На южном фронте без перемен - Яковенко Павел Владимирович (читать книги онлайн .TXT) 📗
Глава 11
— Там что — бой идет?! — закричал, обернувшись к нам, Джимми Хендрикс.
Джимми Хендрикс — это сержант Ескин. Он очень любит западную музыку, и неплохо в ней разбирается. Слишком уж часто он рассказывал сослуживцам об этом знаменитом гитаристе. И дорассказывался.
Это я начал его так называть, а потом и остальные подхватили.
Впрочем, это все лирика. А на противоположном плато действительно происходило что-то совершенно непонятное. Откуда-то справа раздавалась интенсивная стрельба. Слева горели вышки. И горели очень сильно. Столб огня, как мне казалось, поднимался на несколько десятков метров. В довершении картины выползли танки, и начали вести огонь опять-таки в сторону этих самых вышек. Но вот в кого они стреляли, я разобрать не мог, как ни крутил биноклем. Нет, бесполезно!
— Там бой идет! Бой! — шумели бойцы, которые столпились у минометов, и по очереди пытались разглядеть происходящее через прицелы. Всеобщему чувству поддался и Найданов. Он тоже, как и я, пытался найти противника. Но не было ни слышно, ни видно ни ответного огня, ни людей. В общем, это был какой-то очень странный бой.
В конце концов, к нам подошел майор Санжапов.
— Товарищ майор, — обратился к нему наш комбат. — Вы не в курсе, что там происходит?
Санжапов выдержал тонкую актерскую паузу, и ответил:
— Конечно в курсе. Это чеченские минизаводики по производству бензина уничтожают.
Все разочаровано переглянулись. Вон оно что! Толпа у минометов как-то очень быстро рассосалась, и я снова отправился к Васе.
Строго говоря, ситуация в нашей батарее нравилась мне все меньше и меньше. Хреновая, прямо скажем, была ситуация. У моих «подопечных» с Найдановым возникла конфронтация.
Дело все в том, что они его очень плохо знали. Эти бойцы из третьего батальона до попадания под Хасавюрт не имели, строго говоря, ни малейшего понятия о его существовании. В лагере их общение с ним было чисто формальным. А затем они передвигались по Чечне исключительно со мной.
Я же достиг со своими солдатами состояния некоего нейтралитета. Если я что-то и требовал от них, то исключительно в рамках боевой работы. Причем, как правило, еще и старался объяснить, для чего это нужно. Они не были тупыми — мои командиры расчетов: Абрамович, Боев и Адамов. Если я говорил понятно и доходчиво, то у меня проблем с ними почти не было. А уж с подчиненными они разбирались сами.
Во всем же остальном я в дела моих расчетов не вмешивался. Свою личную жизнь они устраивали сами.
Я их не трогал. Если я уж и подзывал к себе сержантов, (что я делал достаточно редко), то они точно знали, что это будет какой-то серьезный вопрос.
Может быть, я был неправ. Очень может быть. Я не кадровый военный, я пиджак. Я поступал так, как подсказывала мне ситуация. Мне не нужно было выводить свою батарею в передовые, чтобы получить следующее звание. Многие называли меня «пофигистом». В какой-то мере это было правдой. Но только в какой-то. Вот в данный момент я не видел необходимости что-то менять в своем поведении.
Найданов оказался человеком совсем другого склада. Ему нужно было вникнуть во все. Он не был настолько зануден, как наш старшина, но мои бойцы этого просто не знали. Шевченко они видели не так уж и часто. И сейчас он околачивался где-то на ПХД, а вот Найданов был рядом.
Со своими собственными солдатами — из первой минометной — ему приходилось довольно трудно. Несмотря на то, что жил он вместе с ними — в палатке, слушались они его из-под палки. Ему постоянно приходилось орать, стучать кулаками, сулить всякие кары подчиненным и вообще, много волноваться.
Когда он в очередной раз переходил на крик, лицо его наливалось кровью, и я иногда боялся, что его хватит удар. Хотя для этого он был еще слишком молод.
Переход от полной личной свободы к мелочной регламентации оказался для моих «подопечных» неожиданным и весьма болезненным. Они глухо роптали, но не выдержал и сорвался только Поляков.
Поляков мне и самому не нравился. Узкое лицо, тонкие губы, недобрый взгляд с прищуром. Почему-то он вызывал у меня ассоциацию со змеей. С удавом. Лежит такой тип на ветке спокойно в засаде, а потом внезапно прыгает на жертву, и душит, что есть мочи — до смерти.
Я с ним не общался. Он мне не нравился, и я с ним не общался. От меня не требовалось давать приказы ему лично. Он был из расчета Боева, Боев с ним и разбирался. В данном случае я мог себе позволить не общаться с тем, кто мне неприятен. Это одна из приятных привилегий офицерского положения.
А Найданов с ним общался. И очень активно. Я не знаю, что там произошло, но комбат назвал Полякова пассивным представителем сексуального меньшинства, на что потерявший всякую осторожность солдат ответил ему тем же.
Кричал он это, не выходя из кузова. Так я до сих пор и не знаю, не услышал его Найданов, или только сделал вид, что не услышал? А если бы услышал? Что он мог сделать? Пойти застрелить солдата? Или «умыться»? И то, и другой было бы катастрофой.
Я давно боялся, что этим все и кончится. Найданов давно уже не стеснялся в выражениях в адрес личного состава. Но он, на мой взгляд, был не прав по двум причинам.
Во-первых, у него не было еще такого авторитета и репутации, как скажем, у многих майоров, капитанов, и некоторых старлеев. Те могли обложить бойца очень конкретно, и солдат промолчал бы в тряпочку, потому что последствия ответа могли быть для него очень и очень печальные. Наш комбат просто в силу возраста и неопытности такого статуса пока не заслужил.
Во-вторых, такие серьезные оскорбления нужно употреблять в серьезных ситуациях. Тогда это звучит совсем по-другому. Найданов же разменивался на мелочи. Тем и обесценил свои ругательства. В результате он сам немного привык к ним. Привыкли его расчеты. А мои бойцы к этому не привыкли. Я вообще ни одного такого бранного слова в их отношении ни разу не употребил.
Короче, я не стал следить за развитием сюжета между комбатом и Поляковым, а отправился к Васе. В его небольшой батарее, в отличие от нашей, царили мир и спокойствие. Не обходилось, конечно, без эксцессов, но Рац их быстро разруливал. Да, в общем-то, и эксцессы были все какие-то несерьезные. Мелкие.
Тем не менее, когда на следующее утро я вернулся к своим расчетам, Полякова там уже не было. Как я понял, Найданов ходил к Санжапову, что-то требовал, (не знаю, что именно), но в результате Санжапов забрал бойца к себе в эскорт.
Вот так, как говорят китайцы — «сиди спокойно на пороге своего дома, и труп твоего врага проплывет мимо тебя». Я не сделал ни малейшего движения, а Поляков, который мне тоже активно не нравился, чужими руками был удален. Вот так — чисто и красиво. И я ни при чем, и обстановка оздоровилась.
Часть 4. Новогрозненский
Глава 1
Уже пару дней где-то в юго-восточном направлении громыхало так, что я иногда просыпался. Хотя, как мне раньше казалось, я к канонаде совершенно привык. Оказывается, не так все просто.
По легким, едва уловимым изменениям в поведении старших начальников, я понял, что скоро мы передислоцируемся. И вполне возможно, именно в этом направлении.
По радио появились сообщения о сильных боях в районе Новогрозненского. Я подумал, не туда ли нас хотят перебросить. Впрочем, я только еще подумал, а мои бойцы уже были в этом уверены. Ну, еще бы! Один боец что-то услышал, что-то подслушал, не будь дурак — сопоставил факты, сообщил другому бойцу. Тот добавил что-то свое, новость распространилась, обросла подробностями, и стала железобетонным фактом.
Вскоре факт подтвердился. Ко мне подошел Бандера, похлопал по плечу, посоветовал крепиться, и сказал, что заграница нам поможет. Это у него юмор такой.
Я ответил, что мне все равно куда ехать. А за ним я буду как за каменной стеной. Степан ушел, а я сообщил бойцам, что вскоре мы отъедем в направлении Новогрозненского.
