Цыганские сказания (СИ) - Мазикина Лилит Михайловна (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Белая волчица, которая связана с ним присягой, но не кровью, — сиротка невольно понижает голос.
— Чтобы убить его, если он начнёт проявлять признаки безумия? А пока — увеличивать его силу своей. Как Кристо делает. Интересно, кого он провоцировал на реакцию, когда устраивал мне шоу, тебя или меня? Старый хрыч, манипулятор недоделанный... — я поневоле представляю, как нож Катарины, слишком быстрой и сильной, чтобы я смогла её остановить, вскрывает горло Ловаша Батори, и кровь плещет, покрывая моё лицо, мои губы, одежду, мебель... Ох, дьявол! Хорошо, что на дне коробки оставалась только одна катушка: меня рвёт желчью. Да, я же давно не ела. Но сейчас набивать живот нельзя. — Купи мне воды рот прополоскать, скорее.
Ещё немного, и от мерзкого вкуса во рту я выплюну собственный желудок. Несколько секунд, ушедших у Катарины на то, чтобы вырвать из рук мороженщика бутылку минералки — которую он, к слову, протягивал какому-то почтенному старичку — втиснуть в опустевшую ладонь купюру и подбежать ко мне, кажутся долгими минутами.
— Нервическая ты какая-то, — констатирует сиротка, наблюдая, как я жадно глотаю воду. И в этот момент в одном из её карманов пищит. — Ах ты, он в самом низу теперь!
С чисто цыганской непосредственностью чертыхаясь и взывая к святым попеременно, она вытаскивает мотки серебряной проволоки, пока не вызволяет коммуникатор.
— Ага! Теперь нам пора обратно.
— А дорогу ты помнишь?
— Вернусь по нашим следам, я помню, где мы выскочили к людям.
— Следам? На асфальте?!
— Кристо тебе, видно, не обо всём рассказывал. Не до лекций сейчас, идём давай, — Катарина довольно грубо поднимает меня на ноги и буквально волочит за руку прочь с оживлённой улицы. Чего ж я кеды какие-нибудь не купила! Каблуки ботильонов по ощущениям резко превратились в семисантиметровые.
Открывшаяся нам картина стоит того, чтобы быть запечатлённой на эпическом полотне четыре метра на три нарочно для Венгерской национальной галереи. Улицы вокруг дома, ставшего прибежищем монахов Ордена Сорокопута, заполнены цыганскими матронами. Не иначе, как у кого-нибудь были очередные крестины или свадьба, потому что даже в немаленьком Будапеште цыганок должно быть меньше, тем более, что здесь мало молодок и вообще нет девушек — точно к кому-то гости с окрестностей съехались. Каждая, не жалея сил своих, по-чёрному божит «извергов», так что мы с Катариной ещё на половине пути понимаем, что не собьёмся: можно просто идти на звук. По краю толпы бродит четверо или пятеро растерянных полицейских с рациями в руках. Вряд ли они быстро дождутся подкрепления, пока во дворце заваруха, так что остаётся им только нежно увещевать непонятно с чего взбесившихся цыган. Одному, щупленькому и такому рыжему, что у меня рука дёргается его погладить, уже пристроилась гадать по ладони бойкая молодуха в кухонном переднике и пластиковых шлёпанцах на босу ногу.
Пробившись ближе к дому, мы видим, что ставни с подвальных окон сняты и стёкла в них выбиты. В одно из них заглядывает тучная цыганская матрона, крестится и, развернувшись, поднимает юбку — верно, чтобы застыдить «извергов» видом могучей своей задницы. Или чтоб снизить силу чар, говорят, иногда помогает. Выпрямившись и оправив юбку движениями, исполненными глубочайшего чувства собственного достоинства и вместе с тем полного удовлетворения совершённым поступком, матрона вновь присоединяется к общему хору.
— Ты первая прыгай и меня лови, а то я ноги переломаю, — кричу я на ухо Катарине. Сиротка кивает и ловко ныряет пятками вперёд в одно из окон. Немного выждав, я прыгаю следом. По счастью, девчонка успевает изобразить что-то вроде отката... насколько это возможно в двухдюймовом слое бус. Цыганки не поскупились, можно было не так уж спешить. У меня каким-то чудом получается сохранить равновесие, но левую пятку простреливает — слёзы из глаз.
Звук, который я только внизу смогла выделить из общего гама — вой. Вампиры скулят и завывают, ползая по бусам на четвереньках и собирая, собирая, собирая их самыми кончиками указательных и больших пальцев — остальные сжимают разноцветные шарики из стекла, пластика и дерева. Ох, как жаль, что с обычными вампирами так нельзя! Мне бы пригодился такой вот приёмчик в те дни — ночи, если точнее — когда я ещё охотилась. Некоторые пытаются складывать бусы в складки рясы. Почти все смотрят на нас — глаза в прорезях чёрных масок кажутся горящими. Я знаю этот взгляд — когда успеваешь вогнать спицу в сердце вампира ровно в тот миг, когда он проснулся.
Фон Адлигарб и неизвестный с коммуникатором всё ещё лежат, полупогребённые пёстрым месивом. Белое лицо того, второго, под чёрной полоской масок кажется чуть светящимся в полутьме.
Художник правда был моим родственником? Тогда я угробила ещё одного.
Коралл стоит на коленях, уткнувшись лицом в бусы и раскинув руки. Его пальцы делают беспрестанные загребающие движения.
Сиротка Рац, наконец, встаёт.
— Дальше-то что?
— Струны доставай.
— Горло резать? Я крови боюсь.
— Что, серьёзно? И каждый месяц в обморок хлопаешься? Расслабься, просто опутывай их — руки к шее, ноги к паху. По две струны на брата. Они тогда не смогут делать резких движений, так себя проволокой разрежут, что уже не починить. Отдадим их Тоту, пускай разбирается.
— Ничего я не хлопаюсь, — ворчит Катарина и со вздохом подступает к ближайшему упырю, растянув серебряную проволоку в пальцах. Не тут-то было. Невозможность прекратить загребать бусы вампиру мешает, но он вертится, как только может, и, выворачивая на пределе разрыва связок шею, щёлкает зубами, стараясь вцепиться девчонке в руку, да ещё и лягается, взмахивая голыми волосатыми ногами. Другие упыри довольно бойко принимаются ползти в нашу сторону, оборвав, наконец, вой — кроме Коралла. Цыган продолжает скулить, зарываясь лбом в блескучую массу. Я не без опаски подступаюсь к ближайшему из кровососов. Он следит, пригнувшись к полу — готовится прыгать и рвать. Неподвижный, как рысь в засаде, только пальцы гребут и гребут в бусинах. Не знаю, что мне кажется более нелепым — такая самостоятельность его пальцев или странно выпяченный кверху зад в рясе. Давай, Лиляна, торопись! Я сама прыгаю в его сторону — каблуком в лицо, будто заправский китайский боксёр. От неожиданности упырь перехватывает подошву ботильона зубами. Я падаю на спину и тут же бью носком другой ноги, целясь в подбородок. Вампир неосторожно мотает головой, и каблук проминает гортань. Кровосос дёргается от боли, почти закидывая голову на спину; я дёргаюсь тоже и высвобождаю ногу, едва не вывихнув лодыжку. Вскакиваю на колени и успеваю привязать его шею к плечу — через подмышку — прежде, чем он успевает опомниться от боли. А вот теперь пора немного побегать. Я быстро оглядываюсь на Катарину — просто чтобы убедиться, что она с упаковкой своего мёртвого жреца справилась и теперь свободна в движениях — и по широкой дуге бросаюсь обходить стаю в рясах. Получается не так бойко, как я рассчитывала: мало того, что я увязаю в бусах, так ещё и постоянно на них же поскальзываюсь. Приходится то и дело взмахивать руками, чтобы сохранять равновесие. Не очень героически. Но, по крайней мере, у меня получается передвигаться быстрее, чем у вампиров, а такое, знаете ли, бывает очень и очень редко!
Несмотря на проклятья, доносящиеся из-за окон, в подвале кажется удивительно тихо. Только бусы шуршат и позвякивают, пока мы с Катариной кружим, пытаясь отбить какого-нибудь монаха послабонервнее от стаи, а кровососы ползают, стараясь одновременно держаться плотнее и провести контратаку. Безучастным остаётся только Коралл, но мы с сироткой даже не глядим в его сторону: как-то неловко нападать на цыгана. Хоть и мёртвый, да свой...
Меньше всего я ждала опасности со стороны почившего фон Адлигарба. И, увы мне, напрасно. То ли везение уже истощилось происходящим во дворце, то ли просто я слишком увлеклась зрелищем пытающихся наползти на меня сорока вампиров и забыла посматривать под ноги, но в какой-то момент я наступаю на его ладонь, оскальзываюсь и падаю ничком. Конечно, я выставляю руки, но они мгновенно разъезжаются в бусокаше.
