки только в определенное время, кормят его по расписанию, точности которого позавидовала бы любая авиакомпания, отлучают его от груди согласно данным карты развития и как можно раньше приучают к горшку.
* Многие родители делают большую ошибку, не беря ребенка на руки, так как боятся его «испортить». Но именно игнорируя потребность ребенка в ласке, они и самом деле его «портят», так как, вырастая, он начнет мучить их ненасытными требованиями символических замен — пока, наконец, родители не сломят его. Последствия этого неизбежны и поис- тине страшны. — Примеч. автора .
Тем не менее, я не верю в то, что невежество или излишняя ревностная методичность ответственны за пышное цветение неврозов, коими наш вид страдает испокон веков. Я нашел, что дети становятся невротиками, главным образом, из?за того, что их родители слишком заняты борьбой со своими собственными неудовлетворенными детскими потребностями.
Так, женщина может забеременеть, чтобы иметь ребенка — собственно, ради удовлетворения потребности в материнстве она и родилась на свет. Пока женщина остается в центре внимания близких, она относительно счастлива. Но родив ребенка, она может испытать острую депрессию. Быть беременной служило удовлетворению ее потребности, и отнюдь не являлось желанием произвести на свет новое человеческое существо. Ребенок же равным образом страдает оттого, что родился и лишил мать той заботы, какой ее окружали во время беременности. Так как женщина не готова к материнству, у нее кончается молоко и новорожденный остается один на один с грудой ранних лишений, какие, быть может, родившись, терпела и его мать. Таким образом, грехи отцов падают на детей, и этот цикл повторяется бесконечно, из поколения в поколение.
Попытку ребенка ублажить родителей я называю борьбой. Сначала это борьба с родителями, но потом она генерализуется и обращается на весь мир. Борьба выходит за пределы семьи, потому что человек всюду носит с собой свои неудовлетворенные потребности, а они должны так или иначе выплескиваться наружу. Он будет искать замену родителям, людей, перед которыми будет разыгрывать свою невротическую драму, или он может сделать практически всех (включая собственных детей) своими фигуральными родителями, вынужденными удовлетворять его потребности. Если у отца подавлена возможность говорить, если ему никогда не позволяли много говорить, то его дети вырастут слушателями. В свою очередь, они, вынужденные много слушать, будут испытывать подавленную потребность в тех, кто будет слушать их; этими жертвами могут стать его родные дети.
Фокус борьбы сдвигается с реальных потребностей на потребность невротическую, с тела на сознание, ибо ментальные потребности возникают тогда, когда подавлены основные телесные потребности.
Но ментальные потребности не являются реальными. Действительно, в реальной жизни не существует психологических потребностей. Психологические потребности являются невротическими, потому что они не служат решению реальных задач и удовлетворению реальных потребностей организма. Например, человек в ресторане, желающий во что бы то ни стало заказать лучший стол, чтобы чувствовать себя важной персоной, действует из потребности, развившейся из?за отсутствия любви, из?за того, что его реальные усилия, которые он предпринимал в жизни, либо игнорировались, либо подавлялись. Такой человек может испытывать потребность в том, чтобы его знали по имени метрдотели, так как в начале своей жизни он всегда пребывал в одной и той же категории — категории «сына». Это означает, что родители лишили его человеческой радости, и теперь он пытается получить человеческое отношение символически, от других людей. Если бы родители обращались с ним как с уникальным человеческим существом, то ему, скорее всего, удалось бы избежать этой так называемой потребности чувствовать себя важным. Невротик занят тем, что вешает новые ярлыки (потребность чувствовать себя важным) на старые неосознаваемые нужды и потребности (быть любимым и ценимым). Со временем такой человек может проникнуться искренней верой в то, что эти ярлыки и являются реальными чувствами и что обладание ими необходимо.
Очарование, которое испытывает такой человек, видя свое имя на афише или на печатной странице, есть не что иное, как показатель глубокой депривации индивидуального признания, которой страдают столь многие из нас. Эти достижения, независимо от того, насколько они реальны, суть символический поиск родительской любви. Ублажение аудитории становится борьбой.
Борьба уберегает ребенка от чувства безысходности. Борьба лежит в основе перегрузок на работе и в учебе, борьба предопределяет рабскую зависимость от хороших оценок, заставляет человека постоянно действовать. Борьба — это проявление невротической надежды быть любимым. Вместо того, чтобы быть самим собой, такой борец превращается в новую версию самого себя. Рано или поздно ребенок приходит к выводу, что эта версия и есть его реальное «я». «Действие» перестает быть произвольным и осознанным; оно становится автоматическим. Это и есть невроз.
Первичные сцены
Первичные сцены бывают двух видов — большие и малые. Большая первичная сцена — это некое потрясшее ребенка событие, изменяющее всю его жизнь. Это момент ледяного, по- истине космического одиночества, осознания непомерной горечи от явления жуткого призрака. Это момент прозрения — ребенок понимает, что его не любят таким, каков он есть, и никогда не полюбят.
Но до большой первичной сцены ребенок уже имеет опыт бесчисленных переживаний — малых первичных сцен — вызванных насмешками, пренебрежением, унижением и принуждением к неким действиям. Со временем наступает день, когда все эти разрозненные кусочки вредоносной мозаики складываются в глазах ребенка в осмысленную картину. Одно из таких событий становится решающим, человек подытоживает весь прошлый опыт: «Они не любят меня таким, какой я есть». Смысл этого осознания катастрофичен. Он отрицает, низводит в ад и погребает. Место смысла занимает борьба за нереальное «я». С этого момента реальный опыт заслоняется фронтом фальши, и ребенок зачастую уже не знает, где именно находится его страдание. Борьба маскирует собой боль.
Некоторые пациенты в состоянии припомнить решающую сцену, являющуюся кульминацией всех предыдущих малых пер–винных сцен. Другим весь процесс представляется медленным, монотонным накоплением мелких травм, незначительных по отдельности, но в сумме приводящих к окончательному расколу сознания. Независимо от того, является ли этот раскол драматичным, происшедшим в результате большой первичной сцены, или он становится результатом накопления малых сцен, неизбежно наступает день, когда личность ребенка становится фальшивой в большей степени, чем реальной.
Расщепление, происходящее в результате большой сцены, знаменует конец ребенка как цельной и связанной с миром человеческой личности.
Большая первичная сцена обычно происходит в возрасте от пяти до семи лет. Именно в этом возрасте ребенок учится абстрагироваться от реального конкретного опыта. Именно в этом возрасте ребенок начинает понимать и осознавать значение отдельных противоречивых и внешне не согласованных между собой событий, которые происходили с ним в прошлом.
