Санта-Клаус, или Отец на Рождество - Мецгер Барбара (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗

– Папа говорит, что это языческая традиция, чтобы отгонять нечистую силу, и она не имеет ничего общего с настоящим празднованием Рождества, точно так же, как хождение по домам с пением рождественских песен или загадывание желания на рождественский пудинг.

– О, я все это знаю, – пожаловалась Пруденс. – Рождественское полено произошло от римских сатурналий [2], а омела – всего лишь повод для распущенного поведения, – продекламировала она, имитируя зычный голос отца.

Из-за смеха ни одна из девушек не услышала приближение отца, пока он не ударил кулаком по приставному столику.

– Я добьюсь уважения в этом доме! – заорал он, отчего его жена в испуге проснулась и спросила, не пора ли уже пить чай.

– Да, папа. – Пруденс вскочила и сделала торопливый реверанс. – Я пойду и помогу кухарке с подносом.

– Да, папа, – прошептала Грейс-Энн. – Я пойду проверю, все ли в порядке с мальчиками.

«Да, папа». Сколько раз в своей жизни Грейс-Энн произносила эти самые крошечные слова, которые, тем не менее, лишали ее личного мнения, своих желаний, да и самой себя тоже?

Она стояла в спальне сыновей, крохотной комнатенке под карнизом крыши, рядом с помещением для прислуги, где детские игры не могли потревожить викария или его болезненную жену. Мальчики сплелись вместе на матрасе, словно щенки, раскраснелись ото сна, их темные кудри все еще были влажными после ванны. Грейс-Энн все равно могла различать их, даже когда они спали, в одинаковых ночных рубашках с одинаковой вышивкой на воротничках. Больше никому в доме это не удавалось. Никто в доме ни разу не попытался сделать это за те три месяца, прошедшие после их возвращения с Пиренейского полуострова. Миссис Беквит была слишком слаба, Пру – поглощена собой, слуги перегружены работой, а викарий считал близнецов кощунством. А Грейс-Энн считала, что они – самое прекрасное, что она когда-либо видела. Иногда у нее наворачивались слезы, даже когда она просто смотрела на мальчиков – так они были совершенны. Если ей никогда не повезет увидеть небесного ангела, то она все равно сможет умереть довольной. Если ей никогда не обрести другого благословения в жизни, то Уилли и Лесли будет вполне достаточно. Они принадлежали ей. Никогда, ни за что Грейс-Энн не скажет «да, папа» и не позволит ему забрать у нее детей.

Грейс-Энн взбунтовалась только еще один раз за всю жизнь – почти шесть лет назад, когда ей было семнадцать, как сейчас Пру, когда она встретила Тони. Она угрожала сбежать с ним, если отец не даст разрешения на их брак. Грейс-Энн всегда подозревала, что викарий уступил, скорее всего, потому, что хотел заполучить в родственники герцога, а не из-за страха потерять старшую дочь. Опять же, сама она начала подозревать, что так упорно настаивала на этом браке больше ради того, чтобы покинуть дом, чем ради любви к Энтони Уоррингтону. О, Тони был так обаятелен и красив в своем новом алом полковом мундире, настолько переполнен жизнерадостностью и мечтами о том, что будет после того, как он разобьет Наполеона. Смогла бы хоть одна неопытная, слишком опекаемая девушка не влюбиться в него? А то, что он уезжал в полк через шесть недель, только добавляло драматизма к этим запретным романтическим отношениям.

Имена вступающих в брак были оглашены, преподобный Беквит провел церемонию, а мама плакала. Пру была просто восхитительна в роли подружки невесты, а образцовый герцог лично выступал в качестве шафера своего кузена. Вся деревня явилась, чтобы засвидетельствовать, какую отличную партию сделала маленькая мисс Беквит.

Розовый туман быстро развеялся, когда Тони получил предписание раньше, чем он сумел устроить проезд Грейс-Энн на Пиренейский полуостров. Без военных кораблей она не могла плыть в безопасности, так же, как не могла путешествовать в одиночку. К тому же ей и вовсе не удалось бы официально прибыть в штаб-квартиры, пока Тони не сумеет получить разрешение у командира, который был известен тем, что питал неприязнь к офицерским женам. Он полагал, что женщины отвлекают его солдат. Чем моложе и красивее, тем больше отвлечение.

Итак, Тони оставил свою новобрачную у хворой матери в маленьком арендованном домике на окраине Челтенхема, где болезненная женщина могла лечиться водами. У Грейс-Энн никогда не пропадало скребущее подозрение, что Тони женился на ней как раз по этой причине: чтобы обеспечить компанией свою лихорадочную матушку, а самому с чистой совестью уйти на войну. Она провела целый год в этом мрачном месте, полном допотопных инвалидов, в качестве бесплатной компаньонки при умирающей женщине. Ухудшающееся здоровье миссис Уоррингтон сделало Грейс-Энн еще более одинокой, чем она была в Уэрфилде, где, по крайней мере, у нее были приходские обязанности и младшая сестра. Тони писал нерегулярно, его отпуск домой вечно откладывался. Он сумел вернуться в Англию на похороны. Теперь уже не было причины оставлять жену дома – да и оставить ее было не с кем – поэтому Тони наконец-то согласился взять Грейс-Энн с собой, когда возвращался на Пиренейский полуостров.

В этот раз он поручил ее заботам жены британского посла в Португалии, за много миль от своей позиции на передовой линии. Иногда он пропадал днями – или неделями, и Грейс-Энн не могла охладить его энтузиазм к битвам своим беспокойством.

Однако ему нравилось выставлять ее напоказ перед своими товарищами-офицерами, и он делал это, когда удавалось приехать к жене в перерывах между боями. Грейс-Энн снабжала его горячими ваннами, хорошей едой и чистой одеждой, когда бы он ни приезжал. Через день-другой Тони целовал ее на прощание в лоб и называл ее лучшей женой, какую только может иметь офицер, перед тем, как уехать. Без сомнения, он любил ее, но еще Тони обожал войну. Он расцветал в моменты опасности, смеялся над риском, радовался товариществу коллег-офицеров и верных войск. Грейс-Энн ненавидела все, что было связано с войной: грязь, жару, раненых людей, друзей, которых удалось обрести и так быстро потерять. Она ненавидела ограниченный мир ставки главного командования, косное, узкое общество офицерских жен. Но больше всего она ненавидела бесконечный, всеохватывающий страх, который она испытывала за своего бесшабашного мужа. Она почти возненавидела Тони за все те случаи, когда он рисковал собой.

А затем у нее появились близнецы, и ничто другое не стало иметь для нее такого значения. Ее миром стала детская комната, а не поле битвы. А Тони стал еще больше гордиться своей молодой женой.

А затем он внезапно умер – ей принесли его алый мундир и шпагу для сыновей – и Грейс-Энн вместе с сыновьями и вещами погрузили на следующий корабль, сопроводив, волей-неволей, в дом приходского священника в Уэрфилде. Никто не спросил ее мнения, никто не дал ей выбора. Теперь она жила дома в деревне Уэрфилд, в графстве Уорик, вернувшись к роли послушной дочери своего отца, исполнительной компаньонки своей матери. Но Грейс-Энн все еще оставалась матерью Уилли и Лесли, и это никогда не изменится. Она сбежит в Америку вместе с мальчиками, прежде чем позволит какому-то надменному аристократу хотя бы положить руку на голову одного из них.

Конечно же, ее могут ожидать трудности и приобретением билетов, учитывая, как мало монет ей удалось отложить из жалких грошей, выдаваемых ее отцом. Она и ее сыновья живут за счет его благотворительности, не уставал замечать экономный викарий, и Грейс-Энн, естественно, верила в то, что это правда. Никто никогда не обсуждал с ней денежные дела, но она предположила, что ее вдовья доля оказалась ничтожной, так как у нее не было приданого. Тони обычно гладил ее по руке и заявлял, чтобы она не забивала свою хорошенькую головку такими скучными темами. Викарий сказал ей, что те деньги, на которые она могла иметь право, едва покрывали расходы, а совсем небольшая часть была отложена на образование детей.

Так что Грейс-Энн никогда не просила денег для себя. Она сшила траурные платья из самого прочного черного материала, с тем, чтобы они прослужили как можно дольше, и обходилась без всех тех безделушек, которые воспринимаются как сами собой разумеющие другими женщинами ее возраста. Вдова также пыталась отплатить услугами за те средства, которые так неохотно тратил ее отец. Она делала красивые копии проповедей викария, причем половина их была написана ею. Она взяла на себя приходские обязанности своей матери: навещала бедняков и больных, вела классы воскресной школы и женские комитеты. Грейс-Энн даже сделала попытку научить Пруденс благоразумию [3]. При этом она пыталась управлять скудно финансируемым домашним хозяйством с нехваткой слуг.