Ароматы - Кингсли (Кингслей) Джоанна (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Ви тряхнула головой и, не попрощавшись, выбежала на улицу. Вдруг чья-то рука мягко ее остановила. Она хотела вырваться, но знакомый голос спросил: — Вы в порядке, Ви? — Она узнала Майка Парнелла и вздохнула с облегчением, но потом вдруг подозрительно спросила: — Вы за мной следили?
— Не совсем так, — ответил он с улыбкой. — Просто подумал, что маленькая провинциалочка из Нью-Йорка в таком злачном месте, как Йель, нуждается в телохранителе.
Ви засмеялась и взяла его под руку. — Спасибо.
— Не за что, — отозвался он и спросил с мальчишеской робостью: — Можно вас проводить?
— Пожалуйста! — ответила она и увидела в свете уличного фонаря, что глаза у него темно-синие.
Они снова шли по улице, но на этот раз Майк не балагурил, явно расстроенный за Ви: он понимал, что поездка в Йель принесла ей только огорчения. Майк рассказал Ви о своем детстве в штате Миссури, об отце — замечательном человеке, враче, который каждый год на собственные средства ездил на север лечить эскимосских детей и проезжал там от селения к селению десятки миль на собачьей упряжке, с запасом лекарств в рюкзаке.
— Это удивительно! — воскликнула Ви.
— Да, — согласился Майк. — Отцу шестьдесят три, и он продолжает ездить туда ежегодно. Когда мы были детьми, я, мой брат и сестра никогда не обижались, что отец уезжает от нас. Это заслуга моей матери, она внушила нам, что и мы участвуем в деле помощи людям, помогаем отцу тем, что думаем о нем.
А я с девяти лет решил стать адвокатом. Надо же наладить дела в этом мире, правда?
— Да. — Ви сжала руку Майка. — Я знаю, что вы этого добьетесь, и желаю вам самого большого счастья в мире. — Неожиданно для себя Ви заплакала.
— Эй, что это вы?
Она сразу перестала. — Простите… — Ви хлюпнула носом.
Он вынул из кармана брюк большой носовой платок и подал ей. Она вытерла глаза, высморкалась и вернула ему платок. «Какое счастье, — подумала она, — иметь таких родителей», — но ему сказала другое: — Я до сих пор никогда не говорила по душам со сверстником…
У дверей гостиницы он легко поцеловал ее в губы.
— Наверное, вы завтра уедете?
Она кивнула. Майк спросил, может ли он позвонить ей, когда будет в Нью-Йорке, и она ответила: — Обязательно.
После трех часов сна Ви поехала на вокзал; Майка на платформе не было. Она села в первый же поезд до Нью-Йорка.
5
Октябрь — ноябрь 1968
Считают, что апрель — лучший месяц для Парижа, а для Нью-Йорка это октябрь. Ясные, бодрящие дни, золотое пламя листвы в парках, стаи перелетных птиц в голубом небе.
В один из таких дней Ви отправилась на работу пешком и шла, глядя на золотые деревья, которые в восточной части Центрального парка сменялись удивительным разноцветьем: листва сверкала алмазным блеском и напоминала драгоценные мозаики из аметиста, рубина, топаза и переливчатого опала — камня, соответствующего месяцу рождения Ви.
Во время таких прогулок у нее часто возникали идеи, связанные с работой, и она сразу садилась за стол и записывала их в специальные блокнотики в черных обложках. В таких случаях, входя в офис, она просила Илэйн не обращаться к ней, так как яркие мысли, не записанные сразу, быстро таяли в памяти, как облачка в небе.
Серию блокнотов с записями обрывков мыслей, идей, названий она завела по совету Филиппы, которая назвала их «книги озарений». Ви часто перелистывала их, находя подходящую к случаю запись для решения сегодняшних проблем.
Недавно она удачно разрешила первостепенной важности «проблему Армана». Ви поручила ему особую линию работы, которую он должен был выполнять исключительно собственными силами, без какой-либо помощи и руководства. Арману идея понравилась, он сам предложил название: «линия А» — буква, с которой начинались имена Анны и Армана, и в то же время первая буква алфавита, что подчеркивало чрезвычайную важность направления. По «линии А» производились духи особого качества и неповторимого аромата, не серийно, а в очень небольших количествах; флаконы нумеровались, как бутылки редчайших вин, и на каждом флаконе Арман ставил свою личную подпись.
Сейчас Ви придумала девиз «серии А», который можно будет печатать ниже подписи Армана: «Несравненно». Она предложит этот девиз, когда Арман обратится к ней за советом.
Зазвонил телефон. Ви нахмурилась, удивляясь, почему Илэйн не выключила его; потом, посмотрев на часы, увидела, что уже ровно одиннадцать — прогулка стоила ей получаса рабочего времени, и пора было возвращаться к деловым обязанностям. Вздохнув, она сняла трубку.
— Мадемуазель Джолэй? Говорит Юбер Монтальмон. — Имя прозвучало как колокол, но Ви не могла его вспомнить. Голос был красивый. — Мне нужно поговорить с вами.
Ви стукнула себя по лбу, удивляясь собственной забывчивости. Монтальмоны были ведущими парфюмерами Европы, и их имя звучало не менее громко, чем Шанель. Конечно, Илэйн недаром включила телефон — у нее-то не бывает приступов забывчивости. Председателем компании был старый Анри Монтальмон; звонил, очевидно, его сын и наследник, вице-председатель, работающий под контролем отца, не хотевшего выпускать дело из своих рук, хотя по возрасту давно мог уйти на покой. Память как будто озарилась вспышкой. Арман рассказывал ей историю Жолонэй, на которого он работал в Париже. Монтальмоны в течение столетий были соперниками Жолонэй. Один из них поджег фабрику и магазин Клода Жолонэй, и линия парфюмеров в этом роду прервалась, на трон парфюмерии воссели Монтальмоны. Линию Жолонэй возобновил наниматель Армана, надеявшийся возродить свою династию. Но история повторилась — его фабрика и магазин сгорели дотла во время войны.
— Да? — ответила она в трубку. — Когда вы желаете поговорить со мной?
— Дорогая мадемуазель! — голос вибрировал мягко, как виолончель. — Не окажете ли вы мне честь пообедать со мной сегодня вечером?
— Честь была бы оказана мне, — откликнулась она весело и кокетливо, удивляясь себе, — эта манера была для Ви необычной. — Но, к сожалению, я не могу ее принять. — Она должна была обедать с Филиппой и Мэрреем Шварцманом, которого Филиппа рекомендовала на место заведующего по продаже, уже месяц пустующее.
— Тогда, может быть, мы встретимся завтра за ленчем? Могут я вас пригласить?
— Прелестное предложение, но я вынуждена его отклонить, — ответила она, наслаждаясь шутливо-церемонной манерой, с которой он вел разговор об обычной деловой встрече. — Что вы скажете о встрече в моем офисе после ленча? Скажем, в три часа?
— Увы! Это невозможно. А вечером?
— В четыре часа?
Он вздохнул. — Для вас, дражайшая мадемуазель, я сверну горы.
Она поинтересовалась, почему он настроен так решительно, и он торжественно ответил: — Если вы действительно выглядите так, как на фотографии, то любой мужчина для вас и земной шар перевернет.
— Тогда в три? — лукаво спросила она.
— О! Для этого понадобилось бы перевернуть не только Землю, но также Солнце и Луну. Я буду в четыре.
— Тогда до завтра, — закончила она.
— Я буду считать часы. О'ревуар.
Она повесила трубку, улыбаясь. В ней еще кипело утреннее бодрое оживление, и разговор усилил его. «Какой красивый голос, — подумала она. — Если он так же красив, как его голос, то на него стоит полюбоваться. Может быть, это будет самый интересный человек из всех, с кем я имела дело в бизнесе».
По какому же делу он приехал в Нью-Йорк и зачем просит о встрече?
Она рассказала о звонке Монтальмона Арману, думая, что отцу это будет любопытно. Арман побелел и вцепился в крышку стола судорожно скрюченными пальцами.
На следующий день в четыре часа перед Ви стоял мужчина, при виде которого у нее перехватило дыхание.
Черты его лица были одновременно чеканными и тяжелыми, фигура — атлетической и изящной. В выражении его лица Ви почувствовала отвагу и безрассудство, — что-то от всемирно известного Джеймса Бонда или молодого Эррола Флинна. Казалось, он прямо сошел со страниц книг об этих головорезах. Ви кашлянула и предложила ему сесть. С той минуты как он вошел в комнату, он не произнес ни слова и только неотрывно глядел на нее своими темными глазами. Ее голос словно пробудил его ото сна. Откинув полы своего пиджака английского покроя, он сел в кресло. — Простите, — сказал он глубоким баритоном, — я уставился на вас потому, что поражен вашим видом.
