Ценою крови - Вилло Дэвис Робертс (книги хорошего качества txt) 📗
Вмешался какой-то другой вояка:
— Вам же лучше будет, отправят куда-нибудь, где потеплее, в Виргинию, например…
Реми задохнулся от бессильной ярости:
— У меня жена ребенка ждет! Как я узнаю, где она?
Ему никто не ответил. Но по лицам солдат можно было понять, что они думают: эти паписты заслужили свою участь. Лейтенант, видимо, тоже кое-что прочел в глазах Реми, потому что произнес фальшиво-сладким голоском:
— Ну-ну, попытайтесь, попытайтесь! Да вы все трусы. У нас в Англии Овцы и то храбрее! Ну, попробуйте, а? Слабо?
Глаза Реми застлала какая-то розовая пелена. Секунда — и он впрямь бы бросился на лейтенанта, но тот, видно, чтобы еще больше разбередить раны узника, добавил:
— И женушка никогда не узнает, что волки твои косточки обглодали!
Реми опомнился. Да, у него в жизни есть нечто большее, чем ненависть к этим мерзавцам! Он с усилием оторвал взгляд от лица офицера. Кто-то сильно толкнул его в спину. Он пошатнулся, потом выпрямился и с гордо поднятой головой двинулся вперед — навстречу своей судьбе. Она распорядилась так, что он попал на корабль под названием "Пемброк". Как оказалось, это имело неожиданные последствия.
42
В Аннаполисе и окрестностях было примерно тысячи три с лишним жителей. Не менее половины из них ускользнули из подготовленной для них мышеловки, уйдя в леса. Именно к ним относились такие строки из приказа полковника Лоуренса: "Необходимо действовать со всей строгостью… и лишить беглецов всяких средств к существованию. С этой целью их дома должны быть преданы огню, а все запасы продовольствия — уничтожены. Вы вольны поступать с этими людьми по своему усмотрению, в случае же их нападения на военнослужащих наказанию должны быть подвергнуты лица, во владениях которых совершен такой злодейский акт, или — в случае их отсутствия — ближайшие соседи".
Акадии более не должно было быть. Право на существование имела только колония Новая Шотландия, и жить в ней должны были только англичане.
Между тем трое спасшихся из Гран-Пре все шли и шли, по большей части молча, отвлекаясь только на самое необходимое — поесть, устроить себе какое-то пристанище… Солей заставляла двигаться только мысль о ребенке Реми. Франсуа преследовали сомнения: справится ли он один, без Антуана? Но он никому не говорил об этих своих мыслях. Ему кое-как удавалось обеспечивать пропитание для всех троих. Он даже заставлял девушек пить отвар из еловой коры и иголок — индейское средство от цинги.
Селест выглядела почти такой же измученной, как и Солей. Франсуа частенько поглядывал на девушку, когда думал, что она этого не замечает. Иногда он ловил на себе ее взгляд и тут же отводил глаза в сторону. Наверняка она думает: ну почему судьба распорядилась так, что с ними Франсуа, а не ее любимый Антуан. Простит ли она его за то, что он, а не Антуан уцелел?
Поначалу их приводило в ужас каждое варварство завоевателей: сожженная хижина, затоптанный огород, запруда, из которой выпущена вода, — все делалось для того, чтобы ни одному беглецу не досталось ни крова над головой, ни плодов его труда, ни даже рыбки! Потом их восприятие как-то притупилось. Но при приближении к каждому повороту тропы все их чувства обострялись до предела: а вдруг там засада или патруль идет навстречу?!
Одежда их уже превратилась в лохмотья. Без теплых вещей и новых мокасин они так долго не выдержат, понимал Франсуа, и его охватывало отчаяние. Он может свалить оленя — на мясо, но чтобы содрать шкуру, обработать ее, раскроить, сшить — на это у них не было времени. А по ночам уже были заморозки, и выношенная оленья шкура, которую они нашли в индейском поселке, не защищала от холода, как бы плотно они ни прижимались друг к другу, чтобы согреться: Солей всегда в середине, Франсуа и Селест — по краям.
Как-то ближе к полудню они почувствовали опасность: запахло дымком. Это не мог быть дым от их Гран-Пре — они достаточно далеко ушли от своей деревни. Бобассен весь выгорел уже несколько месяцев назад. Значит?..
Солей остановилась.
— Наверное, надо сойти с тропы. Неподалеку солдаты.
Франсуа кивнул.
— Я уж полчаса это чувствую. А как идти, знаешь?
— Реми тут, по-моему, на север забирал. Мы вообще-то не по настоящей тропе тогда шли, а по оленьим следам. Эта дорога должна все время находиться слева, а если слишком направо отклонимся, то в пролив упремся.
Франсуа опять кивнул.
— Дымком с юга потягивает, так что на север все равно надо свернуть.
Вмешалась Селест:
— Вряд ли они тут, англичане, я имею в виду. Что они, подожгут и стоят, смотрят, пока до конца выгорит? Скорее, они к другому месту идут, там поджигать… Хорошо бы сейчас погреться — хотя и грех: от чужой беды себе урвать. Но Бог простит, а?
Ни Солей, ни Франсуа ничего не ответили. Солей пошла первой, Селест, вздохнув, поплелась за ней. Минут через двадцать Солей резко остановилась и повернулась, приложив палец к губам.
— Англичане! — выдохнул Франсуа, указав на перелесок впереди.
Их было человек пять-шесть, шли они беззаботно, явно не опасаясь засады: чего им бояться безоружных, голодных людей? Англичане прошли мимо них, притаившихся в кустах, буквально в дюжине ярдов. У Солей даже ногу свело от напряжения; англичан уже и след простыл, а она все еще не могла пошевелиться, прийти в себя от ужаса.
Но вот, наконец, они возобновили свой путь — и вдруг Солей под ногой ощутила что-то мягкое. Боже, неужели мертвое тело? Но нет…
— Одеяло! Целая связка! Чьи это?
— Чьи бы ни были, а нам пригодятся. Если кто-нибудь не прячется вроде нас, то будут наши, — произнес Франсуа, вставая на колени, чтобы получше рассмотреть бесценную находку.
— Я вам говорила, господь нам поможет! — заверещала Селест. — Вот он и послал нам! И солдат послал, я думала, это нам наказание, а не встретили бы мы их — и одеял бы не нашли! А еще что-нибудь есть?
Кроме четырех одеял были еще два каравая хлеба, не совсем зачерствевших, головка сыра и кочан капусты. Они разделили один каравай, поели с сыром — хорошо! Остальное засунули в котомку — запас никогда нелишне иметь. Каждый накинул на себя одеяло — вроде плаща получилось. Франсуа впервые за все время улыбнулся.
— Ты давай, Селест, молись еще! Проси мокасины, только чтобы не дырявые были!
На следующий день — о чудо! — они действительно нашли мокасины. Только бы лучше не находить их при таких обстоятельствах. Солей опять почувствовала запах горелого, тихо сделала знак идущим сзади. Краем глаза увидела, как Франсуа вскинул мушкет. Оказалось, что постреляли уже до них. Несчастных англичане, видно, застали врасплох, когда они жарили на вертеле над костром кролика: четверо ребят, один чуть постарше их Жака. Так и остались лежать на месте; убийцы даже и не подумали предать земле их тела.
— Звери! — только и смогла вымолвить Солей, а Селест едва не вырвало.
— Не раньше, чем этим утром случилось, — заметил Франсуа. — Хищники еще их не тронули. Солдаты, видно, дым заметили. А мясо-то осталось. Имеет смысл поесть, а каравай на завтра оставим.
Солей содрогнулась, но взяла себя в руки. Она понимала: брат прав.
— Тут кровью все забрызгано. А мясо, правда, никто не трогал. Не стоит быть слишком уж… щепетильными.
— И мокасины на них получше наших, — помрачнев, добавил Франсуа.
Селест что-то слабо вскрикнула, возражая, но Франсуа бросил на нее урезонивающий взгляд:
— Вот-вот снег повалит. Босиком по нему пойдешь? Садись, примерю, может, подходящие?
Он стащил мокасины с трупа мальчика и натянул на ноги Селест. Оказалось впору. Мокасины взрослых были великоваты, но Франсуа быстро подогнал их сестре по ноге. Подобрал и себе, а лишние опять-таки сунул в котомку — пригодятся. Взял вертел с жареным кроликом. Селест снова полувскрикнула-полувсхлипнула, но не оттолкнула руку Франсуа, когда он протянул ей ее долю.
Подкрепившись, они снова двинулись вперед. Солей впервые с начала их приключений чувствовала себя почти на верху блаженства: одеяло греет плечи и грудь, ногам тепло, и в желудке от мяса так хорошо. И в этот момент она почувствовала, как в животе у нее зашевелился ребенок. Сначала она даже не поняла, что это. Остановилась, прижала руки к животу. Франсуа испуганно спросил:
