Развратница и заговорщица впридачу! (Вильгельмина-Наталья Алексеевна и Павел I) - Арсеньева Елена
Он воспользовался правом верховного главнокомандующего: отдавать приказы, которые не подлежат обсуждению. Отправил капитан-лейтенанта Разумовского в Петербург по срочному, важному, только что выдуманному государственному делу. Отправил сушей… Командование «Быстрым» Крузе взял на себя и таким образом сделал его флагманским кораблем. А к императрице был послан курьер с тайным донесением. То есть Екатерина оказалась осведомлена о государственной измене довольно быстро.
Можно было ожидать, что императрица разгневается, придет в неистовство и отправит назад распутную невесту вместе с ее семейством. А Разумовскому не сносить головы… Но Екатерина прекрасно понимала, что огласка вызовет ужасный скандал. Опозорены будут и ее сын, и она сама. Под удар попадут добрые отношения с Пруссией. Нет, скандала допустить нельзя… А потом, вопрос о невесте еще не решен окончательно Вдруг Павлу понравится какая-нибудь другая сестра? Екатерина решила, что отныне перестанет навязывать сыну свою волю и совершенно во всем положится на судьбу.
Надо сказать, Андрей Разумовский, при всей своей кажущейся неосторожности и дурацком легкомыслии, безошибочно просчитал резоны императрицы. Он не сомневался, что, даже если тайное станет явным, никакого скандала не разразится и «шалунишка Андре», как его ласково и снисходительно называла порою Екатерина, останется безнаказанным. Императрица пожалеет отпрыска семейства, сыгравшего такую огромную роль в истории России! К тому же граф Андрей отлично знал, какие темные слухи роились вокруг самого факта его рождения. Слухи эти состояли в том, что его считали внебрачным сыном самой Елизаветы Петровны, рожденным от страстного романа с Кириллом Григорьевичем Разумовским. Этому верили очень многие. Кажется, и сама Екатерина…
Да, императрица не тронула «шалунишку Андре». Однако она решительно изменила порядок встречи цесаревича с невестой. Когда дармштадтское семейство, утомленное морским переходом, прибыло в Ревель и отправилось дальше сушей, 15 июля в Кипени ландграфиню и ее детей встретил граф Григорий Орлов. Он пригласил гостей отобедать у него в Гатчине, предупредив, что познакомит их с несколькими высокопоставленными дамами.
К изумлению Генриетты-Каролины, им предстояла встреча с самой императрицей Екатериной! Она явилась в Гатчину с небольшой свитой — по ее словам, чтобы избавить усталых с дороги гостей от официального приема. Дамы слегка надулись — они-то жаждали как можно большей пышности! — однако с императрицей не спорят.
Екатерина втихомолку присматривалась ко всем трем сестрам. И с тайным вздохом признала, что мужчины (и добродетельный посланник Ассенбург, и распутный граф Разумовский) сделали единственно возможный выбор. Луиза и Амалия были очень милы, но не более того. При ближайшем рассмотрении они казались отчаянно скучными. А к Вильгельмине можно было применить только одно слово — очарование.
Против воли Екатерина сама была покорена и красотой, и умом, и манерами, и победительной женственностью этой девушки. То есть уже не девушки — ах, какая жалость… «Распутница!» — твердила себе императрица, силясь глядеть на Вильгельмину возможно суровее, однако не могла удержаться от улыбки. Не могла не вспоминать себя, только что прибывшую в Россию, — шалую, неосторожную, жаждущую любви, любви, любви! Не могла не думать, что от Павла эта девушка в постели испытает мало радости — точно так же, как она, Екатерина, не испытала никакой радости от своего мужа Петра Федоровича, царство ему небесное, ну до чего же кстати он одиннадцать лет назад нечаянно закололся вилкой в Ропше…
Наконец обед закончился. Все общество тронулось в путь. Ландграфиня и три сестры ехали в шестиместной карете вместе с императрицей и ее наперсницей Прасковьей Брюс. За несколько верст до Царского Села путь каретам пересекла кавалькада. Среди всадников оказался не кто иной, как великий князь Павел Петрович. Его сопровождал воспитатель — граф Никита Иванович Панин.
Состоялось непринужденное знакомство. Дальше дамы и Павел с воспитателем ехали в еще более пышной, восьмиместной карете.
Екатерина и приметливая Прасковья Брюс так и ели глазами цесаревича и Вильгельмину. Да, приходилось признать: Павел мгновенно очаровался ею. На других сестер он даже не взглянул! Его решение было очевидно. Он выбрал ту, которая… распутницу выбрал!
Екатерина только покачала головой: делать нечего, сама ведь решила положиться на судьбу. С видимым вниманием выслушивая какие-то бредни ландграфини, которая, видимо, тронулась умом от волнения и принялась рассуждать на тему непримиримого различия лютеранской и православной веры (!), императрица с трудом сдерживала усмешку.
Да, судьба… Как она умеет все ставить на свои места… Екатерина невольно вспомнила ту ночь, когда она родила своего сына. Своего… но не от своего мужа. Уж кто-кто, а она-то знала, что отцом ребенка был Сергей Салтыков, граф, камергер, с которым у нее была давняя любовная связь — с ведома, между прочим, Елизаветы, которая отлично знала неспособность своего племянника к продолжению рода и молилась о продолжении династии любой ценой, пусть даже ценой откровенного адюльтера. Однако судьба любит интригу! Екатерина родила мертвого ребенка… Императрица была тут же, в Летнем дворце, около покоев молодой родильницы. Узнав о несчастье, она приняла решение мгновенно. Отряд доверенных гвардейцев сей же час на рысях вышел в чухонскую деревню Котлы, что возле Ораниенбаума. В эту ночь там родился мальчик. Новорожденный был незамедлительно отвезен в Петербург и передан из рук в руки Елизавете. Было приказано палить из пушек Петропавловской крепости и сообщать, что у великого князя Петра Федоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны родился сын. На молодую мать больше никто не обращал внимания. Шесть дней после родов она пролежала почти без всякого ухода.
Кстати сказать, Екатерина потом, много лет спустя, размышляла: может быть, Елизавета потому не велела оказывать ей ухода, что тоже положилась на судьбу. Выживет молодая женщина, которая оказалась неспособна выполнить возложенную на нее государственную задачу, родить наследника, прекрасно. Ну а нет… значит, не судьба.