Северная Пальмира. Первые дни Санкт-Петербурга. - Марсден Кристофер (читать книги онлайн .txt) 📗

Дворец Воронцова позднее успешно выполнял роль учебного заведения для Пажеского корпуса (четыреста мальчиков, чьи отцы и деды получили звание генерал-лейтенанта) , а после революции для Пехотного училища имени Склянского — однако оно до сих пор несет на себе многие из характерных черт дворянского дома. Пожар в конце XVIII века разрушил большую часть внутреннего убранства дворца Строганова; из величественных украшений Растрелли сохранились только приемная и выходящий окнами на Мойку салон, с потолком, оформление которого приписывают Валериани. Сохранилась также галерея, поддерживаемая характерными для Растрелли кариатидами.

Наружные стены этих дворцов, как и всех прочих в Санкт-Петербурге, поначалу раскрашивались в один, два и более цвета — дворец Строганова, к примеру, в белый и ярко-оранжевый цвета, — однако значительную часть своей эффектности здания потеряли, когда власти предписали выкрасить их в официальный темно-красный цвет, который украл у Зимнего дворца его прозрачность и чистоту.

Растрелли считал цвет неотъемлемой частью любого архитектурного замысла и всякий раз давал точные указания относительно размещения двух или трех различных тонов. Хотя архитекторы последующих поколений не разделяли цветовых пристрастий Растрелли, в частности к его незабываемому желтому цвету Адмиралтейства, Петербург последующих времен должен быть немало благодарен Растрелли за свою непередаваемую атмосферу. Не следует забывать о полихромном элементе в петербургской архитектуре XVIII столетия. Поскольку здания приходилось сооружать из дерева, кирпича и гипса, то умело подобранные цвета — бирюзово-синий, изумрудный, фисташково-зеленый, оранжевый, желтый, розовый, белый, блестящий под лучами бронзовый, серебряный и золотистый, «который и при снеге, и при солнце пел восхищенную песню», — вынуждены были компенсировать отсутствие в распоряжении Растрелли мрамора и камня.

Есть некоторые сомнения относительно авторства дворца Шереметева, построенного, как и Аничков дворец, на берегу Фонтанки, только ниже и на противоположной стороне этого канала (в наши дни здесь размещается Астрономический институт). Но его пропорции, стиль выступающих вперед крыльев, широкий двор и общая характерная для елизаветинских времен наружность вынуждают некоторых авторитетных историков отнести это здание к работам Растрелли. Если это действительно так, то, скорее всего, дворец был построен примерно в то же время. Из сделанного при Анне Иоанновне плана города видно, что значительно раньше на этом месте стоял другой дворец. Его парки были одними из лучших в городе. Они тянулись на восток позади дворца на протяжении полумили, большей частью вдоль Литейного проспекта, параллельно Фонтанке. Эти парки назывались «Итальянскими садами».

Теперь перенесемся за город. Здесь с большой долей вероятности можно отнести к работам Растрелли дворец Бестужева, начатый в 1746 году, а завершенный в 1750-м. Своему канцлеру Бестужеву Елизавета пожаловала Каменный остров — один из нескольких островов к северу от города, которые под названием «острова» были известны как места развлечений для дворянства в завершающий период существования империи. Бестужев был невообразимо богат и очень любил пышность — одни только его вина могли бы составить небольшое состояние, — и на этом острове он построил сказочную летнюю резиденцию, на том основании, что павильоны и навесы, украшенные шелковыми веревками, были непрочны. Дворец стоял на остроконечном берегу острова и глядел окнами на воду. Это было весьма интересное здание, состоящее из двух отдельных двухэтажных строений. Каждое из них имело выступающее низкое крыло, которое присоединялось очень высоким и разукрашенным фронтоном из колонн — чем-то вроде Глориетт [37]. Не сохранилось никаких документальных свидетельств, что этот дворец является работой Растрелли, но все указывает на это. Грабарь видит много схожего с Аничковым дворцом — к примеру, он сравнивает колоннаду дворца с колоннадой на берегу Фонтанки. Однако с точки зрения архитектурного замысла дворец Бестужева стоит несколько особняком среди работ, приписываемых Растрелли. Следует заметить, что архитектор никогда больше не предпринимал попыток создать аналогичную колоннаду.

Теперь перейдем к другому, существующему до сих пор летнему дворцу за пределами города. Отметив для себя, что именно Растрелли разработал план фонтанов с вином, украшения для деревьев и временные скульптуры для свадьбы великого князя Петра и Екатерины в 1745 году, перейдем к старому дворцу Леблона в Петергофе.

На протяжении долгого времени придворные выражали недовольство тем, что, хотя парки Петергофа, без сомнения, восхитительны, сам дворец ужасно тесный, неряшливый и неудобный. «Дом неважный, — писал барон фон Манштейн, — комнаты исключительно малы и низки». Простота Петра определенно была неуместна при Елизавете. Немедленно после восшествия на трон она отдала распоряжение произвести изменения именно здесь, поскольку ей весьма нравилось, что дворец расположен за городом, в лесах и у моря. Но только пятью годами позже, в 1746 году, она поручила Растрелли провести во дворце полную реконструкцию, пожелав только, чтобы возведенное Леблоном центральное строение осталось в неприкосновенности.

План, который Растрелли представил императрице, хоть и был полностью ею одобрен, по мере воплощения в жизнь значительно видоизменялся. Двухэтажное здание Леблона было поднято, крыша несколько перестроена, а размещение и форма окон несколько изменены. Но все это было сделано умело, так что французский стиль здания остался. Растрелли не пытался создать здесь характерный для его зданий фасад. Были добавлены крылья — опять же в духе дома. Низкие галереи вели к боковым павильонам; одна сторона оканчивалась церковью с пятью позолоченными куполами, другая (упоминаемая под названием Гербовый корпус, из-за своих шестисот фунтов позолоченной облицовки) оканчивалась павильоном. Этот павильон был увенчан красиво украшенным позолоченным куполом несколько приглаженной «имперской» формы, который соответствовал по стилю большому центральному куполу церкви. Весь дворец покрашен в темно-розовый и белый цвета, что гармонично сочетается с железной крышей и богато позолоченными куполами.

Елизавета продолжала наносить кратковременные визиты в Петергоф во время реконструкции. Она жила в павильоне Монплезир в парке; Растрелли добавил к этому павильону крыло. Вечеринки и даже балы проходили в Моннлезире, в то время как летом обеды и ужины подавались на открытом воздухе, у фонтана около павильона. Когда начинались дожди, столы переносили в длинную галерею Монилезира. Екатерина по этому поводу едко замечала: «Скатерти и салфетки — все промокало насквозь, соус и мясо плавали в дождевой воде». Екатерина, которая проживала на верхнем этаже старого дворца в дни подобных праздников, жаловалась, что новое боковое крыло, «казалось, полностью испортило маленькое старое здание», — но несомненно, после того как перестройка завершилась, эффект был совершенно другим. Фонтаны и каскады — неотъемлемая часть созданного Леблоном Петергофа — были видоизменены под руководством Растрелли, но главная достопримечательность, Великий грот у подножия дворца и превосходный прямой канал, идущий к морю между рядами фонтанов, остались в своем первоначальном виде. На террасы и в парки было добавлено дополнительное число позолоченных статуй. Остались и гроты, сделанные из раковин устриц, вдоль прогулочных дорожек.

Внутри нового дворца Елизаветы, где в украшении столовой доминировала монограмма императрицы, мы видим полное повторение внутреннего убранства Зимнего дворца и дворца в Царском Селе. Если парадная лестница не имеет той же массивности и величия, что и главная лестница Зимнего дворца, она, по крайней мере, сравнима с ней в элегантности, в живом единстве скульптуры, резьбы и литья. А в богатом и плавном узоре, в орнаменте, изгибах фигур дельфинов и криволинейных линиях дверей, дверных проемов, оконных рам, канделябров и зеркал в Столовом зале и «Кабинете мод и граций» мы можем ясно видеть тот же блеск, которым отличался Зимний дворец, те же позолоченные вереницы дверных проемов и те же бесконечные восхитительные узоры.