Лунный зверь - Килворт Гарри (читать полную версию книги .txt) 📗
И шалопут поведал изумленному лисенку о лисице-вещунье по имени О-толтол, которая удалилась от шумного суетного мира и жила в уединении, окруженная лишь учениками. Лисица эта, наделенная неведомой могущественной силой, поселилась в древнем кургане посреди непроходимых топей. Никто не может сравниться мудростью с этой пророчицей, в глазах которой полыхает священный огонь. Многие годы она живет отшельницей, сообщил А-горк, ибо общение с заурядными лисами осквернит чистоту дарованного ей знания.
— Но тебя, малый, она наверняка допустила бы к себе, — заявил шалопут. — Я сразу смекнул — ты не чета обыкновенным лисам. Не сомневаюсь, О-толтол даже сделала бы тебя своим учеником. Да уж, можешь мне поверить. Если, конечно, ты сам захочешь удостоиться подобной чести. По-моему, твои способности не должны пропасть зря.
Глубоко посаженные острые глаза и размеренный голос шалопута словно гипнотизировали лисенка.
Рассказав про О-толтол, шалопут перешел к притчам и чудесным историям. Завороженный А-сак слушал затаив дыхание и про себя негодовал на родителей, которые не удосужились открыть ему, что в мире столько удивительного и необычного. Правда, Камио рассказывал ему о Стране Львов, о слонах и тиграх, но эти диковинные края так далеко. А чудеса, про которые говорил странствующий лис, случались здесь, совсем рядом.
К исходу дня шалопут окончательно пленил А-сака.
— Ну, — произнес бродячий лис, вставая и потягиваясь, — идешь со мной?
— Но куда?
— Как куда? В гости к лисице-вещунье.
В этот момент из-за груды хлама выскочила О-ха. Она бросила на чужака свирепый взгляд и оскалилась. Вслед за ней показался Камио. В ту же секунду незнакомца словно ветром сдуло. А-сак оглянулся, почуяв запах родителей, а когда он вновь повернул голову, шалопута по имени А-горк, лиса в потрепанной шубе, пропахшей сухими травами, и след простыл.
— А кто были твои родители? — спросила как-то у матери О-миц.
Маленькая шоколадно-коричневая лисичка уже начала линять, и на мордочке ее виднелись пятна ярко-рыжего меха.
— Родители? — переспросила О-ха. — Ну, они были достойными лисами и жили к северу от Леса Трех Ветров, знаешь, того, где сейчас люди устроили парк. А в пору моего детства все было иначе: нору нашу окружал свой и вся земля была в нашем распоряжении.
— Мне больше нравится город, — заметила О-миц. — Камио рассказывал мне об улицах, домах, мусорных бачках и всякой всячине.
Камио, который, лежа поодаль, прислушивался к разговору, вскинул голову.
— Им ведь придется жить в городе, по крайней мере поначалу, — принялся он оправдываться. — И я решил, прежде всего им стоит узнать о том, что их окружает, а не о том, что было когда-то.
— Да, разумеется, только… — хотела возразить О-ха, но О-миц перебила ее:
— О-ха, давай рассказывай о своих родителях!
— Ну, что тебе еще рассказать? Мать моя погибала под гусеницами трактора — он переехал ее, когда она спала в поле. Это вышло случайно, фермер не собирался ее убивать. Вскоре после этого отец куда-то ушел, и больше я его не видела. Все, больше рассказывать нечего.
— Что до моих родителей, — начал Камио, — то они были огромные…
— Ты ври, да не завирайся, — поспешила остудить его пыл О-ха.
Камио, казалось, смутился.
— То есть я хотел сказать — они были не особенно огромные лисы, — поправился он. — Да, они были не столь высоки, как дубы. Мех моей матери уступал в яркости закату, что полыхает на вечернем небе. Отец мой не наводил трепета на окрестных медведей и не перепрыгивал через горные ущелья и реки, грохочущие по камням…
Тут О-ха, которая раскусила его хитрость, предостерегающе кашлянула, и Камио осекся.
— В общем, мех на их спинах серебрился, как у меня и как, вполне возможно, будет серебриться у вас, дети мои.
— А почему у О-ха нет серебристых шерстинок? — поинтересовался А-кам.
— У нее они есть, только разглядеть их труднее. Ведь мех ее намного светлее, чем мой. Вот отец мой был черным лисом, и серебристые шерстинки в его шубе так и сверкали.
— Камио! — с укором воскликнула О-ха. — Разве бывают черные лисы?
— Да, бывают! — возмутился Камио. — Мать моя была рыжей лисицей, а отец — самым настоящим черным лисом. И это чистая правда. Поэтому мех у меня такой темный. Беда с вами, лисицами-сидухами, дальше своей норы ничего не видите и не знаете. Да будет тебе известно, на свете есть разные лисы: лисы с огромными вислыми ушами, арктические лисы — белые как снег, вроде нашего А-сака, хотя он и не арктический лис. А еще есть пустынные лисы, ну и всякие… Только, врать не буду, из всех мы самые лучшие.
— Правда? — насмешливо спросила О-ха, которая в глубине души была потрясена познаниями мужа.
— Конечно правда, — ответил Камио, то ли не уловив насмешки, то ли решив пропустить ее мимо ушей. — А кое-где на свете, если хотите знать, еще сохранились волки. У меня на родине, например. Людям не удалось уничтожить их полностью.
— И ты хочешь сказать, что сам видел волков?
— Ну не то чтобы видел, но разговоров о них ходило много. Но я, разумеется, и сам видел волков — в зоопарке, — торжествующе заключил лис, и О-ха пришлось проглотить свое очередное ироническое замечание.
— А что такое «зоопарк»? — полюбопытствовал А-кам, одновременно пытаясь схватить зубами хвостик О-миц.
— Место, где люди запирают зверей в клетках и держат их там, пока те не умрут. — При одном воспоминании Камио содрогнулся.
Ночью, когда лисята уснули, О-ха теснее прижалась к Камио и прошептала:
— Как хорошо.
— Что хорошо?
— Нам хорошо. Мне хорошо с тобой.
Незаметно для лисицы в ней что-то изменилось: не то чтобы образ А-хо потускнел в ее воспоминаниях, но он отступил в невозвратное прошлое. Теперь она была рада, что рядом с ней Камио, что именно он — отец ее детенышей. Как она ошибалась, что не доверяла ему! Он оказался прекрасным мужем и заботливым отцом. И теперь она сочла своим долгом сообщить ему об этом.
Камио выслушал в напряженном молчании, и О-ха решила сменить тему.
— Меня так тревожит А-сак, — заметила она. — Боюсь, когда он вырастет, его задразнят. Слишком он отличается от всех остальных лис.
Камио фыркнул, словно борясь с неловкостью.
— Нам незачем себя обманывать, О-ха, — наконец сказал он. — Сыну нашему в жизни придется туго. Белая шкура издалека видна врагам, да и свои, лисы, наверняка ему проходу не дадут. Ничего, поживем — увидим. Может, все и обойдется. А-сак не робкого десятка. Он хоть и мал, а уже видать, что с характером. Как знать, может, он обернет в свою пользу то, что он не такой, как все.
— Но каким образом?
— Пока не знаю. Но он не из тех, кто легко сдается. Есть в нем какая-то уверенность или, лучше сказать, твердость духа. В общем, я говорю, поживем — увидим.
Что-то в голосе мужа заставило О-ха насторожиться.
— По-моему, ты темнишь. Что ты хотел сказать?
— Ты только не расстраивайся, но знаешь, временами он здорово напоминает мне покойного А-конкона. Наш сын тоже смолоду обо всем задумывается и…
— Ох, нет, замолчи! — вскинулась О-ха. — Чтобы мой сын стал чокнутым философом! Я этого не допущу.
— Это не в твоих силах. И признай, у А-конкона было немало хорошего. Спору нет, порой он казался малость чокнутым, и зауми у него было много, но… Ладно, оставим этот разговор. Все образуется.
Они смолкли, но О-ха еще долго не могла уснуть. Она размышляла о своих детях, о том, как им помочь, уберечь от всех испытаний и опасностей, что готовит им жизнь. Как бы ей хотелось, чтобы они всегда оставались такими, как сейчас, — счастливыми и беззаботными, чтобы все горести и беды обошли их стороной.
Несбыточная мечта всех матерей.
Наступила пора, когда Ласкай теснил Оттепляя. Лисята к тому времени приобрели уже немало охотничьих навыков. Иногда они сами приносили домой добычу, как правило жуков и улиток, и ужасно гордились своими трофеями. К тому же они овладели наукой опустошения мусорных бачков и, проголодавшись, отправлялись на промысел в окрестности свалки.
