Разум. Творческий отклик на сейчас - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Если вы повинуетесь, это легче; никому ничего не нужно объяснять. Но если вы не повинуетесь, от вас требуется объяснение. И, может быть, ваше объяснение окажется неправильным. Тогда вам придётся вернуться и сделать то, что вас просили.
Человек должен жить разумно — вот и всё. Тогда, что бы он ни делал, это его ответственность.
Бывает, что даже великие интеллектуалы не живут разумно. Мартин Хайдеггер, один из величайших интеллектуалов XX века, был последователем Адольфа Гитлера. И после поражения Адольфа Гитлера и разоблачения его животности, грубости, кровожадности, насилия даже Мартин Хайдеггер стушевался и сказал: « Я просто следовал за вождём нации».
Но следовать за вождём нации — не дело философа. Фактически, основная обязанность философа — направлять вождей нации, не перенимать их направление. Благодаря тому, что он остаётся вне активной политики, его видение яснее, чем видение политиков. Он стоит в стороне, он видит вещи, которых не могут видеть люди, участвующие в действии.
Но так легко переложить ответственность на кого-то другого...
Если бы Адольф Гитлер вышел победителем, я уверен, что Мартин Хайдеггер сказал бы: « Он победил, потому что следовал моей философии». И, несомненно, Хайдеггер был в сравнении с Адольфом Гитлером великим интеллектуалом. Адольф Гитлер был просто умственно отсталым человеком. Но власть...
Нас воспитывают в духе повиновения власти — отцу, матери, учителю, священнику, Богу. По сути, нам говорят, что всякий, у кого есть власть, прав: « Кто сильнее, тот и прав, и ты должен ему следовать». Это просто, потому что для этого не требуется никакого разума. Это просто, потому что вы никогда не оказываетесь ответственными, и, что бы ни случилось, вам никогда нельзя сказать, что вы за это ответственны.
Во всех армиях мира много лет людей тренируют только в одном — и это повиновение. В Германии во время Второй мировой войны были хорошие люди — но они возглавляли концентрационные лагеря! Они были хорошими отцами, хорошими мужьями, хорошими друзьями. Никто не смог бы вообразить, наблюдая их в семье, с друзьями, в клубе, что эти люди каждый день убивали тысячи евреев. И они совершенно не чувствовали себя виновными, потому что это был только приказ сверху. В этом состояла вся их тренировка — нужно выполнять приказ. Это вошло им в плоть и кровь, проникло до мозга костей: когда приходит приказ, единственный ответ — повиновение.
Именно так человечество жило до сих пор, и именно поэтому я говорю, что повиновение — одно из величайших преступлений ,потому что из него рождаются все остальные преступления . Оно лишает вас разума ,оно лишает вас решимости ,оно лишает вас ответственности . Оно разрушает вас как индивидуальность . Оно обращает вас в Робота.
Поэтому я целиком и полностью за неповиновение. Но неповиновение не слепо против повиновения. Неповиновение — над и повиновением, и так называемым неповиновением, описываемым в словарях. Неповиновение — это просто утверждение вашего разума: « Я беру на себя ответственность и буду делать всё, что моё сердце, моё существо считает правильным. Я не буду делать ничего, что идёт против моего разума».
Всю мою жизнь, с самого детства до университета, меня осуждали за неповиновение. И я настаивал: « Я не проявляю неповиновения. Я просто пытаюсь установить, установить при помощи собственного разума, что правильно, что нужно сделать. И я беру на себя всю ответственность за это. Если что-то получается неправильно, это моя вина. Я не хочу осуждать за это никого другого только потому, что мне сказали это сделать». Но это было трудно для моих родителей, для моих учителей, профессоров.
У меня в школе было обязательным ношение кепки, и я вошёл в старшую школу без кепки. Тут же учитель сказал:
— Разве ты не знаешь, что кепка обязательна? Я сказал:
— Такая вещь, как кепка, не может быть обязательной. Как может быть обязательным головной убор? Обязательна голова, не кепка. Вот я и пришёл с головой, но без кепки; может быть, вы пришли с одной только кепкой.
— Ты — странный человек, — сказал учитель. — В кодексе школы написано, что без кепки ни один студент не может войти в школу.
— Значит, нужно изменить кодекс, — сказал я. — Он написан человеческими существами, не Богом; а человеческие существа могут ошибаться.
Учитель не мог поверить своим ушам. Он сказал:
— Что с тобой не в порядке? Почему ты не можешь просто надеть кепку?
— Проблема не в кепке, — сказал я. — Я хочу понять, почему она обязательна, причины этого, результаты. Если вы не можете этого объяснить сами, можете отвести меня к директору, и мы это обсудим.
Ему пришлось отвести меня к директору.
В Индии бенгальцы — самые разумные люди; они не носят кепок. А пенджабцы, самые неразумные, простодушные, — они ходят в тюрбанах. И я сказал директору:
— Видя эту ситуацию, — что бенгальцы не носят кепок, и они — самые разумные люди в стране, а пенджабцы носят не просто кепку, но туго обвитый тюрбан, и они — самые неразумные... Если это действительно так или иначе связано со степенью разумности, я предпочёл бы не рисковать ею.
Директор выслушал меня и сказал:
— Этот мальчик упрямый, но то, что он говорит, не лишено смысла. Я никогда об этом не думал — это правда. И мы можем сделать это правило необязательным. Каждый, кто хочет носить кепку, может это делать; но если кто-нибудь не хочет, в этом нет надобности — потому что это не имеет ничего общего с учёбой.
Учитель не мог поверить своим ушам. На обратном пути он мне сказал:
— Что ты сделал?
— Ничего, — сказал я, — просто объяснил ситуацию. Я не испытываю гнева, я буду счастлив надеть кепку. Если вы чувствуете, что это действительно помогает развитию разума, почему только одну? Я могу надеть две кепки, три кепки, сколько угодно кепок, если это поможет моему разуму!.. Я ни на кого не в обиде. Но вы должны доказать, какую эта кепка имеет ценность.
