Я убил Мэрилин Монро - Романовский Дмитрий Владимирович (читаем книги онлайн .txt) 📗
– Мы вместе учились в школе. – Збигнев подтвердил:
– Я знаю их. Дочка очень похожа на Антони.
– Наверное, красивая, – серьезно предположил Шломо. – Глория, наконец, получила приглашение в Нью-Йорк от Колумбийского университета, поскольку эта новая фантастика под условным названием «Интернет» заинтересовала и нью-йоркскую профессуру. Глория немедленно дала согласие, о чем тут же сообщила мне по телефону.
– Ага, – сказал я злорадно. – Соскучилась по Нью-Йорку?
– Соскучилась, – призналась она.
– А по мне?
– Да.
– Глория, я люблю тебя. – Она повторила:
– Я люблю тебя. – И после паузы пояснила: – Я поняла это только в последнее время, именно во время наших телефонных разговоров. – Мы договорились, что они приедут ко мне с необходимыми вещами. А после оформления Глории на новую должность и поступления Натали в новую Манхэттенскую школу я возьму напрокат вэн, и мы перевезем в Нью-Йорк остальные их вещи. По моему плану на второй день после их приезда мы втроем должны пойти в оперу. Это чтобы они сразу после провинциального Бостона прочувствовали культурный уровень жизни Нью-Йорка. Это будет «Травиата». Я заранее заказал три билета в первый ряд бельэтажа по льготной цене, на которую теперь имею право. Мет более роскошный театр, и «Травиата» поставлена там более роскошно. Но Сити опера – мой театр. Раньше у меня была моя синагога, а теперь у меня моя опера. По телефону я все это рассказывал Глории. Натали сказала:
– А я не слышала «Травиаты». Два года назад мама говорила, что мне еще рано идти на эту оперу, хотя я знала ее по пластинкам.
– Вот теперь ты и услышишь ее, – сказал я и предупредил: – Только заранее знай: в моем театре нельзя пить из питьевых фонтанчиков партерного этажа.
– Почему? – И я рассказал Натали, как я чинил трубу питьевой воды, и как у меня не оказалось запасной трубы, и я подключил питьевую трубу к обычной трубе. – Таким образом респектабельная партерная публика пьет эту воду и думает, что это дистиллированная, особо очищенная питьевая вода, а на самом деле это вода, которая поступает в унитазы. – Это рассмешило Натали, и я слышал по телефону ее серебристый смех, как колокольчики в арии Лакмэ.
При въезде в Нью-Йорк Глория должна мне позвонить, и они подъедут к моему дому. Жду телефонного звонка. Звонок. Збигнев.
– Антони, мне звонил Гарольд Стимпсон из Вашингтона. Тот, у которого твой портрет. Он просил дать номер твоего телефона. Я дал. Ты не убьешь меня за это?
– Не убью. Живи. Мой телефон он мог узнать по справочной.
– Он не знал твоей фамилии.
– Теперь знает. Збигнев, а знаешь, кто он? Бывший муж Глории.
– Тяжелый случай. Значит, я тебе навредил?
– Ни в коем случае. Даже наоборот. Спасибо, Збигнев. – Теперь я уже ждал звонка от Гола Стимпсона. Можно было ожидать шантажа. Но я не боюсь шантажа. Теперь я ничего не боюсь. Звонок. Снимаю трубку.
– Але?
– Уильям… – И пауза. Гол назвал меня старым именем.
– С кем я говорю? – спрашиваю я своим всеми узнаваемым голосом.
– Гарольд Стимпсон. Уильям… – И тут меня охватила тревога.
– Что? – спросил я громче, чем этого хотел.
– Глория и Натали погибли в автокатастрофе. – Дальше он говорил без пауз: – Мне позвонили. Катастрофа произошла в районе Нью Рошелл на шоссе Труэй. Две машины столкнулись с мусорным траком. Кроме них погибли еще три человека. Сейчас я вылетаю с аэродрома Пентагона.
– Где они сейчас?
– Госпиталь Нью Джерси. – Поскольку я молчал, он спросил: – Уильям? Уильям, ты слышишь меня? – Я продолжал молчать. – Уильям!
– Да, я слышу, – ответил я, наконец.
До Линкольн-тоннеля я ехал в одеревенелом состоянии, бессознательно останавливая «мустанг» на красных светофорах. У пропускных толлов тоннеля была, как всегда, автомобильная пробка. И тут сознание стало проясняться. Сквозь плотное ощущение ужаса застучала надежда. А что, если?… При катастрофе погибло пять человек. А что если кто-то из них жив? Всех пятерых увезли в больницу. А что, если в больнице оказалось, что кого-то можно спасти? Может быть, кто-то в коме. А что, если полицейские, первые приехавшие к месту катастрофы, ошиблись? По выезде из тоннеля оказалось, что у меня кончается бензин. Я свернул в противоположную сторону от Норд Бергена, и мотор заглох. Заправочная станция была отсюда в трех кварталах. Я добежал до нее, купил канистру бензина, и так же бегом вернулся и заправил машину. По мало освещенным улицам я доехал до больницы. В регистрационной я стал у дежурной секретарши наводить справки. Она стала по телефону что-то выяснять, потом спросила:
– Кем вы им приходитесь? – Это была еще одна надежда. Ведь если бы они были мертвы, секретарша бы спросила: – Кем вы им приходились. И я быстро ответил:
– Это моя жена и дочь. – Еще не во всех больницах были компьютеры, и секретарша стала что-то проверять по своим спискам. Потом она спросила:
– У вас есть удостоверение? – Я машинально протянул водительское удостоверение и тут же понял, что у нас разные фамилии. Секретарша сказала:
– Это не ваша жена. Глория Стимпсон была в разводе. Мы сообщили ее бывшему мужу мистеру Стимпсону в Вашингтон. Он уже вылетел сюда. – Откуда-то сбоку поднялся со стула дежурный полицейский, подошел. Я спросил:
– Они живы? – Секретарша ответила:
– Когда их привезли, они уже были без признаков жизни.
– Я их должен опознать.
– Они уже опознаны. Это ее бывшие сотрудники. Они у меня в списке. Вы так и не объяснили, кем вы им приходились.
– Где они?
– В морге, – и она показала рукой в сторону. Я направился в указанном направлении. Она крикнула:
– Сэр! Сперва вам надо зарегистрироваться. – Но я не оглядываясь пошел по широкому коридору. За мной пошел полицейский: – Сэр! – Навстречу показалась медсестра. Я спросил:
– Где морг? – Она показала на лестницу, ведущую вниз:
– Здесь и прямо по коридору. – Я сбежал с лестницы. Полицейский бежал за мной: – Сэр! – В коридоре я увидел мужчину в белом халате.
– Где морг? – спросил я. Мужчина указал на широкую дверь, спросил:
– У вас есть разрешение? – Полицейский крикнул:
– Он сам ворвался! – и схватил меня за плечо. Я отбросил его в сторону, рванулся к широкой двери, откуда вышел еще один мужчина в белом халате. – Вы куда? – спросил он резко. Подбежал второй полицейский. Они вчетвером бросились на меня. Я ударил кулаком мужчину в халате. Полицейские вывернули мне назад руки. Мужчины в халатах подтащили меня к стене. Я вырывался. Мне надели наручники. Медсестра приволокла стул и они все усадили меня. Я попытался встать, но полицейские с силой опять меня усадили. Я обмяк, сказал:
– Наручники. Пусть наручники. Отведите меня в морг. Вы же понимаете: мне это нужно. – Подошедшая секретарша с планшетом, сказала: – Вы же ничего не объяснили. Мы не имеем права впускать посторонних.
– Для них я не посторонний. Они же здесь. Мне нужно туда. – Секретарша сказала: – Послушайте, в таком состоянии вам нельзя туда входить. Вам нужно прийти в себя. Посидите немного. Все равно, вы ничем не можете помочь. – И я остался сидеть в наручниках. Меня уже никто не держал, и я сидел в оцепенении. А потом передо мной оказался мужчина в плаще нараспашку. И пиджак под плащом у него тоже был нараспашку. Я стал его припоминать. Это был Гол. Рядом оказались трое мужчин в белых халатах. Гол что-то объяснял. Полицейский снял с меня наручники. Гол протянул мне руку, нет, не для пожатия, просто он помог мне подняться со стула. Впереди шел мужчина в халате. Это тот, которого я ударил кулаком. А мы с Голом шли за ним. Пройдя комнату, заставленную сложенными носилками, мы вошли в морг. На узких столах, расставленных далеко друг от друга, лежали трупы, накрытые белыми простынями. Мужчина в халате подвел нас к одному из них. Сбоку остановился полицейский. Мужчина отвел с лица трупа простыню. Это была Натали. Восковое мертвое лицо было наискось рассечено почерневшим шрамом. Светлые волосы были в засохшей крови. Глаза закрыты. Шрам как трещина проходил через один глаз. Шрам, очевидно, от разбившегося бокового стекла «фольксвагена». Моя мертвая девочка показалась мне совсем маленькой, она была немного скрюченной. Очевидно были переломаны какие-то кости. И опять мужчина в белом отводит с лица простыню. Восковое лицо Глории не было повреждено. Лицевые кости, обтянутые гладкой кожей, были идеально правильной формы. Скулы ничуть не ниже и ничуть не выше, а такие, какие должны быть. И такой же подбородок. Кости лица идеальных пропорций. Какими бы не были кожа и мышцы, покрывающие эти кости, они не могла бы нарушить этих пропорций. Таких красивых женщин больше нет. Губы чуть раздвинуты. Я поцеловал эти идеальные губы. Они были холодными. А потом я склонился над лицом Натали, приложился губами к черному шраму. Моя маленькая дочь тоже была холодной. Почувствовав спазму в горле, я резко выпрямился и опять наклонился. Меня трясли рыдания. Слез не было, только глаза затуманились, а голова непроизвольно дергалась, и из гортани вылетали непрерывные кашляющие звуки, будто что-то попало в дыхательное горло.
