Благословенная тьма - Черкасов Дмитрий (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
О лешем протодьякон думал совершенно серьезно. Он-то отлично знал, что никаких аномалий не бывает, есть лишь одно - нечистая сила.
Глава 2
Ляпа-Растяпа Ляпа-Растяпа, хилый и плюгавый мужичонка лет пятидесяти, в растерянности сидел на лавке и следил за хозяином избы, который доставал из древнего шкафа огромную, уже початую бутыль с мутноватой жидкостью - естественно, самогон. За бутылью последовали стопари, ни разу не мытые за всю свою стеклянную запьянцовскую жизнь.
За стопарями - лук, соленые огурцы, домашний хлеб.
Ляпа наблюдал за этими действиями не только растерянно - растерянность его была вызвана другими обстоятельствами, - но и с немалым вожделением.
Он даже облизнулся на стопари и нервно почесал голый подбородок. Борода у Ляпы почти не росла, и лицо у него было бабье, а голос совсем не мужской - не будь у Ляпы многочисленного потомства, его легко можно было бы принять за скопца.
Не то что хозяина хаты!
Сущий медведь, заросший ужасным волосом с головы до ног. Голос рыкающий, ладони лопатой, глазки маленькие, глубоко посаженные, зорко поглядывают из шерсти. Что и говорить - настоящий лесной житель!
Тут тоже выходила ошибка: хозяин был как раз не из местных, человек пришлый.
Может быть, он и родился в лесах, а может быть, и нет. Вот уже несколько лет прошло, как он заявился в эти места; пришел один, пешком, с вещмешком. Ни у кого особо не спрашивая, занял пустовавшую избу на окраине села. Коротко назвался ученым из центра, в подробности не вдавался. Сообщил, что немного лекарь и готов при случае оказать посильную помощь.
Его никто и не пытал: места такие, что разный отчаянный люд здесь шастает постоянно. И, большей частью, пропадает бесследно. Изба ничейная, законные владельцы давно перемерли, как и многие в Зуевке, - единственным крупным производителем остался Ляпа-Растяпа; он-то и вытягивал демографию из своей бабы - иссохшей и мрачной, молчаливой особы.
Водились, правда, в Зуевке и другие дети, но их можно было по пальцам пересчитать. А у Ляпы - дым коромыслом, семеро по лавкам, да еще наберется.
Все село молча ждало скорого исчезновения пришельца. Однако тот не исчез, а каким-то непостижимым образом закрепился, прижился, привился.
После него захаживали в Зуевку и другие исследователи, зачастую у него же и останавливавшиеся, но все они бесследно исчезали после первого же или второго посещения тайги.
Никаких научных исследований - в понимании зуевцев - чужак не проводил, только в лес наведывался регулярно и - что удивительно - неизменно возвращался в добром здравии и полном благополучии! Никто не видел у него не то что научного прибора, но даже чего-нибудь, напоминающего такой прибор. Обыкновенный мужичина, медведь.
Тем не менее, он столь же непостижимым образом и очень быстро завоевал неоспоримый авторитет.
Он действительно оказался настоящим лекарем: разбирался в болезнях, знал травы; в редкие минуты откровенности и разговорчивости любил побеседовать на религиозные темы и заворачивал иной раз такое, чего никто из местных не в силах был постичь. Церкви в Зуевке не было; сами же зуевцы были весьма далеки от религии, хотя и веровали - вот только сами не до конца постигали, во что именно.
Нечто подобное в смысле беседы намечалось и нынче, и штоф с самогоном был тому верным признаком.
- С чем пожаловал? - пророкотал Павел Ликтор, нависая над невольно съежившимся Ляпой. - С Полинкой что-то стряслось?
Ляпа съежился еще больше: он еще не успел и слова сказать, а Ликтор его раскусил.
Ляпа тяжело вздохнул, и от волнения вздох его неожиданно завершился тонким писком. Устыдившись, Ляпа вконец растерялся.
- На, расслабься.
Ляпа с готовностью принял дрожащей рукой стопарь, выдохнул, привычным движением опрокинул в себя самогон и зажмурился; лицо его страдальчески скривилось. Хозяин сунул ему краюху хлеба с салом:
- Подыши.
Гость схватил хлеб, раздувая ноздри, понюхал, откусил небольшой кусочек, вдумчиво зажевал.
Ликтор тоже выпил; в его лице не возникло никаких изменений. Он бросил в бороду малосольный огурец и звучно захрустел.
- Ну? Я еще раз спрашиваю - с Полинкой неладно?
Ляпа скорбно кивнул. Отрицать бесполезно. Да и к чему? Ведь он сам пришел за советом - не знал только, с чего начать.
- Что с ней? Ушла, небось?
Ляпа взглянул на Ликтора; нескрываемый ужас в его глазах мешался с подозрением:
- Откуда знаешь? Может, видел ее?
Хозяин в ответ покачал головой:
- Нет. Да мне ведь не нужно видеть, я и так знаю.
Самогон чудодейственным током растекся по жилам Ляпы, и его напряжение немного спало; он осмелел, расправил плечи.
- Чудной ты человек, Павел. Что ты знаешь? Откуда? Ты здесь всего несколько лет и с Полинкой едва ли двумя словами перекинулся, а все о ней знаешь… Читаешь в душе, будто в книге…
Ликтор усмехнулся, пренебрежительно махнул рукой:
- У каждого свой дар. Тебе вот Господь дал умение детей строгать, а мне - другое…
Мне твое - без надобности, да и тебе мое - ни к чему.
- Что же это за другое такое? Особое зрение какое-то?
Ликтор погрозил Ляпе пальцем:
- Слово изреченное есть ложь. Слово изреченное не принадлежит изрекшему, оно само по себе. Буду болтать - не будет и дара. Господь прогневается, лишит. Давай по второй.
Он заново наполнил стопари, и Ляпа выпил еще. Круглое лицо его разрумянилось, глаза затянуло чуть видимой пленкой.
Он оставил попытки разобраться в способностях Ликтора. Пришел за помощью - так надобно излагать суть дела, а не лезть предполагаемому благодетелю в душу.
- Кажись, на Полинке сглаз, - сумрачно сообщил Ляпа.
- Знаю и про то, - кивнул хозяин, похрустывая огурцом. Взял себе огурец и Ляпа.
- Малой она еще совсем была, - продолжил рассказ Ляпа. - Пришлый человек проходил мимо, когда игралась. Никто его не видел - ни прежде, ни после. Прошел - и будто не было его. Поглядел на Полинку так косо, быстро, словно отметил - и началось. Почти сразу странная сделалась. И до сих пор она у меня не в себе.
Люди шепчутся, что ведьма.
- Ну?! Так уж сразу и ведьма? Это постараться надо, чтобы тебя ведьмой сочли.
Особенные заслуги требуются, дела…
Ляпа согласно кивнул:
- А ты будто и не слыхивал! Вон, вчера пролежала весь день на печи, ни слова от нее не добились, а к вечеру слезла и вышла; ну, мы думали, что до ветру. Пять минут ждем, десять, потом отвлеклись - хозяйство-то приличное, да ребятня. Потом смотрим - уж два часа прошло, а Полинки все нет. Ну, тут нам все ясно стало…
- Так она же не в первый раз отлучается, верно?
- Не в первый, правильно говоришь…
- Ну а что же ты раньше молчал, не приходил?! Почему сегодня? Успокойся, вернется она. Всегда возвращалась - объявится и теперь.
Ляпа-Растяпа поерзал на лавке.
- У тебя же дар, - прищурился он. - Как будто не ведаешь, почему…
- Может быть, и ведаю, да только хочу от тебя самого услышать.
- Слово изреченное?
Ликтор кивнул.
- Точно. Скажешь - и легче будет, освободишься. Слово перестанет быть твоим, оно полетит…
- В космос, что ли?
- А хоть бы и в космос. Нам про то знать заказано.
Гость снова тяжело вздохнул.
- Добро, будь по-твоему. Полинка как смоется, так жди беды… Вернется - и сразу же то на птицу мор нападет, то с кем-нибудь хворь приключится. Как будто тот пришлый ей тоже, понимаешь, дар передал… от которого дай Бог уберечься. Агафона-то помнишь?
Ликтор кивнул:
- Как же, помню. Широкой души был человек. Ты наливай сам, не стесняйся. Я пока повременю, мне ясная голова нужна, а тебе наоборот - замутиться неплохо.
Ляпа никогда не отказывался от дармовой выпивки и радостно ухватился за бутыль.
Усугубив, стал более словоохотливым.
- Так вот: Агафон прошлым летом-то помер, да?
- Ну, - снова кивнул хозяин.
