Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан (читать книги онлайн полностью TXT, FB2) 📗
Известно, что мать успеха – своевременность. Поторопившегося еще не ждут, опоздавший приходит к шапочному разбору. Поздневикторианская эпоха с ее сциентизмом и неоромантизмом была именно тем временем, когда должен был появиться Шерлок Холмс. Вот он и появился.
А теперь внимание: появившись в свое время, он мог там и остаться, не перешагнув его границ; последующие, другие эпохи его могли и не принять. Но, как мы теперь видим, Шерлок Холмс был рожден для вечности.
Есть такие герои в литературе: Одиссей, Иисус Христос, король Артур, Фауст, Дон Кихот, Гамлет, Дон Жуан – появившись, они потом уже никогда не умирают, а навечно поселяются в ней, заставляя все новые и новые поколения писателей по-своему излагать истории их судеб. И тогда получаются «Каменный гость», «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», «Улисс», «Возвращение Дон Кихота», «Мастер и Маргарита», «Доктор Фаустус», «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Секрет живучести этих героев – в их характерах, наделенных общечеловеческими и вневременными чертами, настолько художественно обобщенными, что кажется – все про тебя: они живут твоей жизнью и каждый раз решают те же, что и ты, проблемы. А главное – то, что им постоянно, из века в век, приходится совершать свой выбор между правдой и ложью, долгом и чувством, жизнью и смертью, наконец, и именно это делает их характеры сложными и противоречивыми, то есть неисчерпаемыми, открытыми для будущих интерпретаций.
Парадокс Конан Дойла в том, что написанные им книги о Шерлоке Холмсе – да, непритязательны и схематичны, но образ главного героя получился при этом глубоким, сложным и разносторонним. Загадка? Эту загадку подметили и пытались решить еще современники писателя. Роберт Андерсон – никакой не литератор, а шеф уголовного сыска Скотленд-Ярда – написал в 1903 году: «Чарльз Рид <…> как-то сказал, что у писателя нет лучшего способа подтвердить свой талант, чем создать новый художественный тип. Если так, автору “Приключений Шерлока Холмса” должно принадлежать одно из первых мест среди современных прозаиков. Успех сэра Артура Конан Дойла тем удивительнее, что в его герое нет абсолютно ничего такого, что очаровывало бы или отвращало читателя. Шерлок Холмс нам интересен, но он не возбуждает ни любви, ни ненависти и не толкает нас на благородные, прекрасные, великодушные поступки. Однако имя его вошло в язык, и в этом смысле он бессмертен» [17].
«Ни любви, ни ненависти» – все верно, но что же тогда? Симпатия, более глубокое, интимное чувство. Фауст, Гамлет, даже Иисус, если ты не христианин, тоже не вызывают ни любви, ни ненависти, но ближе нам, чем те герои, которых мы обожаем или на дух не переносим. Шерлок Холмс – сноб, эгоцентрик, заявляющий о своем презрении к мирозданию с первых же страниц, но всегда готов помочь человеку, попавшему в беду, и до конца сражаться со злом и несправедливостью. Ради чего? Получается, что ради самой справедливости и ради человека, которого он в грош не ставит. Скажите, мог ли такой характер кануть в бездну непритязательной литературы и не стать в один ряд с Фаустом и Дон Жуаном?
И еще: сколько необходимо было написать произведений о Шерлоке Холмсе, чтобы его характер окончательно выкристаллизовался и навсегда остался в литературе – все шестьдесят, как в итоге, или хватило бы и трети этого, как сначала планировал сам автор?
Написав после повестей «Этюд в багровых тонах» и «Знак четырех» шесть рассказов о приключениях лондонского сыщика, которые после публикации в журнале «Стрэнд» наконец-то сделали писателя знаменитым и, кроме известности, принесли ему немалый гонорар: по тридцать пять фунтов стерлингов за рассказ, – Конан Дойл устал от своего героя, и когда редакция попросила новых «шерлокхолмсовских» вещей, отказал. «Стрэнд» продолжал упрашивать: читатели хотели еще, – и Конан Дойл дал себя уговорить, подняв планку гонорара до пятидесяти фунтов за рассказ. За несколько недель он написал пять новых историй о Шерлоке Холмсе, решив, что в следующем, шестом, поставит финальную точку в судьбе героя. «Я собираюсь убить Холмса в шестом рассказе и навсегда с ним покончить. Он отвлекает меня от более важных вещей» [18], – признавался Конан Дойл в письме матери. Не получилось: мать писателя, которой образ благородного сыщика очень полюбился, возмутилась: «Не делай этого! Ты не имеешь права!» – и чтобы не только словом, но и делом повлиять на его решение, сама предложила ему следующий «шерлокхолмсовский» сюжет, в котором герой оставался жив и здоров. «Он все еще жив, благодаря твоему заступничеству» [19], – ответил матери Конан Дойл.
Вскоре все двенадцать рассказов вышли отдельной книжкой, а гонорар за нее позволил писателю навсегда отказаться от медицинской практики и посвятить всего себя литературе. Но не Шерлоку Холмсу, а настоящей, «серьезной»: историческим романам «Изгнанники: История двух континентов» и «Великая тень» и семейной повести «Приключения в загородном доме». И вероятно, Конан Дойл никогда больше не вернулся бы мыслями к своему герою, если бы «Стрэнд», тиражи которого благодаря Шерлоку Холмсу росли и росли, не начал снова упрашивать. Когда же Конан Дойл, чтобы это выглядело так, будто не он отказал, а журнал сам отказался, запросил неслыханный по тем временам гонорар: тысячу фунтов за двенадцать новых рассказов, – «Стрэнд» согласился не торгуясь.
Деньги – это прекрасно, но есть еще писательская репутация, а прославиться на весь мир только как автор «Шерлока Холмса» – значило навсегда распрощаться с надеждой остаться в литературе «серьезным» писателем. И в заключительном, двенадцатом рассказе нового цикла – «Последнем деле Холмса» – Конан Дойл все-таки расправился со своим героем, руками профессора Мориарти столкнув Шерлока Холмса в Рейхенбахский водопад. Все, это место – «достойно стать могилой бедному Шерлоку, пусть даже я похороню вместе с ним свой банковский счет» [20]. «Убил Холмса», – с облегчением напишет Конан Дойл в своем дневнике.
Назад дороги не было, и теперь на протяжении десяти лет Конан Дойлу предстоит оправдываться перед публикой за свой поступок. Например, так: «Бедняга Холмс погиб навеки. Я получил такую его передозировку, что ощущаю по отношению к нему примерно то же самое, что к paté de foi gras, которым как-то объелся, – меня до сих пор тошнит от одного его имени». Или так: «Меня часто ругают за то, что я умертвил этого джентльмена, но я считаю это не убийством, а самозащитой, ибо, не лиши я его жизни, он наверняка убил бы меня» [21].
А оправдываться было перед кем: разъяренная публика негодовала и готова была линчевать писателя. В редакцию несчастного «Стрэнда», и так после публикации «Последнего дела Холмса» потерявшего двадцать тысяч подписчиков, посыпались письма с оскорблениями и угрозами; в лондонском Сити все чаще и чаще можно было видеть молодых людей с черными лентами на шляпах – в знак траура по любимому герою; говорили, что даже члены королевской семьи переживают смерть Холмса как потерю близкого человека. Массовый психоз? И в это самое время у Конан Дойла умирает отец, а у жены диагностируют скоротечную чахотку. Реальное человеческое горе – и какой-то безумный карнавал с панихидой по бумажному человечку. Нет, Конан Дойл всегда подозревал, что публика… гм… мягко говоря, не слишком умна, но не до такой же степени! Если б он мог, он убил бы Шерлока Холмса снова и снова.
Как же так получилось, что через десять лет Конан Дойл воскресил Холмса? Деньги – свидетельствуют все как один биографы писателя, проклятое золото мира, способное совратить даже такого невольника чести, каким был Конан Дойл. Особенно если у невольника большая семья и большие траты. А тут американский журнал «Кольерс уикли», предлагающий двадцать пять тысяч долларов (довольно значительный даже по нашим временам гонорар, а для 1903 года вообще невероятный, баснословный) за шесть новых рассказов о Шерлоке Холмсе; тридцать тысяч, если рассказов будет восемь, и сорок пять тысяч за тринадцать. Но обязательное условие: Шерлок Холмс должен быть именно воскрешен, а вся эта история с его как бы гибелью – как-то внятно объяснена.
