Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3 - Сторидж Пола (книга жизни .TXT) 📗
Сев напротив мужа, она задумчиво произнесла:
– Значит, ты решил, что нам это действительно необходимо?
Подняв на нее умоляющий взгляд, Лион с неожиданной твердостью сказал:
– Да. Без детей наша жизнь теряет всякий смысл. Без детей я не могу чувствовать себя полноценным человеком. Без детей я не смогу держать ответ перед Господом… – он тяжело вздохнул. – С тех пор, как с нами нету Барбары и Элен…
В глазах Лиона неожиданно блеснули слезы – так, во всяком случае, показалось Джастине.
Да, конечно же, он тоже страшно переживал… И переживает.
Конечно, такие вещи не проходят бесследно – ведь Лион отец погибших детей.
– Значит, ты тоже думала об этом?
Вопрос повис в воздухе.
Нет, не стоило Джастине говорить о том, что она понимает его, не стоило давать мужу понять, что и сама не против такого решительного шага…
Уж к чему, а к такому повороту событий она не была готова.
Неожиданно у нее вновь разболелась голова.
«О, сколько это еще может продолжаться!»
Поднявшись, она подошла к Лиону и, обняв его, произнесла:
– Я, пожалуй, пойду прогуляюсь…
– А как же… Она улыбнулась.
– Извини, но этот разговор настолько серьезен, что я не могу сразу дать тебе ответ…
– Но почему?
И вновь глаза Лиона увлажнились.
Или это ей опять показалось?
«Нет, надо все-таки быть с ним помягче – ведь, если разобраться, Лион по своей натуре – очень ранимый человек»…
Отстранив его руку, Джастина закончила, но уже не так твердо:
– Мне надо разобраться в своих чувствах… И в мыслях…
Неожиданно тот, пружинисто поднявшись со своего места, произнес в ответ:
– Хорошо… До вечера, так до вечера. Я понимаю тебя… Кстати, ты сегодня собираешься идти в свою студенческую студию? Ты, кажется, говорила, что у вас сегодня репетиция?
Ничего не отвечая, Джастина быстро помыла кофейные чашечки и, поставив их в сушильный шкаф, накинула плащ и вышла на улицу…
Погода действительно была не из лучших – серый туман, серое небо, серые булыжники мостовой.
В такие дни Джастина очень часто вспоминала одного диккенсовского героя – этот джентльмен, примерный семьянин, обладатель хорошего счета в банке, жил в таком же сером городе, с серыми домами, серым небом, серыми мостовыми – кажется, в Лондоне… Типичный литературно-положительный герой времен «доброй старой Англии». Каждое утро он надевал безукоризненный костюм, сшитый у самого дорогого портного, роскошный шелковый цилиндр, сдержанно целовал на прощание жену и детей и отправлялся в свою контору, идя по серым залитым дождем улицам.
И вот однажды, проходя по мосту через Темзу, он поглубже нахлобучил свой цилиндр, и, к удивлению прохожих, бросился в мутную воду…
«Тебе никогда не хотелось надеть такой же шелковый цилиндр?» – часто спрашивала себя Джастина, идя по утренним улицам университетского города.
Они с мужем занимали небольшой особняк в одном из аристократичных районов Оксфорда, расположенном в западной части городка (в восточной были сосредоточены немногочисленные заводы, в основном – занятые сборкой автомобильных и авиационных моторов).
Квартал этот был сооружен в конце прошлого века, а потому построен и распланирован в строгом соответствии со всеми канонами викторианской архитектуры – немного вычурно, немного чопорно, но, вместе с тем – очень комфортно и удобно для жизни; так, согласно старой английской традиции «мой дом – моя крепость» умели строиться только в прошлом веке.
Как правило, тут селилась богатая профессура, преуспевающие инженеры «Моррис моторс», хозяева многочисленных университетских издательств.
Конечно, коттеджи этого квартала различались по своей архитектуре – и количеством этажей, и внешним убранством, и размерами неизменно ухоженных палисадников и идеально подстриженных газонов под окнами, но было в них что-то такое, что делало их неуловимо похожими друг на друга – наверное, та чисто британская основательность и та склонность к себялюбивому комфорту, над которым многие жители материка, попадавшие в Англию впервые, только иронически подтрунивали, но всю прелесть которого начинали понимать только после того, как сами испробовали все его достоинства.
Джастина решила не садиться в то утро за руль – до колледжа святой Магдалины, сурового здания в готическом стиле, построенного еще в пятнадцатом столетии, в котором располагалась ее театральная студия, было не более двадцати минут ходьбы.
Надо было пройтись, подышать свежим воздухом – уж во всяком случае, серьезные решения не стоит принимать, когда сидишь за рулем.
Мокрая после ночного дождя булыжная мостовая, положенная, наверное, еще во времена того же Диккенса, поблескивала, словно Спрессованная икра.
Джастина неспешно шла по обочине, переступая слюдяные озерца луж, то и дело поглядывая, как владельцы домов подстригают мокрую сочную траву миниатюрными бензиновыми газонокосилками. Их моторы пронзительно шумели, визжали, стрекотали, и из выхлопных труб шел синевато-сизый дымок – в то холодное утро он стлался по земле и оседал внизу, в стриженой траве.
Этот звук неожиданно напомнил ей звук машинки для стрижки овец – такими машинками всегда пользовались в ее родной Дрохеде во время стрижки мериносов.
Дрохеда…
Как же давно я не была там!
«Какая же я скверная – ведь в последнее время я все реже и реже вспоминаю столь милую моему сердцу родину…
Когда в последний раз мне снился родительский дом – вчера, позавчера?
Нет, наверняка – нет.
С тех пор, как не стало Элен и Барбары…
О, лучше не вспоминать об этом».
Джастина, совершенно механически сорвав веточку клена, провела ее по металлической ограде.
Видели бы ее в это время студенты, которые занимаются в театральной студии…
Веточка в руках Джастины, вибрируя при каждом ударе, однообразно стучит: «тук-тук-тук»… Там, где в ограде нет прута, она выстукивает другой, более замысловатый ритм: «тук… Тук-тук… тук… тук-тук…»
Джастина улыбнулась.
Здесь, в чопорном Оксфорде, это был поступок непростительный, даже странный – учитывая, что Джастина давно уже не маленькая девочка.
А жаль…
Она вздохнула.
Когда-то, будучи ребенком, она любила развлекаться тем, что слушала, как веточка в ее руках выстукивала по решетке ограды незамысловатый ритм.
Но это было так давно… Может быть, и вовсе не было? «Ладно, Джастина, не думай об этом, не надо о грустном.
Жизнь и без того нелегка – нечего расстраивать себя воспоминаниями.
Ты ведь еще не собираешься умирать – будет у вас с Лионом время слетать в Новый Южный Уэльс».
Кленовая веточка в руках Джастины продолжала выбивать дробь о железные прутья, пока ограда не кончилась и Джастина не вышла на перекресток.
Она остановилась в нерешительности, словно не зная, куда дальше идти – хотя и ходила, и ездила по этой дороге по несколько раз в день.
Повертев в руках ставшую ненужной веточку, Джастина бросила ее на тротуар.
Перевесив сумочку на другое плечо, она приподняла рукав и посмотрела на часы.
– Что-то сегодня я очень рано вышла, – пробормотала Джастина вполголоса.
До начала занятий оставалось около часа.
Постояв в нерешительности, она развернулась и пошла в сторону кафе, вывеска которого раскачивалась на утреннем ветру…
В этот ранний час кафе, как ни странно, было заполнено народом – еще бы, в университетском городе кофе пьют все – и утром, и вечером…
Наверное, даже ночью.
Неподалеку от Джастины расположилась группа юношей и девушек, одетых, как ей показалось, нарочито небрежно. Многие молодые люди, конечно же студенты, несмотря на очевидно юношеский возраст были с густыми, как у христианских святых на фресках, бородами.
Несколько раз она видела тут даже настоящих хиппи – поговаривали, что где-то в окрестностях города была их коммуна…
Странно – та сумбурная студенческая революция, начавшаяся на Монмартре более двадцати лет назад, давно уже отшумела, а мода на нечесаные бороды и неряшливый стиль одежды до сих пор популярна – даже здесь, в привилегированном Оксфорде. Впрочем, не у всех. Студию Джастины посещают несколько десятков юношей и девушек, которые придерживаются изысканно-консервативных манер – в том числе и манеры одеваться, манеры вести себя, манеры слишком уж правильно, до неестественности правильно произносить со сцены шекспировские реплики.
