Страна Арманьяк: Бастард. Рутьер. Дракон Золотого Руна (сборник) - Башибузук Александр (бесплатные версии книг .txt) 📗

М-да… У парня глаза совсем на мокром месте. Даже не знаю, что сказать. В это время мальчики четырнадцати лет считаются вполне самостоятельными, вовсю уже сражаются и по борделям шастают. А этот… Может, психическая травма у него какая? Какая психическая травма в Средние века! Эта болезнь от современной изнеженности появилась… А может, и нет. Вот же себе слугу подобрал: добродетель, едрит твою…

Прошелся по поляне и вышел к берегу Гаронны. Мы следовали как раз против ее течения. Река как река, довольно широкая и быстрая. Наш берег пологий, а противоположный вода подмыла, и образовался обрыв. Густые рощи по берегам. Через несколько километров русло сузится, и будет паромная переправа. И соответственно поселение при ней. Надо подумать, как его объехать.

– Ох, и рыбалка, наверное, здесь… – восхищенно заявил я, приметив, как здоровенная рыбина шлепнула хвостом по воде, подняв легкую волну.

Искупаться, что ли? Вечер, а солнышко еще припекает. Поискал глазами шотландца и мальчишку. Оказалось, что они, закончив с лошадьми, устроили тренировку с оружием. Тук показывал Франсуа приемы обращения с глефой, а мальчишка усердно и вполне сноровисто повторял за ним.

– Тук, Франсуа! Бегом ко мне! Купаться будем! – заорал я, принявшись стягивать ботфорты.

– О, это дело! – радостно заявил Тук, который стал гораздо чистоплотнее под моим влиянием. И тоже стал раздеваться.

– А тебе что, особое приглашение надо? – спросил я мальчишку и, не дожидаясь ответа, приказал: – А ну, скидывай одежонку.

– Я попозже, – пояснил Франсуа. – Я тут добро посторожу. Негоже без присмотра оставлять. Да и посуду надо помыть.

– Ну, как знаешь. – Я попробовал ногой воду и с разбегу прыгнул в реку. Вынырнул и погрозил кулаком мальчишке: – Чтобы потом обязательно вымылся. Смотри мне!

– Обязательно… – Франсуа собрал посуду и ушел за камыши, напоследок пояснив свои действия: – Я подальше мыть буду, вы же здесь купаетесь, ваша милость, так что не буду воду поганить.

– Тук, тебе не кажется, что он немного странный? – поинтересовался я у шотландца, уже обсыхая на берегу.

– Не… монсьор. Я с ним поговорил. Просто мальчишкой отец не занимался. Одна матушка. В монастырь его готовили, вот он и неприспособленный. Ничё… Жилка, кажись, в нем есть, а дурь я из него быстро выбью. Шкура у него, чай, не железная. Хороший парень, монсьор, не сомневайтесь. Все на лету схватывает. А хилый, потому что наголодался. На моего покойного братишку похож… – неожиданно добавил Тук и смутился.

Ага… Вот и объясняется расположение шотландца к Франсуа. Хотя ничего плохого я в этом не вижу.

– Смотри сам. Осторожней с ним пока. Совсем же хиленький… Вот отожрется, тогда и бери в оборот.

– Ага… – Шотландец быстро плел из ивовых прутьев какую-то конструкцию.

– Это ты на рыбу?

– Ну да. Свеженькой побалуемся.

– Это дело.

Меня прямо подмывало порыбачить, но как-то я крючками и лесой позабыл запастись в Тулузе. И как назло, булавки подходящей нет. Ничего, как до первого кузнеца доберусь – закажу. Рыбалить я люблю, дворянское положение и Средние века вокруг совсем не повод забрасывать любимое занятие.

Из кустов вылез Франсуа. Он нес отдраенную до блеска посуду, а по влажной одежде и мокрым волосам было видно, что он действительно купался.

– Вымылся?

– Я это… когда мыл, в воду свалился, вот и пришлось заодно искупаться. – Паренек тряхнул мокрыми волосами и, глянув на меня, опять слегка покраснел.

– Да что ты постоянно краснеешь, парень? – Я голяком развалился на песке позагорать под вечерним солнышком, а бельишко вывесил на кусты подсушиться. – Прям девчонка какая. Стой… А ты уже девок пробовал?

– Пробовал… и не одну! – важно заявил Франсуа и поспешил ретироваться.

Врет пацан… Однозначно врет. Ну ничего, это дело поправимое. В первом же городе станет паренек мужиком. Лично за уши в бордель оттащу. И куда стеснительность денется…

Тук, к моему большому удивлению, наловил по камышам своей примитивной плетенкой полтора десятка средних – сантиметров по сорок длиной – речных угрей.

Тут я не удержался и, хотя уже начинало смеркаться, принялся за готовку. Рыбу выпотрошил и вымыл под моим присмотром Франсуа. Затем я уже сам, присыпав тушки солью с перцем и сушеными травками, завернул их в лопухи и плотно обмазал глиной. Ну и в костер, конечно.

Тук, и особенно Франсуа, следили за мной со священным трепетом. Ничего себе! Сам господин решил их накормить.

Через полчасика, после того как я расколотил запекшуюся глину и раздался божественный аромат испеченной рыбы, нас уже не смог бы оторвать от еды сам Всемирный Паук со всем своим войском.

Сказать, что рыба получилась вкусная, – ничего не сказать.

А с винцом… В общем, божья благодать и пища богов.

С набитыми желудками завалились спать. На этот раз я все же решил выставить посты. И так пока филонили безбожно. Когда-нибудь такая беспечность выйдет нам боком.

Первым дежурил Франсуа, его я обязал нести службу до полуночи. Все равно больше не высидит, парень на глазах засыпал. Вооружил его арбалетом, но главным оружием у пацанчика являлся голос. Он должен был вопить как резаный при малейшей опасности. После Франсуа бдит Тук, почти до рассвета. Сам вызвался. А затем уже я.

Часы отсутствовали, так что пришлось обойтись луной. Но, думаю, справимся.

Сон пришел, как всегда, незаметно…

– Почему вы уезжаете, мама? Неужели нельзя не подчиниться? – с отчаянием обращался я к очень красивой женщине, одетой в глухое черное платье и с такого же цвета покрывалом на голове. Женщина поражала своей красотой, хотя ей было уже далеко за сорок. Правильные тонкие черты лица и огромные синие глаза с длинными пушистыми ресницами делали ее похожей на сказочную фею.

– Так надо, сын… – Моя мать осторожно промокнула батистовым платочком набежавшую слезинку. – Я знала, что ты придешь меня проводить, мой мальчик.

– Я тебя увезу…

Мать прервала меня жестом руки и строго сказала:

– Я тебе уже сказала. Так надо. Ты уже не маленький и должен понимать. Нашему роду нужен наследник. Законный наследник. У твоего отца есть единственный путь заставить понтифика отозвать отлучение.

– Я понимаю, но очень хочется постоянно видеть тебя рядом, мама…

– В моих мыслях мы всегда рядом, сын… – Изабелла д’Арманьяк опять промокнула глаза и печально, ни к кому не обращаясь, сказала: – Мои дети – мой самый большой грех и одновременно самая большая любовь.

– Не говори так. Дети не могут быть грехом!

– К сожалению, могут. – Контесса встала. – Мне уже пора, Жан. Заботься о брате и сестре.

– Не упоминай при мне этих свиней. Они не удосужились даже прийти проводить тебя. Они… Они осудили отца и собрались просить милости у Паука. Ты представляешь!

– Ты их должен понять! Вы все в очень тяжелом положении, даже несмотря на то что отец признал вас. В любой момент это решение могут оспорить.

– Я должен только тебе и отцу за свою жизнь, мама! Не говори мне больше об этих отступниках.

– Жан! – Мать с мольбой воздела руки. – Вы должны быть вместе!

– Этому никогда не бывать. Идем, я помогу тебе спуститься по лестнице. И знай, матушка, я обязательно приеду к тебе в Барселону…

Сон прервался сам по себе, и я, почувствовав что-то мокрое на щеке, с удивлением понял, что плакал во сне.

Усилием воли прогнал накатившую грусть и, приподнявшись, осмотрелся.

Еще было совсем темно; Тук сидел возле тлеющего костра и что-то тихо напевал под нос, Франсуа, свернувшись комочком, спал у него под боком. Лошади, привязанные к деревьям, тревожно всхрапывали и беспокойно перебирали ногами.

– Тук, что с конями?

– Зверя, наверное, чуют, вот и пугаются. Чего вы так рано, монсьор, встали? Еще пару часиков спокойно можете почивать.

– Заснешь тут с вами. Раздувай костер. – Я встал и натянул ботфорты. – Тревожно мне что-то, шотландец. Шевелись, шевелись и мальчишку буди…

– Как скажете. – Тук подбросил веток в угли и стал махать щитом, раздувая огонь.